– Виброзащита, – с улыбкой сказал незнакомец.

– И весьма эффективная, – добавил Майк.

Вращающиеся лопасти аэросистемы на миг остановились, машину подбросило, когда один из стражей попал под ее днище. Другой отпрыгнул, продолжая стрелять. Шофер развернул аэромобиль, направив его прямо на человека. Водителем он был великолепным. Движения его рук, лежащих на рулевом колесе, были плавными, как у скрипача. Лимузин ударил стража передним бампером, послав его в короткий смертельный полет, завершившийся в сотне футов, на остром обломке скалы.

– Мы отстаем от графика, – сказал незнакомец. – Двигаем.

Шофер прибавил скорость. По сторонам мелькали деревья – серые тени на фоне ночного сумрака.

Когда непосредственная опасность осталась позади, Майк вновь стал размышлять о той ситуации, в которой он оказался, и о своей чужеродности. Он повернулся к человеку, который казался ему главным.

– Что от меня потребуется?

– Что? – переспросил тот, посмотрев на него, и в его темных глазах мелькнуло что-то большее, нежели просто любопытство.

– Чем я заслужил эту свободу?

– Ничем, – сказал тот человек. – Мы освободили вас, потому что... Майк заговорил более уверенно:

– Не надо меня агитировать. Вы в некотором роде производите Революцию. Против Шоу. Предполагается, что на это наложен запрет, но кое-какие слухи просачивались и в студию, мимолетные и неясные. Чего вы хотите от меня?

Незнакомец помолчал несколько мгновений, потом вздохнул:

– Нет никакого смысла вводить вас в курс дела постепенно. И я не порицаю ваше желание сразу определить свое место. Вы будете заняты тихой работой на всем протяжении Революции – когда она наконец свершится. Вы никогда больше не вернетесь в Шоу. Это сделают другие люди.

Майк почувствовал себя так, словно его подталкивали, заставляли покорно двигаться с приливом, вместо того чтобы оседлать волну.

– Я хочу быть в первых рядах, – сказал он. Он вовсе не хотел быть в первых рядах, но он должен был хоть как-то влиять на свою жизнь, иначе он стал бы тем же самым, чем был в Шоу, – марионеткой, послушным инструментом.

– Это невозможно! Вы слишком нужны нам, и рисковать...

– Я буду в первых рядах, или же я выхожу здесь, – сказал он, взявшись за ручку дверцы.

Они смотрели друг на друга, и каждый старался заставить другого первым отвести взгляд. Ни единого звука, кроме журчания аэросистемы и шипения воздуха, вырывающегося из-под машины. Шофер и человек со сломанной рукой слушали и ждали.

– Вы на самом деле готовы взяться за это? – сказал наконец собеседник Майка.

– Да, черт Возьми, я готов. Снова воцарилось молчание. Потом незнакомец сказал:

– Хорошо. Вы меня убедили. – Он повернулся к шоферу:

– Блейк, отвези нас к доктору Мак-Гиви.

– Так я буду в первых рядах?

– Именно.

Вовсе не героизм и не отдаленно-возвышенные идеи заставляли его добиваться участия в действиях. Он не хотел снова барахтаться в болоте, где течение тащило его, не обращая внимания на то, куда хотел двигаться он. Если бы они требовали от него участия в борьбе, он добивался бы кабинетной работы. Он чувствовал себя так, словно теперь он сам определяет свою судьбу. И от этого ему было все-таки лучше.

– Что я буду делать, какова моя задача? Незнакомец протянул ему руку и пожал протянутую в ответ ладонь Майка.

– Прежде всего – меня зовут Эндрю Флексен. Я являюсь кем-то вроде офицера, дать более конкретное определение я, пожалуй, не смогу. – Он прервал рукопожатие. – Вашей задачей, раз уж вы добиваетесь действия, будет освобождение из Шоу Лизы Монваза.

Ночь отлетала назад, словно угольная пыль.

Глава 2

Она разделась, не зажигая света. Она подозревала, что с некоторых пор они установили здесь камеры.

Она затеяла игру сама с собой, пытаясь угадать, на что похожи тени: вот голова собаки, уши злобно прижаты, зубы оскалены; вот осанистая женщина, нарезающая на ломти каравай домашнего хлеба и втыкающая – что? – зубочистки в мякоть; вот паук...

Что-то еще...

Но она не могла увидеть себя.

Она забралась на мурлыкающую Колыбельную Перину и погрузилась в мелодию, которую испускали миллионы тончайших волосков, уговаривая ее подвергнуться массажу...

Она была утомлена.

Она думала о Майке и о Шоу. И где-то в глубине ее души, где-то очень-очень глубоко, таилось понимание, что это – две разные вещи.

Она уснула.

Глава 3

Анаксемандр Кокли был отнюдь не из тех людей, над которыми можно посмеяться. Он контролировал – в прямом и переносном смысле – семьсот миллионов человек. Он владел Шоу. Шоу принадлежало ему с самого начала – его изобретение, его борьба, его успех. Первые замыслы появились у него, когда ему было чуть больше двадцати. Но никто не поддержал его тогда: финансовые тузы так зациклились на идее традиционного телевидения, что не видели ничего дальше своих красных носов. Везде, куда бы он ни приходил, его ждали одни лишь нотации. Никто не желал вкладывать деньги в “безумные проекты”.

Это было двести лет назад. Но он не только добился успеха своего Шоу и жил, чтобы наслаждаться торжеством, – нет, кроме всего прочего, грандиозные доходы позволили ему смонтировать у себя самую совершенную, самую лучшую в мире установку компьютерной хирургии. Он мог покупать в банке органов ООН новые части тела взамен изношенных. Затем он создал собственный банк органов и покинул банк ООН; он жил на полном самообеспечении.

Он жил, чтобы торжествовать, – и торжествовал две сотни лет.

Ранние годы определили его дальнейший успех. В молодости он посвятил свою жизнь тому, чтобы делать деньги. У него были некоторые черты характера, помогавшие ему в течение всей жизни: воображение, безжалостность, жадность и стальная воля. Когда его отец умер, повесив ему на шею маленькую фирму, выпускавшую устаревшее оборудование для устаревших производств, Анаксемандр превратил свой завод в лабораторию. Он рискнул всем: доходами и имуществом, – и наконец “Кокли электронике” выпустила первого робота – робота-уборщика, который мог прибрать в помещении с любым видом покрытий, протискивая свое компактное тельце под самую низкую мебель, где домохозяйка могла бы убрать только ползком, натирая нежные руки и колени. Претворение в жизнь этой великой идеи открыло перед ним огромный простор – неразработанную жилу: выпуск машин для домашнего хозяйства и ремонта. Потом Кокли выпустил робокосилку, которая быстро передвигалась по траве (предварительное программирование по индивидуальным заказам в расширенном варианте или просто управление по радио в дешевом исполнении) и скашивала ее без посторонней помощи. За три года компания прошла путь от захудалой шестиразрядной фирмы до фирмы, входящей в первую сотню преуспевающих. Через пять лет ее доход составлял тридцать девять миллионов долларов в квартал – благодаря робомаляру и робогладильщику.

Робомаляр был, возможно, самой совершенной машиной, произведенной “Кокли электронике”. Это был паукообразный механизм, снабженный четырьмя валиками для внутренних работ, валиком и тремя кистями для внешних. Каждая нога была снабжена присоской, которая помогала робомаляру легко удерживаться на любой плоскости. Фактически изначальному успеху новинки способствовало ее умение двигаться по гладкой поверхности пика Ракатаха – его отвесный и лишенный малейших уступов обрыв был признан самым высоким на Луне.

Успех принес деньги. В конечном итоге он был поставщиком всей робопродукции для “Форд”, “Дженерал моторе” и “Дженерал электрик”. Затем наступил подъем серийного производства. Ежемесячно он получал сотни тысяч дохода. С этими деньгами он занялся строительством “Лабораторий Кокли по изучению мышления”. Именно эта организация и сотни ее работников воплотили Шоу в реальность.

От рождения идеи до ее осуществления прошло одиннадцать лет.

Он никогда не забудет ту ночь в 1991 году, когда пятьдесят специально приглашенных репортеров осторожно сели в кресла со-ощущения и погрузились – опять-таки осторожно – в ауры со-ощущения и испытали то же самое, что испытывал Элджернон Фоулер, кладя голову в пасть льва. Они познали его страх, его самонадеянность, его сексуальное напряжение. Они также разделили чувства и мысли акробатов, которые отталкиваются от своих шестов и трапеций и летят в воздухе в надежде встретить руки товарищей; и наиболее эффектно (“И наиболее удачно”, – думал Кокли) они сопережили смерть той очаровательной девушки (как же ее звали? Елена Петровоч? Петрович?), которая промахнулась и упала на арену с высоты в сто два фута. В эту ночь – в возрасте сорока лет – он изменил мир во второй раз. Роботы открыли новый виток в эволюции общества. Но Шоу было РЕВОЛЮЦИЕЙ.