– Нет. Все в порядке.

– Так, послушай, я сейчас приеду.

– Нет. Ни в коем случае. Мне хочется побыть одной.

– Дома? Будешь хандрить? А могу я узнать, по какому поводу?

Я вышел на улицу, потому что в баре стоял жуткий гвалт, и селна скамейку в непроглядной темноте.

– Послушай, Натан, я вешаю трубку.

– Нет, подожди минутку. А не прогуляться ли нам? Немножко прошвырнуться – это пошло бы тебе на пользу. Спорим?

Она повесила трубку.

Когда я вернулся домой, то обнаружил в комнате шкаф. Паула спросила, как он мне, и я ответил, что очень нравится. Я не шутил.

Марк с Евой пришли посмотреть на шкаф и поздравили нас. Казалось, Марк гордится мной.

Паула не собиралась на этом останавливаться. Она с нетерпением ждала, когда доставят занавески, которые она заказала не помню где, но Ева утверждала, что это единственный заслуживающий внимания магазин во всем городе. Планы насчет дивана и еще кое-каких милых вещиц, о которых Паула пока не хотела распространяться, но которые, по ее замыслу, постепенно займут свои места в доме.

Так как я ничего не говорил, она кинулась мне на шею.

– Я прошу тебя только об одном, Паула, – прошептал я ей на ухо. – Никаких разговоров насчет постели. Обещай мне.

После ухода Марка с Евой я, как бы в награду за ее обещания, а также чтобы доказать ей, что матрас не имеет никакой ценности для моих чувств, связанных с Крис (я даже хихикнул, когда она сморозила такую глупость), занялся с Паулой оральным сексом.

– Ну, как? – спросил я потом. – Убедилась?

Она попыталась добиться от меня большего, настаивая на своем под тем предлогом, что первый шаг сделан, но я ей объяснил, что смотрю на вещи иначе.

– Сожалею, но я не называю это сексуальными отношениями. Прости.

Вот так всегда бывает, дай палец – норовят откусить руку. С неожиданной для нее энергией она опять закатила мне скандал по поводу того, что я не хочу заниматься с ней любовью.

– Нет, это уже полный бред! Ну сколько это будет продолжаться?

– Откуда я знаю? – отрезал я. – Мне это тоже нелегко переносить.

– Ну что, что я тебе такого сделала, что ты меня так мучаешь, а?

– Тоже мне мучение! Есть люди, которым не с кем даже поговорить. Не с кем сходить в кафе. И когда они просыпаются по утрам, никого нет с ними рядом.

В конце концов она заперлась в ванной.

– Послушай, Паула, – уговаривал я ее через дверь, засунув руки в карманы и уставившись на носки своих ботинок. – Послушай, Паула, тебе ведь известно, в чем проблема. Она была с самого начала и никуда не делась. Поверь мне.

– Я не желаю тебя слушать. Оставь меня в покое.

– Ты должна уважать мое решение, Я ведь уважаю твои. Паула, выходи. Мне прекрасно известно, чем ты там занимаешься, это уже третий раз за неделю. Тебе следует быть осторожнее.

– А кто виноват? У меня что, есть выбор?

– А мне, по-твоему, весело? Ты думаешь, я не предпочел бы определиться раз и навсегда? Но представь себе, я к этому пока не готов! Я не готов жить с женщиной! Представь себе, это выше моих сил! Паула, я ничего от тебя не скрывал.

Она не ответила – вероятно, сжимала жгут зубами.

– А что, если мне сходить к психоаналитику? Как ты думаешь? Если у тебя есть кто-то на примете, я готов поговорить с ним. Я хочу рассказать ему, что со мной происходит.

Не подумайте, что я был неискренен. Я бы отдал все, что имею, чтобы избавиться от этого чувства неуверенности. Да я же мечтал о жизни счастливого дурака, я больше всего на свете хотел просто жить с женщиной! Проводить с ней дни и ночи, сияя блаженной улыбкой. Но имел ли я на это право? Был ли я на это способен – открыто жить с Паулой? Трахаться с ней, вместе читать книги, бывать на людях, ходить по антикварным лавкам. Ну почему, почему у меня все так непросто? И почему так больно?

Она вышла из ванной, прямиком направилась к постели и рухнула на нее. Даже трусики не надела.

– В одном я уверен, – вновь заговорил я. – Однажды утром я проснусь, и все мне станет ясно и понятно. И какое бы решение я ни принял, оно будет наилучшим для всех. Послушай, Паула, это же как роды. Надо набраться терпения. После ухода жены я чувствую, что во мне уже живет новый человек, только он еще не появился на свет. Еще не родился. Но успокойся, девяти месяцев тут не потребуется.

Она поманила меня пальцем. Я улегся рядом и прижал ее к себе. В эту минуту я от всей души желал, чтобы мне был дан знак с небес. Я был бы счастлив сообщить ей, что жребий брошен и что я даже согласен на ней жениться, если она захочет. Тогда я бы поставил крест на Крис, поставил бы крест на Мэри-Джо… Это было бы все равно что всадить себе две пули в сердце… насколько я мог об этом судить. От одной мысли озноб пробирал. Кто бы захотел оказаться на моем месте? А ведь сколько еще забот и хлопот это требовало… На следующее утро я встретился с Мэри-Джо. Я был в хорошей форме после часа гимнастических упражнений и двух больших стаканов апельсинового сока, который в гробовом молчании приготовила мне Паула. А Мэри-Джо успела посетить сеанс борьбы с Ритой, отчего цвет лица у нее был просто превосходный, да и настроение гораздо лучше, чем накануне вечером. Нет, она не выглядела безумно счастливой, она была такой, как всегда. Хотя в последние дни она радостью не искрилась.

Я пригласил ее в бар, который мне открыла Паула, располагавшийся на последнем этаже небоскреба; окна там были широко распахнуты, притом что жара была еще вполне терпимая, и вообще там было современно и в то же время уютно. Стоило все бешеных денег, но я знал, что Мэри-Джо будет приятно разок выпить кофе из красивых чашек, а не из пластмассовых стаканчиков. Два комплексных завтрака даже не уместились на столе. Мэри-Джо побледнела:

– Ты что, смерти моей хочешь?

– А ты не замечала, что настроение у тебя резко изменилось с тех пор, как ты ничего не ешь? По-моему, ты постоянно хандришь.

В то утро она вдобавок была какой-то перевозбужденной. Не пожелала мне и слова сказать насчет того, о чем плакала накануне, но была крайне взволнована одним открытием величайшей важности: Рамон носит ботинки с металлическими набойками.

Я протянул ей корзинку со всякими круассанами и стал дожидаться, когда она высвободит руки, зажатые между ног.

– Конечно, не спорю, факт интересный, – сказал я. – Но что это нам дает? Неужто это единственная пара обуви в городе? А? Как думаешь? Их, наверно, десятки тысяч?

– Но нам достаточно напасть на след того, кто носит ту самую пару. Ладно, я буду держать тебя в курсе.

Зная Мэри-Джо, я был удивлен, что она еще не наведалась в квартиру Рамона. С нее бы сталось. Но, к счастью, она еще не совсем лишилась разума и предпочла сказать мне о своих подозрениях, прежде чем совершить глупость, которая могла иметь для нее очень неприятные последствия. По части безответственности мне вполне хватало Крис.

– Хорошо, мы им займемся, – сказал я, – раз ты настаиваешь, внесем в это дело ясность. Но ты ничего не предпринимай без меня. Дай слово.

Похоже, она была удовлетворена и на радостях проглотила бриошь, довольным взглядом обводя соседние крыши, залитые в этот утренний час потоками золотистого солнечного света. Это же был наш город, и мы любили его. Мы всегда смотрели на него с нежностью, словно хотели наглядеться, прежде чем его разрушат. Шучу. Но вообще-то не хотел бы я в 2001 году быть ньюйоркцем. Я думаю и о других городах, пострадавших позже. Сегодня никто и нигде не защищен от бедствий. И все это знают.

Вдруг Мэри-Джо спросила, почему я на нее так смотрю, а я ответил, что не знаю.

– Мы поддаемся чувствам, – сказала она. – Не веришь? Трахаться – это еще не все. Я хочу сказать, что можно было бы и по-другому использовать время, которое мы друг другу уделяем. Трахаться – этого недостаточно для того, чтобы мы сблизились.

Я улыбнулся:

– Но это и не отдаляет нас друг от друга.

– Ну, не знаю, я в этом не очень уверена. Как будто это заслоняет что-то очень и очень серьезное. Я хотела сказать, что мы с тобой слишком заняты, чтобы думать об этом. Тебе так не кажется?