Таинственный опус Абу-Али мог существовать вполне реально — так же как утерянная при нашествии газневидских войск «Книга беспристрастного разбирательства». Но двойственности в его философии, а тем более мистицизма не было. Двойственность была бы в том случае, если бы он слепо шел по пути, проторенному Аристотелем, между тем как именно против этого говорят его перипатетические труды, и именно против такого безоглядного преклонения перед авторитетом Философа выступал он сам. Истина скорее всего заключается в том, что в роли арбитра между «восточными» и их оппонентами Абу-Али утверждал возможность свойственными перипатетикам рациональными средствами обосновать то, что в иной, образной форме стремились выразить «восточные», — монистический взгляд на бытие. И вполне возможно, что в идейной образности этой формы самовыражения он видел недостающий ему способ утверждения идеи единства сущего, которая по самой своей сути диалектична и которую в рамках аристотелизма Ибн-Сина мог передавать главным образом в негативных терминах. А что касается его отказа от взглядов, изложенных в «Книге исцеления», то придавать ему следует не большее значение, чем его прежним заверениям касательно неприятия им в младенческом возрасте исмаилитского учения о душе. В конце концов аль-Джузджани сам говорит, что к созданию «Книги исцеления» как комментария к аристотелевским сочинениям Учитель приступил по его, аль-Джузджани, предложению; следовательно, о дани какой-то моде серьезного разговора быть не может.

Неоплатонистско-суфийские символы в учении Ибн-Сины, таким образом, играют служебную роль и нуждаются в истолковании, приводящем их в соответствие с содержанием метафизики как науки о началах физики. Оставшаяся же после этого внешняя, образная их оболочка не отбрасывается — она утилизируется в «практической философии», имеющей своей целью не истину, а благо. Генезис этой двойственности теологической части метафизики был нами уже рассмотрен в связи с разбором философского наследия аль-Фараби. Двоякая функция указанной части «теоретической философии», как мы отметили, явствует из места, занимаемого ею по отношению к «практической философии». Ниже мы увидим, что в еще более четком виде разграничение между этими двумя частями метафизики проводится в классификации наук, разработанной Абу-Али по образцу, предложенному Абу-Насром.

Глава II. КЛАССИФИКАЦИЯ НАУК

Что касается средневековой арабо-мусульманской науки, сыгравшей авангардную роль в развитии научной мысли всего тогдашнего средиземноморского культурного ареала, то во всей широте своей она была философски обобщена, систематизирована, развита и в энциклопедической форме изложена в «Книге исцеления» и ее сокращенных вариантах. В этом своем труде Ибн-Сина не выдвинул никакой новой научной программы, и в то же время его энциклопедия воспринимается как сочинение, несомненно, эпохальное.

Эпохальность «Книги исцеления» состоит в том, что она отразила в себе специфику научной культуры мусульманского средневековья, отличающую ее как от культуры античности, так и от культуры западноевропейского средневековья. Специфика же эта заключалась в стремлении арабо-мусульманских ученых установить связь между умозрительным знанием и практикой, притом практикой не только нравственной и политической жизни, но и жизни производственной, повседневной жизни вообще. Ведь недаром крупнейшие философы мусульманского средневековья были очень, часто и советниками при покровительствовавших им правителях, и практикующими врачами (последнее обстоятельство в свое время привлекло внимание Гегеля, но лишь как некий курьез).

Указанная особенность средневековой арабо-мусульманской науки нашла свое воплощение в разработанной Ибн-Синой классификации наук, на базе которой он и создавал свои энциклопедические работы. Вслед за Аристотелем Абу-Али делит философское знание на две области, из коих одна входит в компетенцию теоретических наук, а другая — практических. В основе этого деления лежит отношение предмета знания к действиям, исходящим от человека: теоретические науки исследуют вещи, в бытии своем не зависящие от человеческой деятельности, а практические — саму эту деятельность; цель первых — постижение истины, цель вторых — достижение блага. Логика как «инструментальная» наука предваряет все остальные науки.

В теоретические науки входят физика, математика и метафизика. Последовательность этих трех наук, которые Ибн-Сина характеризует соответственно как низшую, промежуточную и высшую, или «божественную», определяется степенью их связи с чувственно воспринимаемыми предметами и их движением: «Из этих трех наук ближе всего к людям и к их пониманию наука о природе, но в ней особенно много неясности»; в математике «меньше неясностей и путаницы, потому что она удалена от движения и изменения;» предметом же метафизики выступают не отдельные вещи, а сущее как таковое и те его состояния, которые «неотъемлемо присущи ему» (3, 141). Связь теоретических наук с практикой осуществляется путем выделения в них первичных и вторичных, или, как теперь сказали бы, «чистых» (фундаментальных) и прикладных наук.

Чистая физика объемлет дисциплины, исследующие вопросы о существующих предметах вообще, о материи, форме, движении и перводвигателе; о простых телах надлунного и подлунного миров и о присущих им формах движения; о возникновении и уничтожении; о влиянии небесных тел и явлений на земную жизнь; о минералах; о растениях; о животных; о растительной, животной и человеческой душе. В прикладную физику входят медицина, астрология, физиогномика, толкование снов, наука о талисманах, наука о волшебстве и алхимия. Чистая математика включает в себя арифметику, геометрию, астрономию и теорию музыки. К чистой арифметике в качестве ее прикладных дисциплин примыкают индийское десятеричное счисление и алгебра; к геометрии — наука об определении площадей, механика, искусства, связанные с изготовлением гирь и весов, градуированных инструментов, оптических приборов и зеркал, а также гидравлика; к астрономии — наука составления астрономических и географических карт; к теории музыки — искусство изготовления музыкальных инструментов.

В этом перечне наглядно отражаются характерные для мусульманского средневековья дифференциация наук и укрепление их связи с ремесленным производством, торговлей и повседневной жизнью, требовавшими развития опытного знания, а в известных пределах и экспериментальных методов исследования, которые в значительно большей мере, чем в античной науке, побуждали исследователя учитывать не только качественные, но и количественные аспекты изучаемых процессов. Связь с реальной, повседневной жизнью подчеркивается и включением в прикладные науки астрологии, алхимии и магии. Астрологию Ибн-Сина отвергал, но тот общий ее принцип, согласно которому земные явления так или иначе обусловлены движением небесных тел, соответствовал и его собственным воззрениям (указанный принцип в эпоху средневековья делал астрологию абсолютно неприемлемой дисциплиной именно с точки зрения теологии). Критическим и в то же время вполне серьезным было отношение Абу-Али к алхимии. С помощью этого искусства, писал он, добиваются изменения не столько видообразующих, сколько привходящих и сопутствующих характеристик металлов, таких, как цвет, запах и вес. Превращение веществ друг в друга, вероятно, было бы осуществимо, если бы были известны их сущностные, видообразующие характеристики, но таковые, к сожалению, неизвестны, ввиду чего и нельзя рассчитывать на возможность их создания или устранения искусственным путем. Ибн-Сина категорически выступал против объяснения тех или иных таинственных явлений вмешательством сверхъестественных сил, но он не позволял себе с порога отвергать все то, что в средние века считалось магией, по принципу «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Касаясь отношения Абу-Али к магии, Ибн-Рушд впоследствии заметил: и в самом деле, многое из того, что кажется невозможным нам, в действительности не всегда является таковым.