Изменить стиль страницы

— Женолюб? О чем, черт возьми, вы говорите? — прервал он ее срывающимся голосом.

— Вы все прекрасно понимаете! — воскликнула Сильвия. — Женолюб — это такого сорта мужчина, которому каждый раз на ночь нужна новая женщина. Который…

— Не умничайте! Я знаю значение этого слова, Сильвия! — прервал ее Стил. — Итак, я попал в разряд женолюбов, не так ли? — продолжал он холодно. — И это потому, что вы — первая женщина, которую я за многие годы действительно захотел…

— И вы думаете, что я вам поверю? Продолжайте, продолжайте! Здесь ходит много слухов о вас и о ваших партнершах. Их списка хватило бы на целую книгу, нет, на целую библиотеку!

Трэвис поднял темные брови, и на губах его появилась усталая улыбка:

— Вам пора бы знать, что слухам доверять нельзя…

— Вы хотите сказать, что все те истории, которые мне рассказывали, пустые сплетни? — недоверчиво спросила Сильвия, сверкая голубыми глазами.

— Я хочу сказать, что эти слухи уже устарели, — сказал он неожиданно низким голосом, пристально глядя своими черными глазами в покрасневшее лицо девушки.

— Я не верю вам, — тихо сказала та.

— Почему же?

— Люди не меняются. Мы остаемся такими же, какими были… — Голос Сильвии предательски дрожал. Она перевела дыхание и вздрогнула, увидев Трэвиса совсем рядом.

— Оставьте! — воскликнул он, придвинувшись еще ближе и неожиданно резко сжимая ее плечи. — Вы знаете, что все это вздор! Какой вы были десять, пять лет назад? Такой же, как сейчас? — Лицо Трэвиса напряглось. — Думаю, что нет!

Сильвия почувствовала, что кровь отхлынула от ее лица. Пять лет назад! Почему он задал ей этот вопрос? О Господи! Пять лет тому назад произошло крушение ее жизни, пять лет назад она перенесла боль от рождения и смерти новой жизни, боль, которая сконцентрировалась для нее в несколько коротких, ужасных часов. Она была слишком молода, чтобы пройти через все это одной. Слишком молодой… слишком испуганной… Тогда ей была нужна его сила, был нужен он… Возможно, если бы ее родители не предпочли не замечать ее беременности и если бы они по существу не сочли за благо смерть ее крошки, то она, может быть, легче справилась бы с этим. Сильвия взглянула на свои руки; она сжала их так, что они побелели.

— О чем вы думаете?

Сильвия быстро подняла глаза. В его голосе послышалась еле сдерживаемая напряженность, которая напугала ее больше, чем любая иная его реакция. Она поспешно разжала пальцы и стала нервно разглаживать складки на голубой шерстяной юбке.

— Я… я как раз думаю…

— …О том, что было пять лет назад? — Сильвия сжала губы и с трудом кивнула. — Это было не очень хорошее время?

Девушка с трудом отвела взгляд от его гипнотизирующих глаз. О, в этих глазах можно было утонуть и попасть в рай…

— Да нет, не особенно!.. — ответила она дрожащим от волнения голосом.

— Что с вами тогда случилось?

Сильвия отвернулась и медленно покачала головой.

— Неужели вы думаете, что я скажу вам правду!

Губы Трэвиса скривились в жесткой улыбке. Блестящие темные глаза оценивающе смотрели на нее в течение нескольких показавшихся ей бесконечными секунд… Однако, когда он наконец заговорил, его голос был ровным и серьезным.

— Нет, Сильвия, не думаю. — Он отвернулся от нее и спросил: — Так будут ли в этом доме на Рождество мир и согласие? Или вы решили и дальше продолжать проводить политику молчания?

Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! — повторила Сильвия про себя, вылетая из кабинета Стила и громко захлопывала за собой дверь.

5

— Я уж думал, что он никогда не заснет, — сказал Трэвис, обгоняя Сильвию на лестнице. — Вы заглянете что-нибудь выпить перед сном?

Девушка заколебалась. Она собиралась подняться в свою комнату, принять ванну и пораньше лечь спать. Это был Сочельник, но настроение у нее было далеко не праздничное.

— Вы играете в шахматы?

Вопрос для Сильвии оказался настолько неожиданным, что она автоматически ответила утвердительно.

— А играете вы хорошо?

— Надеюсь, что да, — тихо ответила она, и в ее голосе прозвучала нотка раздражения, поскольку вопрос Трэвиса прозвучал так, словно он не допускал и мысли о том, что она способна на что-либо путное.

— Хорошо, тогда как насчет того, чтобы сыграть партию в шахматы и выпить по рюмочке? — на его губах заиграла поддразнивающая, такая очаровательная улыбка. — Обещаю не сердиться, если вы у меня выиграете.

Сильвия была в нерешительности. Черт возьми! Она терпеть не могла выглядеть несчастной, ненавидела себя за то напряженное, жесткое выражение лица, которое у нее появлялось всегда, когда он был поблизости. Где-то в глубине души она оставалась девочкой, любящей смеяться и наслаждаться жизнью. Разве она по-настоящему хотела рано лечь спать в своей одинокой спальне в Сочельник? Короткий кивок головы свидетельствовал о ее согласии.

Она не играла уже много лет и немного разучилась. Трэвис легко выиграл у нее первую партию, но во второй Сильвия всерьез взялась за дело и в третьей играла так хорошо, что они закончили вничью.

Трэвис собрал резные деревянные фигурки и стал укладывать их в ящик. Сильвия взглянула на свои наручные часики: оказалось, что они играли почти два часа.

— Вы играли очень хорошо, где вы научились? — спросил он.

Девушка сделала глоток мартини, согревая граненый бокал в руках, и ответила:

— Я сама научилась по учебнику, когда мне было восемь лет.

Его черные брови в удивлении поднялись.

— Здорово, — сказал он. — Ведь это довольно трудная игра. А родители вам помогали?

— Мои родители были совершенно другими, — с грустью ответила Сильвия.

Трэвис закрыл ящик с шахматами и с интересом взглянул на девушку:

— Что вы имеете в виду?

Она тихо вздохнула и пожала плечами:

— Я имею в виду, что они больше интересовались телевизором, скачками и посещением пивной. Интеллектуальные проблемы не интересовали их ни в малейшей степени.

— Я затронул больную тему? — тихо спросил Трэвис.

На лице Сильвии отразилось удивление.

— Нет, пожалуй, нет… Давно, когда я была маленькой, я хотела, чтобы они были другими, — сказала она с вымученной улыбкой. — Мне удалось поступить в хорошую школу. Там я была белой вороной. У нас не было блестящего автомобиля, мы не жили в богатом доме в престижном районе. Мои отношения с другими девочками были какое-то время трудными, вы знаете, как это бывает! — Она оглядела большую комнату, богато украшенную произведениями искусства, и быстро добавила: — А может быть, и не знаете…

— Вы думаете, я всегда так жил?

— А разве нет?

— Я знавал и другие времена, — протянул Трэвис, отпивая глоток виски.

Сильвии хотелось расспросить его. Она хотела знать о Трэвисе Стиле все, что только можно. Ее интерес был безграничен. Однако после вчерашней размолвки она старалась не вести разговоров на личные темы.

— Итак, вы не осуждаете их?

— Моих родителей? — Сильвия с нарочитой осторожностью поставила свой бокал на столик для закусок. — Нет. Они делали для меня, что только могли, — в их понимании, конечно…

— А вы хотели бы, чтобы было по-другому?

Девушка пожала плечами:

— Это все в прошлом. Мы такие, какие мы есть…

— Эта фраза звучит как-то знакомо, — медленно проговорил Трэвис. — Где я мог слышать ее раньше? Ах, да! — Он широко улыбнулся. — Вспомнил! Вы так сказали во время обсуждения моей подмоченной репутации!

— Да, и эти слова справедливы, — отозвалась Сильвия с горячностью. — Никто не может изменить себя. Внешний облик может от времени меняться. Мы можем даже выглядеть убедительно в другом образе на какое-то время, но, в конечном счете, вы не можете изменить того, что составляет вашу суть.

— Значит, вы по-прежнему считаете меня отчаянным сердцеедом, — бросил Трэвис насмешливо.

— Но ведь не всегда гувернанток соблазняют в лесу их работодатели, не так ли? — резко сказала Сильвия, неловко откинувшись на софе, когда его смеющиеся глаза встретились с ее взглядом. Как он может сидеть здесь и говорить все это после того, что он сделал?