Титания пристально смотрела на меня.

— Почему ты спрашиваешь меня об этом? — спросил я.

— Потому что так надо. Потому что мои инстинкты говорят мне, что твои ответы скажут о тебе то, что мне надо знать. — Титания сделал глубокий вздох. — Что ты думаешь о моей сестре?

Секунду я колебался: ответить вежливо или честно?

Честно. Почти всегда лучше быть откровенным. Это означает, что вам не придется беспокоиться о том, что вы запутаетесь в собственном рассказе:

— Я думал, что гнев Мэб был скверной штукой, пока не узнал, на что похоже ее расположение.

На это, думаю, Титания почти улыбнулась:

— Вот как?

— Она была сиделкой у моей постели в течение одиннадцати недель и каждый день пыталась меня убить. Она пугает меня до чертиков.

— Ты не любишь ее?

— Нет, в любом значении этого слова, которое я когда-либо слышал, — сказал я.

— И почему же ты служишь ей?

— Нуждался в ее помощи, — сказал я. — Это была ее цена. Чертовски уверен, что это не потому, что мне нравится обстановка в Арктис Тор.

Титания кивнула:

— Ты не похож на других монстров, которых она веками лепила для себя по шаблону.

— Эээ… Спасибо?

— Я ничего не сделала для тебя, Гарри Дрезден, — она поджала губы. — Во многом, мы с ней похожи. И еще в большем, совершенно различны. Знаешь ли ты, во что верит моя сестра?

— В эффектный выход, — предположил я.

Губы Титании в самом деле дрогнули:

— В разум.

— Разум?

— Разум. Логику. Расчет. Холодные цифры. Превосходство ума, — в глазах Титании отразилась задумчивость. — Это еще одно, в чем мы расходимся. Я предпочитаю следовать мудрости сердца.

— Что означает? — спросил я.

Титания подняла руку и произнесла одно единственное слово. Воздух зазвенел от силы. Земля содрогнулась, разрывая мой круг и сбивая меня с ног на спину.

— Означает, — сказала она, голосом полным жара и ярости, — что ты убил мою дочь.

Птицы с криками разлетелись во все стороны, словно их выпустили из центрифуги. Титания подняла руку, и вспышка молнии обрушилась со штормового неба, выбив в земле дымящийся кратер размером с мою голову не далее, чем в ярде от меня.

— Ты осмелился прийти сюда! Чтобы просить меня вмешаться в дела моей сестры! Ты, кто предал мою Аврору смерти от железа!

Я попытался подняться, но добился лишь того, что Титания сгребла полы моей куртки и подняла меня с земли. Одной рукой. Она подняла меня вверх, удерживая над своей головой так, что ее кулак был прижат к моей груди.

— Я могу убить тебя тысячей способов, — зарычала она, ее глаза опалесцирующим вихрем меняли цвет. — Я могу разбросать твои кости по самым отдаленным уголкам Земли. Я могу скормить тебя моему саду и заставить кричать все это время. Я могла бы причинить тебе такие муки, что бы ты в полной мере повторил судьбу Ллойда Слэйта. Я хочу съесть твое сердце.

Я висел над разъяренной Королевой Лета и знал, знал наверняка, что не было ни одной проклятой вещи, которую я мог сделать, чтобы спасти свою жизнь. Я могу делать вещи, конечно, замечательные вещи. Но Титания боялась меня не больше, чем белый медведь полевую мышь. Мое сердцебиение стало чуть тверже, и это было все, что я мог сделать, чтобы не намочить мои долбанные штаны.

И вдруг произошло нечто воистину пугающее.

Ее глаза наполнились слезами. Они выступили и пролились по ее щекам. Титания, казалось, сникла. Она поставила меня на землю и отпустила.

— Я могу сделать все эти вещи. Но ни одна из них, — прошептала она, — не вернет мне мою дочь обратно. Ни одна из них не заполнит пустоту внутри меня. Потребовалось время, но мудрый совет Старейшины Граффа помог мне увидеть истину.

— Адские колокола. Старейшина Графф замолвил за меня словечко? Я должен этому парню пиво.

— Я не глупа, чародей. Я знаю, чем она стала. Я знаю, что должно было сделать. — Больше слез западало, сияющих как алмазы. — Но она была моей. Я не могу забыть, что ты отнял ее у меня. Я не могу простить тебе этого. Я оставлю тебе жизнь, покинь это место.

Мой голос звучал немного неуверенно, когда я заговорил — Если Колодец разрушат, ваше королевство рискует потерять столько же, сколько и смертные.

— Моё сердце говорит мне, что я должна ненавидеть тебя, смертный. Что бы ни говорил мой разум, — сказала Титания. — Я не стану помогать тебе.

— Не станете? А Ваше сердце случайно не подсказывает Вам, что произойдет, если все эти существа в Колодце вырвутся на свободу? Они бессмертны. Если охранные заклинания падут, огонь сдержит их на какое-то время, но в конце концов они освободятся.

Титания не повернулась ко мне лицом. Ее голос звучал устало — Мое сердце говорит мне, что у всего есть конец. — она замолчала, обдумывая — Но я расскажу Зимнему Рыцарю, который верит в свободу: ты должен научиться быть очень осторожным. Страх и сила, которую тебе пришлось познать имеет имя. Тебе следует знать истинные имена этих вещей.

Она повернулась и пошла ко мне. Мое тело советовало мне бежать оттуда к чертям, но я приказал ему заткнуться и мои ноги все равно очень дрожали. Титания встала на цыпочки и прошептала рядом с моим ухом.

— Немезида — выдохнула она — произноси это имя очень осторожно, иначе оно может услышать тебя.

Я моргнул — Что… Что это?

Она повернулась и пошла прочь от меня.

— Прощай же, чародей. Ты говоришь, что люди должны быть свободны. Это верно. Я не стану сковывать тебя своими знаниями. Сделай свой собственный выбор. Выбери, каким должен быть мир. Мне всё равно. Для меня в нём осталось слишком мало света. Благодаря тебе.

Относительно небольшая стая птиц, всего несколько сотен, взмыли в воздух между мной и Титанией. Когда они улетели, её уже ни где не было.

А я стоял там, давая своему пульсу замедлиться, вместе с вращающимися облаками. Я чувствовал себя препаршиво. Когда я убивал Аврору, у меня едва ли был другой выбор… но это не отменяет того, что я при этом навсегда лишил мать ее маленькой девочки. Я чувствовал себя словно человек в лодке с одним веслом. Как бы сильно я не грёб, я всё равно не мог никуда добраться.

Но по крайней мере, теперь у меня было имя, в добавление к силе, о которой мне рассказали Леди.

Немезида.

И оно было известным.

Дождь, который уже было стих, внезапно начался снова, хлынул сплошным потоком. У меня закралось мрачное подозрение, что Титания решила удостовериться, что я промокну до нитки. Она не убила меня, по крайней мере, пока. Но мне было чертовски ясно, что я ей не нравлюсь.

Ночь стремительно приближалась, и когда она настанет, на свободу собирался вырваться настоящий кошмар. И ещё был не самый худший сценарий.

Я опустил голову и сгорбил плечи, в попытке хоть как-то защититься от дождя, и двинулся к выходу из Магического Хеджа.

Глава 31

Я поймал такси и отправился к своему следующему пункту назначения: Кладбищу Грэйсленд.

Там было своего рода оживленно, все же это Хэллоуин и все такое. Грэйсленд является одним из самых больших национальных кладбищ, как бы Атлантик-Сити среди погостов. Оно переполнено памятниками мужчинам и женщинам, у которых, видимо, было слишком много денег, чтобы швыряться ими, пока они были еще живы. Повсюду были статуи и мавзолеи, сделанные из гранита и богато украшенного мрамора, некоторые из них выполнены в стиле Древней Греции, на другие, очевидно, большее влияние оказал Древний Египет. Там есть один храм практически натуральной величины. Современные стили различных памятников варьируются от невероятной красоты до абсолютно возмутительной экстравагантности. Художники и магнаты, архитекторы и изобретатели все вместе безмолвно лежат здесь сейчас.

Прогуляйтесь по Грэйсленд и вы можете обнаружить, что потерялись в лабиринте воспоминаний, множестве имен, которые более никто из живущих не сможет связать с конкретными лицами. Я спросил себя, минуя некоторые из старейших памятников, есть ли хоть кто-нибудь, навещающий их сейчас. Если вы умерли в 1876 году, это означает, что сейчас где-то живут ваши пра-пра-или даже пра-пра-пра-внуки. Посещают ли люди могилы тех, кто ушел так давно?