В письме Чичерина турецкие националисты увидели только одно: в соответствии с «Манифестом мусульман России и Востока» любой народ имеет право на самоопределение. Чичерин поставил точки над «i»: «Если вы хотите сотрудничать с нами, если хотите получить нашу помощь — организуйте сначала референдумы в Курдистане, Лазистане, в Восточной Фракии и в Армении». Бедный Халил-паша, ожидающий поздравлений в связи с получением от русских двух миллионов фунтов золотом, 60 тысяч винтовок и 100 пушек, все забыли о его письме!

Карабекир был в ярости: «Тогда как Антанта нападает на нас с Запада, большевики провоцируют население Армении, Курдистана, Лазистана и, будто этого недостаточно, Восточной Фракии отделиться от нас, вероятно для того, чтобы захватить их… Как можно быстрее следует оккупировать область Александрополя (города на востоке от Карса и на северо-востоке от Еревана), а если возможно, всю Армению, чтобы наши представители в Москве были посланцами победоносной армии». К счастью для националистов, их предводителем был Кемаль, а не Карабекир.

После двухнедельных раздумий Кемаль соглашается с Москвой. Чичерин предложил свои услуги в качестве посредника между турками, армянами и персами. Кемаль принимает это предложение и отменяет приказ о мобилизации, который он издал, чтобы бросить войска против армян. Помощь Советов стоит того и оправдывает забвение «варварских актов армян», которые еще недавно Кемаль так горячо разоблачал перед Национальным собранием.

Глава третья

УЖАСНОЕ ЛЕТО

«В те дни, — вспоминает сын Салиха Бозока, — ситуация была настолько критической, что однажды утром, когда я собрался в школу, отец сказал мне: „Вероятно, было серьезной ошибкой заставить тебя приехать ко мне… Кто знает, возможно, ты больше не сможешь увидеть мать и братьев“».

Летом 1920 года атмосфера в Анкаре была удушающей.

Ужасное лето началось с мятежа в Йозгате, расположенном вдали от Стамбула, на востоке от Анкары. Иозгат находился во власти очень влиятельной семьи феодалов Чапаноглу, которая контролировала не только этот регион, но и значительную часть Анатолийского плоскогорья. Надменные Чапаноглу не желали признавать никаких авторитетов, кроме собственного. Они собрали своих сторонников, организовав скачки, и объявили о своем решении во время роскошного ужина при свете факелов.

Кемаль немедленно принимает ответные меры и посылает на их усмирение Этхема-черкеса со своим отрядом. Этхем только что успешно подавил мятежи в Адапазары, Болу, Дюзге, оказав серьезную помощь Али Фуаду, командующему Западным фронтом.

Прибытие Этхема в Анкару с отрядом из четырех тысяч человек не прошло незамеченным. Восторженная толпа на улицах приветствовала своего спасителя. Высокий, с военной выправкой, словно офицер Генштаба, кем он никогда не был, излучающий силу, Этхем проезжал, окруженный бравыми телохранителями — черкесами, гордящимися своей формой и оружием. Кемаль удостоил Этхема высшей чести, предоставив в его распоряжение свою машину, единственную в Анкаре.

Кемаль не питает иллюзий: Этхем — всего лишь «баловень судьбы». Но разве бывший унтер-офицер не мог мечтать о еще более важной роли? Разве не встречают его чуть ли не как мессию? И когда его принимает Кемаль, окруженный важными военачальниками, Этхем неможет удержаться от того, чтобы не порисоваться. Мятеж в Йозгате? «Я уверен, что подавлю мятеж за пять дней, возможно — десять». Кемаль хранит молчание; он внимательно слушает, а затем уточняет несколько важных деталей, касающихся организации Западного фронта.

Вот что беспокоит Кемаля: как использовать силы Этхема и его боевой дух, не давая ему политической роли, на которую он мог бы рассчитывать в силу своих военных успехов. А операция в Йозгате только усложнила проблему, так как Этхем времени зря не терял. Ему поручили усмирить Йозгат, и он сделал это с присущей ему энергией и жестокостью: в результате ожесточенной атаки занял город, повесил тех, кто попался ему под руку, и по привычке, сохранившейся со времен его службы в «Специальной организации», сжег несколько армянских домов. Кемаль мог «искренне» поздравить его: Этхем действовал быстрее урагана!

Когда черкес проезжал через Анкару после «освобождения» Йозгата, за ним следовал внушительный караван с награбленным добром и скотом, захваченным в качестве трофея. В то время как толпа устроила ему восторженную встречу, командование армии придерживалось иного мнения. Февзи и Исмет оценили поведение Этхема как недопустимый спектакль и постоянно напоминали, что Национальное собрание приняло закон, требующий подчинения всех добровольческих сил военному министерству.

А что думал об этом Кемаль? Он сам познал экзальтацию партизанской войны в Триполитании, когда создавал отряды местных жителей против итальянцев. Но Кемаль уже не тот молодой человек, предоставленный самому себе в африканской пустыне. Он давно покинул мир индивидуальной авантюры. Он твердо убежден: невозможно освободить родину и построить государство с помощью партизанских отрядов.

Однако в данный момент Кемаль был вынужден признать, что престиж Этхема в зените, а Анатолия, казалось, готова к многочисленным авантюрам, как, например, той, что была предложена «Зеленой армией».

Эти два слова — «Зеленая армия» — окутаны атмосферой таинственности, дикости, исключительности, характерной для России и Турции накануне революции. «Зеленая армия» возникла на юге России, она состояла из крестьян, отказавшихся вступить в ряды Белой армии и скрывавшихся в лесах (отсюда — «зеленая» армия); это название и было заимствовано Карабекиром.

Миф значительно превосходит реальность. Через несколько недель после оккупации Стамбула в ответ на запрос Кемаля о помощи Карабекир отправляет в Анкару из Эрзурума письмо: «Я предлагаю назвать это объединение „Зеленой армией“. Известно, что „Зеленая армия“ в России нанесла серьезные потери тылам Деникина. Кроме того, зеленый цвет производит на наших людей сильное впечатление. Слово „красный“ может вызвать отрицательную реакцию как внутри, так и за пределами страны. А зеленая армия! Что это? Никто не знает, но почитает этот цвет».

В своих воспоминаниях Кемаль дает несколько более четкое объяснение: «После открытия Великого национального собрания в Анкаре было создано общество, названное „Зеленой армией“. Я очень хорошо знал его основателей, близких мне людей, но эта организация превысила первоначальные полномочия проекта по созданию национальной силы и поставила затем более широкие цели». Какие? Неизвестно. По мнению Кемаля, это тайное общество опасно и должно быть распущено как можно скорее.

Читая программу «Зеленой армии», погружаешься в странную смесь большевизма и исламизма. «Зеленая армия — организация, созданная на благо людей… Она состоит из послушного большинства, работающего на доминирующее меньшинство…» В ее основе можно найти принципы мусульманского закона, которому уже «тринадцать веков», с его исповедями, постами и пожертвованиями. Эта программа привлекла известных интеллектуалов и видных политических деятелей: Хаккы Бекиша, министра финансов правительства Анкары, Юнуса Нади, Халиде Эдип. Позже Халиде Эдип объяснит успех «Зеленой армии», так описывая восточный идеал: «Аморфная коллекция симпатичных идей, порожденных неудовлетворенным желанием».

Эти интеллектуалы поняли, что Запад, который их восхищал и формировал, хочет гибели их страны. «Зеленая армия» показалась им наилучшим убежищем от их собственных противоречий.

Но убежище может превратиться в западню. Вскоре после Йозгата к Этхему обратился министр финансов, генеральный секретарь «Зеленой армии», предложив ему вступить в ассоциацию. В своих мемуарах Этхем выставляет себя в выгодном свете: «Я спросил его: „А Кемаль-паша в курсе?“ — „Естественно, — ответил он. — Как мог бы я заняться делом такой важности без его приказа?“»

Насколько дисциплинирован Этхем! И какое непостоянство Кемаля, который через несколько дней требует роспуска «Зеленой армии», но затем, после того как Бекиш смог переубедить его, оставляет ее. Определенно, дело темное…