Эви вновь фыркнула, стремясь закрепить и развить скромные успехи, которых ей удалось добиться, хотя бы в собственных глазах.

— Очень хорошо.

Не будучи в состоянии придумать что-либо еще, она набрала полные легкие воздуха, зажмурилась и нырнула.

В грязной воде Эви ничего не видела вокруг себя, но для того, что она задумала, зрение ей не требовалось. Она собиралась развязать шнурки на ботиночках и выскользнуть из них, справедливо полагая, что именно они тянут ее вниз и что потом она сумеет вытащить обувь из грязи. Разумеется, она рисковала потерять их вообще, как только оттолкнется от дна, но она готова была сыграть в эту игру с высокими ставками. Лучше проходить остаток дня босиком, чем терпеть снисходительное отношение к себе Мак-Алистера.

Развязать мокрые шнурки оказалось делом совсем нелегким, но она сумела распутать узел на одном ботинке, перед тем как почувствовала, что задыхается. Она вынырнула на поверхность и вновь набрала воздуха. Эви успела услышать, как Мак-Алистер окликает ее по имени, но предпочла не обратить на него внимания.

Ей понадобилось еще три раза погрузиться с головой, но в конце концов она освободилась от одного ботинка и даже вытащила его из грязи. С триумфальным криком: «Ага!» — она вынырнула на поверхность в четвертый раз и едва не ударила Мак-Алистера в челюсть своим башмаком — то есть, не ударила только потому, что он успел перехватить ее руку на лету.

— Какого дьявола вы там делаете? — пожелал узнать он.

Эви тряхнула головой, а потом провела рукой по лицу, протирая глаза.

— Мне кажется, это вполне очевидно. Снимаю свои ботинки.

Мак-Алистер забрал у нее башмачок.

— А со стороны казалось, будто вы тонете.

— В луже глубиной в четыре фута? — презрительно фыркнула она. — Я не настолько маленького роста, если хотите знать. Хотя так вам и надо! Подумать только, бросить меня одну барахтаться в этом болоте! А теперь прошу простить меня, мне надо достать второй ботинок… Нет! — Она выставила перед собой руки, когда он потянулся было к ней. — Я сама.

— Вы уже доказали, что хотели.

Он отвел ее руку в сторону и прижал к себе.

Эви ничего более не оставалось, кроме как обнять его за шею и радостно улыбнуться.

— И что же именно я доказала? — полюбопытствовала она, спеша насладиться плодами своей победы.

Мак-Алистер подхватил ее другой рукой под колени и понес к берегу.

— Что вы умны, как сам дьявол.

Это не совсем то, что признать ее независимой, решила Эви, но для начала вполне достаточно. В любом случае, сейчас она была не в настроении затевать очередной спор, особенно когда его руки обнимали ее.

«Интересно, поцелует он меня или нет?» — раздумывала она, когда они подошли к самому берегу.

И хочет ли она, чтобы он ее поцеловал?

Эви исподтишка рассматривала его мужественное и красивое лицо — полные губы, которые так редко улыбались, твердую линию подбородка, означавшую суровую решимость, и эти удивительные темные глаза, которые сейчас явно избегали смотреть на нее.

Он сказал, что она не предназначена для него, и хотя она сама заявила ему, что предназначена тому, кому предназначена судьбой, Эви все больше склонялась к мысли, что никому не составит пары. Она считала себя независимой женщиной, и таковой намерена была оставаться и впредь.

Но сейчас она уже не была в этом так уверена. Да и как могло быть иначе, если случайного прикосновения, иногда даже одного взгляда этого мужчины оказывалось достаточно, чтобы сердечко ее начинало учащенно биться?

И как могла Эви оставаться твердо уверенной в себе, когда она слышала, как он смеется? Один только звук его чудесного смеха открыл неведомые и доселе запертые двери в ее сердце. А осознание того, что это она вызвала его смех — пусть даже невольно, — принесло ей такое удовлетворение и удовольствие, о которых она даже и не мечтала.

Эви очень хотелось, чтобы Мак-Алистер снова рассмеялся. Она хотела, чтобы он вновь посмотрел на нее таким взглядом, от которого у нее по коже бегут мурашки, а в ушах начинает шуметь кровь. Она хотела, чтобы он прикоснулся к ней. Она хотела его самого.

Нет, она совсем не была уверена, что не предназначена никому.

И да, ей очень хотелось, чтобы он поцеловал ее.

На тот случай, если он тоже думал о такой возможности, Эви покрепче обвила его шею руками, так что их лица оказались в опасной близости друг от друга. Кончики его волос щекотали ей пальцы, и ее вдруг охватило нестерпимое желание протянуть руку и развязать шнурок, которым они были перехвачены на затылке. Сейчас его грива потемнела, отчего сочный каштановый цвет превратился в угольно-черный. Кудри Мак-Алистера выглядели просто потрясающе, совсем как у пирата из какого-нибудь душещипательного романа Кейт. И Эви в который уже раз представила себе, каково это — запустить пальцы в его густые волосы. И подивилась про себя — ну, не странно ли, что она так настойчиво думает об этом и грезит этим?

Ее пальцы дрогнули у него на шее, словно обретя способность жить собственной жизнью. Движение это было слабым, легчайшим, едва заметным, но Мак-Алистер явно ощутил его. Взгляды их встретились, и Эви готова была поклясться, что на мгновение она увидела в его глазах отражение собственного желания.

Конечно, он поцелует ее. Поцелует обязательно.

Не отводя глаз, он медленно опустил ее, и ноги ее коснулись болотистого берега. Казалось, на долгое-долгое мгновение она замерла в его объятиях, глядя ему в глаза и чувствуя, как дрожит от желания каждая жилочка в ее теле.

И вдруг Мак-Алистер стиснул зубы, на скулах у него заиграли желваки, и он отвел глаза. Ей показалось, что он вздрогнул всем телом — хотя, с таким же успехом, это могла быть она сама — и отпустил ее.

— Я уложу наши вещи. Надевайте свой башмачок.

Сделав ей это начисто лишенное романтики предложение, Мак-Алистер протянул ей ботинок, развернулся и зашагал к расстеленному на земле одеялу.

Значит, он не собирался целовать ее.

Поскольку, повернувшись к ней спиной, он не мог видеть выражения ее лица, Эви показала ему язык и сделала вид, будто намеревается запустить ботинком ему в голову.

Я уложу наши вещи? Надевайте свой башмачок?Из всех чудесных, замечательных и восхитительных вещей, которые он мог в тот момент сказать или сделать, Мак-Алистер оказался способен лишь на это?

Обида боролась в ней с раздражением. И, вполне естественно, она решила, что проглотить раздражение будет легче. Эви поднялась чуть выше по берегу, опустилась на траву и сунула ногу в мокрый башмак.

Ей и даром не нужны проявления нежности от таких бесчувственных чурбанов, как Мак-Алистер, кипела она. И уж, конечно, ей и даром не нужны его поцелуи. Она всего лишь позволила глупым фантазиям в очередной раз вскружить себе голову, только и всего. И разве не корила она себя за склонность предаваться мечтам, в которых неизменно фигурирует он, Мак-Алистер?

Очевидно, одного раза оказалось недостаточно, раз ей потребовалось болезненное напоминание.

Эви хмуро уставилась ему в спину и решила, что волосы его выглядят ничуть не романтично. Они просто мокрые, и выглядят таковыми, вот и все. Может, даже грязными и липкими.

И Эви перенесла внимание на шнурки своих ботинок.

А перебирать в пальцах грязные волосы не так уж и здорово, решила она. Она лишь запутается в них, и ничего больше.

И настолько абсурдной и нелепой показалась ей вдруг картина того, как ее пальцы запутываются в его влажных и грязных волосах, что Эви поневоле улыбнулась.

— Ну что, вы больше не сердитесь? — небрежно поинтересовался Мак-Алистер.

Эви подняла голову и обнаружила, что он смотрит на нее в упор. Первым ее побуждением было фыркнуть и отвернуться, но она сдержалась. В конце концов, он не сделал ничего такого, чтобы заслужить ее гнев. Нельзя же требовать от него, чтобы он полагал ее привлекательной и неотразимой. А в таком наряде это вряд ли возможно в принципе, удрученно подумала Эви, глядя на свое безнадежно испорченное платье. Должно быть, она выглядит сущим пугалом огородным.