— Да, труба дороже, но она не потребует затрат на эксплуатацию, а вентилятор будет потреблять электроэнергию,

— Зато тяга трубы непостоянна и зависит от погоды, а тяга вентилятора более надежна.

— Тягу можно регулировать, зато в трубе практически нет ничего, что может выйти из строя. Она чрезвычайно надежна…

И так далее. Обратите внимание — предметом спора постоянно остается вентиляция. Так спорить могут люди, представляющие ее суть. И не имеет значения ни их образование, ни партийная принадлежность, ни личностные качества. Их интересует лишь вентиляция, причем заинтересованы выбрать наилучший вариант. В таком споре действительно может родиться истина.

Второй тип следует назвать бюрократическим, и выглядит он так.

— Надо ставить электрический вентилятор потому, что Ленин сказал: коммунизм — это советская власть плюс электрификация.

— Нет, поставим трубу, так как Ленин сказал, что капитализм вылетит в трубу.

— Надо ставить вентилятор, так как он вертится, а Галилей сказал, что «она все-таки вертится!».

— Поставим трубу, как США на Аляску проложили нефтепровод, а США — это очень цивилизованная страна…

Итак далее. Если вы обратили внимание, в данном случае даже непонятно, кто спорит: на первый взгляд, оппоненты, а по сути — Ленин с Галилеем, которые вряд ли бы спорили, применяя такие доводы. Возможно, Ленин с Галилеем знали толк в вентиляции, но знают ли о ней что-нибудь сами спорщики? Да, у них неплохая память, однако еще лучше — у простого магнитофона (он может точно воспроизвести то, что на нем раньше записали), не говоря уже об ЭВМ. Ни о какой истине в этом споре говорить не приходится, так как для спорщиков главное не истина, а показ своей мудрости.

Третий тип спора— политический. Ведется он примерно так.

— Эти бывшие партократы опять предлагают свой вентилятор.

— А эти красно-коричневые снова требуют свою трубу…

И так далее. Здесь об истине тоже речь не идет, поскольку задача спорщиков — как можно быстрее и сильнее измазать грязью политических противников.

В этой книге поиски истины основаны только на первом виде спора, потому что я — инженер и мне по-другому не интересно. По той же причине в книге мало цитат, подтверждающих какие-либо выводы, в основном, цитаты — это факты.

Давайте начнем с того, что в качестве примера я дам третий вид спора — когда спорящий, не зная, что ответить и что предложить по существу, пытается скомпрометировать оппонента в надежде, что слушающие спор и не понимающие сути вопроса поверят ему, а не скомпрометированному оппоненту. В данном случае со мною спорит доктор исторических наук и полковник В. Анфилов, который пытается представить меня (давайте говорить открытым текстом) идиотом и негодяем, который для обоснования своих выводов дает либо выдуманные факты, либо факты, которые по глупости не понимает. Анфилов выступил в «Независимой газете», и я даю текст его статьи полностью.

* * *

«Юрий Мухин… в своих книгах о войне… восхваляет Сталина, делая из него святого, и предает анафеме Жукова, пытаясь доказать, что тот «хам» и «бездарь».

Сразу же оговорюсь, что мое отношение к этим фигурам таково: Сталин — выдающийся государственный деятель, но и диктатор, совершивший тягчайшие преступления; Жуков — великий полководец, кумир, но не икона.

Именно такое, по моему пониманию объективное, отношение к Сталину и Жукову и стало причиной недовольства Юрия Мухина, не пожалевшего нескольких страниц для спора со мной. Правда, делает он это сообразно своему представлению о нормах приличий. Оставлю на его совести характеристики, обращенные в мой адрес: «грязный антисоветчик», «наглый потомственный подонок», «подонок, обжирающий народ, в угоду власти подделывающий историю». Человека, считающего возможным публично оскорблять оппонента, бессмысленно укорять. Но вот пройти мимо сути спора я как военный историк не могу.

К примеру, Мухин приводит цитату из книги генерала Г.П. Сечкина, в которой тот дает выдержку из моей статьи в «Красной звезде» (1988 г.): «Последняя проверка (1940 г. — В.А.)… показала, что из 225 командиров полков, привлеченных на сбор, только 25 человек оказались окончившими военные училища, остальные 200 человек— это люди, окончившие курсы младших лейтенантов и пришедшие из запаса». «То есть, — продолжает Мухин, — В. Анфилов придал «научную основу» сплетне, запущенной в оборот еще К. Симоновым в романе «Живые и мертвые» и Г.К. Жуковым в мемуарах».

Этот факт я привел еще в книге «Начало Великой Отечественной войны» (Воениздат, 1962 г.) и дал ссылку на архивный документ (Архив МО СССР, ф. 2, оп.75593, д. 49, л. 63). Симонов решил вложить эти сведения в уста героя романа — Серпилина. 19 марта 1964 г. писатель прислал мне «Роман-газету» № 1, 1964 г. с дарственной надписью: «Виктору Александровичу Анфилову на память с благодарностью. Через несколько месяцев пришлю Вам и вторую книгу, одно из самых важных для меня мест которой не могло бы быть написано, не прочти я Вашего интереснейшего исследования о начальном периоде Великой Отечественной войны. Уважающий Вас Константин Симонов».

Звания «наглого потомственного подонка» я «удостоился» от Мухина за то, что в книге «Грозное лето 1941 года» упрекнул бывшего замнаркома обороны, ведавшего вопросами вооружения, маршала Кулика, за ошибки, допущенные в организации производства и внедрения в войска автоматического и минометного оружия. Мухин же говорит, что Кулик «усиленно заказывал для армии и ППШ (выше он то же сказал о минометах. — В. А.) в достаточном количестве, а «срезал» их Вознесенский». В действительности же Сталин на апрельском (1940 г.) совещании в ЦК ВКП(б) резко критиковал Наркомат обороны за отсутствие в войсках минометов и автоматов. Сам же Кулик признался там: «В первую очередь беру вину на себя, ибо я ведал в течение 2,5 лет и сейчас ведаю оружием Красной Армии, но я сам полностью не смог снабдить минометами и не смог полностью освоить минометное дело».

Много страниц посвящены репрессиям среди командного состава армии. Цель Мухина — доказать, что Сталин поступил правильно. Ни одного документа он не приводит (явные фальшивки — не в счет). Мухина особенно раздражает, что Тухачевский и другие открыто выступали против Ворошилова (как наркома обороны) из-за его отсталых взглядов на военное строительство. Мухин же считает Ворошилова гораздо талантливее Жукова. При этом он игнорирует известный факт — Сталин (чье мнение для Мухина, по логике, должно быть абсолютным) снял Ворошилова в 1940 г. с поста наркома по неспособности последнего соответствовать должности. И в сентябре 1941 г. из Ленинграда Сталин убрал Ворошилова не потому, что, как пишет Мухин, тот был ранен, а за плохое руководство войсками Ленинградского фронта.

«Показания Тухачевского с подельниками рассмотрели на заседании суда их товарищи… и единодушно решили расстрелять за измену, — пишет Мухин. — Вы, конечно, скажете, что им Сталин приказал. Но дело в том, что ни тогда, ни сегодня (кстати, в другом месте Мухин сетует на сегодняшнюю всеобщую продажность. —В.А.) судьям никто и ничего приказать не может». Это ложь. Зачем же тогда Сталин накануне объявления приговора вызывал к себе днем 11.06.37 Ульриха, а в 16 часов 50 минут направил телеграмму: «Нац. ЦК, крайкомам, обкомам. В связи с происходящим судом над шпионами и вредителями Тухачевским, Якиром, Уборевичем ЦК предлагает всем организовать митинги рабочих, а где возможно — и крестьян, а также митинги красноармейских частей и выносить резолюцию о необходимости применения высшей меры репрессии. Суд, должно быть, будет окончен сегодня ночью. Сообщение о приговоре будет опубликовано завтра, т. е. 12 июня. Секретарь ЦК Сталин»?

Согласно сталинскому сценарию, ночью был объявлен приговор, а днем в спешке его привели в исполнение. Аналогичных документов можно привести десятки. По-видимому, предвидя это, Мухин упреждает: «Вы же все равно не поверите и будете кричать: «Сталин убил!» Тогда я должен сказать — правильно убил! Зачем Красной Армии нужны были трусливые и подлые маршалы, которые от угрозы сутки не поспать оговаривают себя?..» Да если бы дело сводилось только к угрозам «не поспать»…