В начале семидесятых годов прошлого века ежегодно истреблялось около двух с половиной миллионов бизонов. К 1880 году к югу от железной дороги их не осталось вовсе. В 1883 году десятитысячное стадо к северу от нее было уничтожено за несколько дней с помощью нехитрого приема: у каждого известного его водопоя была устроена охотничья засада. Все животные должны пить. Все эти бизоны были убиты.
К концу XIX века во всей Северной Америке осталось менее тысячи бизонов. И вот тогда, в самую последнюю минуту были приняты меры по их охране. Общество любителей природы с помощью правительства сумело собрать уцелевших животных вместе и присоединить их к тем, которые сохранились в зоологических садах и в частных парках. Очень медленно, но численность бизонов начала увеличиваться. Нынче на участках прерии, превращенных в национальные парки, живет около 35 тысяч бизонов. Но как бы тщательно их не оберегали, число это вряд ли увеличится. Маловероятно, что люди уступят им еще земли.
Прерии бизоны делили со стадами другого жвачного животного, напоминающего антилоп, — вилорога, получившего это название за форму своих коротких рогов с двумя отростками. Вилороги не принадлежат ни к истинным антилопам, ни к истинным оленям, а представляют собой древнюю промежуточную группу. Некогда численностью они соперничали с бизонами. Оценки их популяции в XIX веке колеблются от 50 до 100 миллионов. Вилороги не были такими большими и могучими, как бизоны, и спасались от хищников вроде волков, полагаясь на свою быстроту. Они лучшие бегуны среди животных Северной Америки и способны развивать скорость до восьмидесяти километров в час. Но от охотников-людей быстрота их не спасала. Истребление вилорогов велось столь же безжалостно, и к 1908 году их осталось всего 19 тысяч. К счастью, теперь и они взяты под охрану, и численность их приближается к полумиллиону.
На просторах, где прежде бродили неисчислимые стада бизонов и вилорогов, теперь пасется ввезенный из-за моря высокопородный домашний скот. Бесспорно, людям нужно мясо. Но ирония заключается в том, что трава прерии способна прокормить втрое меньше скота, чем тех диких животных, которых эволюция создала, чтобы они питались именно этой травой.
Травянистые равнины в сердце Азии лежат примерно на тех же широтах, что и американская прерия. По большей части они менее плодородны, поскольку расположены в центре самой обширной континентальной массы на земном шаре и получают мало дождей. Почва во многих областях летом сухая и пыльная, а зимой глубоко промерзает. Тем не менее и там живут большие стада жвачных. Сайгаки принадлежат к истинным антилопам, несмотря на свой фантастичный вид. Размерами и общей формой их тела напоминают овечьи, но вот головы у них поразительны: огромные выпученные глаза, простые, торчащие вверх рожки янтарного цвета, отличающие самцов от самок, и завершающий нос короткий гибкий хоботок. Ноздри широкие и круглые, а внутри их спиралью расположены железы, слизистые протоки и карманы, занимающие столько места, что снаружи верхняя часть морды приобрела заметную выпуклость. Предназначен этот необычный аппарат для того, чтобы согревать и увлажнять поступающий в легкие воздух, а также очищать его от пыли.
Сайгаки непрерывно движутся по степи, ощипывая скудную траву. Они обладают способностью заранее определять надвигающиеся изменения погоды: во всяком случае, они внезапно переходят с неторопливой трусцы на быструю рысь и бегут так несколько дней, чтобы не попасть в буран.
В XVIII веке сайгаки были широко распространены от берегов Каспийского моря на западе и границ пустыни Гоби на востоке, а численность их достигала астрономических размеров — за одну охоту убивались десятки тысяч без особого ущерба для стад. Но по мере того, как в степях начало появляться все больше людей со все лучшим огнестрельным оружием, охота на сайгаков обретала возрастающую интенсивность, поскольку их мясо ценилось высоко.
К 1829 году они полностью исчезли с заметной части своего ареала, лежавшей между Уральскими горами и Волгой, а к началу нашего века осталось менее тысячи особей. Казалось, вид был обречен на неминуемое вымирание.
Затем кто-то понял, что никакое другое животное, дикое или домашнее, не способно превращать степную траву в мясо с такой эффективностью, как сайгаки. Если их не станет, огромные степные пространства не будут производить ничего, годящегося человеку в пищу. Охоту на них запретили, а уцелевших сайгаков охраняли и берегли, словно элитный скот.
То, что произошло дальше, похоже на чудо. По-видимому, сайгаки от природы приспособлены к резкому сокращению своей численности вследствие, например, сильной летней засухи или слишком суровой зимы: их самки обладают чрезвычайной плодовитостью. Они спариваются в четырехмесячном возрасте, когда еще не кончили расти. Во время беременности юные самки почти не прибавляют в росте, но после отела картина меняется, и к следующему брачному сезону они окончательно становятся взрослыми. После этого три четверти самок приносят двух сайгачат. Такая поразительная плодовитость позволила сайгакам очень быстро преодолеть последствия самой страшной из всех когда-либо постигавших их катастроф: столкновения с людьми, пользующимися ружьями. За пятьдесят лет несколько сотен этих антилоп размножились до двух миллионов с лишним. Так что теперь в Советском Союзе четверть миллиона сайгаков отстреливается на мясо.
Та же история с массовым истреблением огромных стад произошла и в вельде на юге Африки, но там — во всяком случае для одного вида — спасение в последнюю минуту не пришло. Когда в начале XIX века европейские колонисты, обосновавшиеся в Капской области, начали продвигаться на север, они оказались на чуть всхолмленных травянистых равнинах, где бродили несметные стада антилоп нескольких видов: спрингбоков и беломордых бубалов, конгони и белохвостых гну. Спрингбоки были столь многочисленны, что совершали постоянные миграции в поисках новых пастбищ. При этом они объединялись в столь уж гигантские стада, что казалось, будто весь ландшафт пришел в движение. Перед их мириадами бледнели даже массы вилорогов и бизонов в Северной Америке.
В 1880 году один ученый высказал мнение, что в таком стаде во время миграций спрингбоков было никак не меньше миллиона.
Жило там множество и других крупных травоядных, принадлежавших к группе, которая сыграла особую роль в истории человечества, — к лошадям. Древние лошади появились в прерии Северной Америки. У них в желудках тоже были бактерии и простейшие, помогавшие им усваивать питательные вещества из листьев, но они сумели обойтись без сложного желудочного аппарата жвачных. Долгое время они процветали и по существовавшему тогда на месте нынешнего Берингова пролива перешейку перебрались в Азию, в Европу и на юг — в Африку. В Америке они со временем уступили место древним быкам и антилопам, а сами исчезли. В Европе и Азии они и их близкие родичи, дикие ослы, сначала служили объектом охоты, а затем были одомашнены. Нынче дикие виды там почти вымерли, лишь в Средней Азии сохранилось несколько небольших табунов. И только в Африке их еще много скачет по равнинам. Это великолепные создания, щеголяющие красивыми черно-белыми полосами. Открыто несколько видов: с узкими полосками зебра Греви, обитающая в сухих областях у пределов Сахары; два вида горных зебр на западе, а в вельде — пять видов саванных зебр. Квагга, входившая в число этих пяти, была менее полосатой — только на голове и шее, туловище же у нее было гладко-коричневой окраски, которая на ногах бледнела и переходила в почти белую.
И антилоп, и зебр белые поселенцы считали дичью, на которую охотятся ради мяса и ради развлечения. К середине прошлого века охотники начали замечать, что дичи становится словно бы меньше. Но истребление продолжалось столь же бездумно, как и прежде. Чтобы практически полностью истребить огромные стада, потребовалось каких-нибудь тридцать лет. К началу XX века беломордых бубалов сохранилось около двух тысяч. Спрингбоки влачили жалкое существование мелкими разрозненными группами. Горных зебр осталось меньше сотни. Дикие белохвостые гну исчезли, и только на фермах их содержали в неволе около пятисот. А кваггу истребили полностью. Мясо ее совершенно не ценилось, хотя шкура шла на изготовление обуви и легких прочных дорожных сумок. Но кваггу было легко отыскать, стрелять же и того проще. Последнюю дикую кваггу убили в 1878 году, а через пять лет в зоопарке умерла единственная квагга, содержавшаяся в неволе.