—Ты веришь в дьявола?— вдруг спросил он.

—Да, но ваш… твой рассказ настолько невероятен…

—Вот, человек!— воскликнул он.— Вот она, твоя вера! Неужели тебе всё нужно видеть своими глазами, чтобы поверить?! Где уж там роду людскому очиститься, если вера его ограничивается мифическими идеями, искаженными временем до неузнаваемости… Тогда вот что,— он резко поднялся,— помнишь дело Леонарда? Ему где-то тринадцать лет.

Я вспомнил ту шумиху в прессе и телевидении, когда кто-то предположил, что наступает конец света.

—Да, конец света,— как эхо повторил мою мысль Виталий.— Леонард— это Сатана… Ты не веришь, что он был здесь?

Неожиданно в коридоре послышался звон. В столовую вошел рыцарь в золотых доспехах. Скрежет и грохот был таков, что резало уши.

—Теперь веришь?— сказал Ветров, указывая на рыцаря.— Его нет, это плод моей фантазии.

Рыцарь постоял несколько секунд, потом растворился в воздухе.

Мои ноги подогнулись, я сел. Мой собеседник застонал. Схватившись за голову, он упал в кресло.

—С вами всё в порядке?

—Подобные шоу,— говорил Ветров,— обходятся моему организму очень дорого.

—Теперь верю,— был мой ответ.

Он усмехнулся и откинулся на спинку.

—Чтобы уж совсем от твоих сомнений ничего не осталось, я предложу проанализировать сегодняшнее положение российской экономики. Мы шагнули далеко за десять лет. Рубль стал в несколько раз дороже доллара. На иномарках ездят единицы, наивно считая, что это престижно, а «восьмидесятка» стала самой дорогой машиной в Европе. Благосостояние народа увеличилось в десятки раз. Что же это, если не чудо? Где находится преступность России? Она в страхе. Быть преступником гораздо опаснее, чем гулять ночью в трущобах. Друг мой, это всё сделано с моей помощью, как не чудовищна сия мысль. «Триумф» владеет почти всем миром. Теперь мы диктуем законы. Всеобщее благоденствие не за горами.

По-моему, он был похож на безумного, когда говорил.

—Возможно, я безумен,— вдруг ответил Ветров на мою мысль.— Не удивляйтесь, я могу читать мысли. Теперь ты мне веришь?

—Верю.

Через день приехал в «Райский сад» с женой, чтобы остаться у Ветрова на месяц. То, что я узнал от Виталия, не укладывается в разумные рамки. Впрочем, дорогой читатель, ты можешь не верить,— это твое право.

Во время наших споров Виталий часто, доказывая свою правоту, представлял проблему в идеале, потом же возвращался к общему. Как-то между нами состоялся довольно интересный разговор.

—Скажи, что такое казнь?— спросил он меня.

—Преступное деяние.

—Всегда?

—Абсолютно.

—Это ошибочное мнение.

Он резко встал из-за стола с бокалом вина и подошел к огромному окну.

—Бог мой!— тихо воскликнул Виталий.— Какая красота! Знаешь, я всегда мечтал жить в высоком красивом доме,  в лесу. Но ничто не длится вечно.

—Ты уходишь от ответа.

—Ничего подобного. Задавай любой вопрос, я готов на него ответить.

—Неужели казнь не может не быть преступлением? Это же убийство.— Я никак не мог представить себе, что казнь и убийство — разные понятия.

—Почему?

—Ну, возьмем типичный случай. Пойман убийца. Его вина доказана судом. Еще скажем, что и он признал свою вину. Это была не самозащита, а убийство из корыстных побуждений.

Виталий повернулся.

—Друг мой, это первая статья уголовного кодекса Объединенной Европы. Если даже суд из тринадцати присяжных проголосует за пожизненное заключение, то судья вправе наложить вето на решение суда. И правильно сделает.

—Но общество, предоставляя право судить одному лицу или даже тринадцати, не имеет права убить человека, права мстить.

—А кто говорит о мести? К черту месть! «Зуб за зуб, око за око»,— это уже не актуально. Зачем мстить? Месть— удел слабых, да и глупых к тому же. Запомни дословно или запиши то, что я сейчас скажу. Обществу просто не нужны такие люди. Человек совершил чудовищное преступление— убил человека. Человечество просто не нуждается в его услугах. Он может принести обществу больше вреда, когда, предположим, в тюрьме убьет своего сокамерника или любого другого заключенного. А вдруг наступит амнистия. Меняется президент и в ознаменовании начала своего правления объявляет амнистию. И наш убийца выходит на свободу…

—Ну уж это глупость! Амнистия не касается совершивших тяжкие преступления.

—Смотри, не скажи кому-нибудь еще! Десять лет назад, когда тебе было 17, и ты готовился к поступлению в Гуманитарную академию, пост президента достался господину Путину Владимиру Владимировичу. Была объявлена амнистия. Тогда освобождали и тех, кто имеет государственные награды. На свободу вышло множество мерзавцев, большинство из которых опять отправилось по проторенной дорожке совершать преступления. Счастье, что часть из них была наставлена на путь истинный, другая часть отправилась в преисподнюю хлебать собственноручно сваренную похлебку. Случись, что у нашего мерзавца есть какая-нибудь государственная награда, и случись подобная амнистия, он выйдет на свободу, чтобы вновь совершить убийство. Государственная награда ещё не гарантирует безгрешность ее владельца. И, заметь, до сих пор нет закона об амнистии.

—Но по-христиански… Библия…

—Дьявольщина!— Константин залпом прикончил остатки вина в бокале.— Библия— не уголовный кодекс. По этой книге выходит, что общество не имеет право не то, что на казнь преступника, а даже на задержание его, лишение его свободы, ибо лишать свободы не по-христиански. Власть и то есть насилие. Черт возьми, да это же анархия, где нет даже закона, ибо закон ограничивает свободу личности. Закон пишется для безумцев, не способных без указки не совершать преступлений.

—А если для людей, совершивших тяжкие преступления, не будет возможности выйти на свободу? Пожизненное заключение хуже смертной казни.

—Безусловно, если в этом случае этот преступник будет приносить пользу обществу, ну, положим, в качестве подопытного «кролика», или же на опасных работах. Иначе выходит, что наше общество будет их содержать на свои деньги. Налогоплательщики будут их кормить, одевать, содержать охрану и тому подобное. А это большие деньги. Выходит, что родственники или близкие жертвы оплачивают существование убийцы их родного или знакомого. Как ты на это смотришь? Это, по-твоему, нормально?

Я был озадачен. Потом нашелся и произнес:

—Это софизм. Абсолюта нет. Errare humanium est

[3]

.

—Безусловно, презумпцию невиновности ещё никто не отменял. А до смертной казни преступник должен прожить не менее полугода. Мало ли, может быть откроются какие-нибудь новые обстоятельства его дела. Что же касается смертников и их пожизненного заключения,— деньги, которые общество тратит на преступника, целесообразнее направить на более благородное дело, скажем, в детские дома.

—Ты действительно сын Сатаны, ибо способен запутать кого угодно.

—Нормальный, здоровый, работоспособный человек должен зарабатывать себе на пропитание собственным трудом, приносить пользу. В противном случае он не нужен обществу. Деньги на его содержание лучше отдать на воспитание ребенка.

—Это не гуманно.

—Не гуманно содержать тунеядцев, обкрадывая тех, кому помощь больше нужна,— скажем,— инвалидам и старикам. И вообще, к черту гуманность, если речь идет о справедливости и законе! Так я убедил тебя?

—Я способен поставить себя на твое место, понять тебя, но я не разделяю твою точку зрения.

—Что ж, этого вполне достаточно.

Я не буду описывать дальнейшие встречи, скажу только, что подобных споров у нас было множество.

13 ноября мне позвонил на работу Илья Пришвин и попросил срочно приехать. Он сказал, что Виталий хочет меня видеть.

Я нашел его в плохом состоянии в постели его комнаты. Ёли вышла вся в слезах. Ветров безжизненными глазами смотрел куда-то мимо меня. Я понял, что он ослеп.