— Да, — согласился Одиссей. — Я обязан тебе жизнью, Эперит, а ты обязан мне. Но я не могу просить тебя пожертвовать жизнью ради острова, о котором ты ничего не знаешь.

— Ничего не знаю? — фыркнул Эперит. — Разве я не слышал, как ты и остальные воины из отряда говорили о каждой скале и утесе, каждой поросшей лесом горе, каждой оливковой роще и каждой девушке на Итаке? Я знаю названия всех мест на этом острове от страдающих на чужбине воинов. Его приметы столь хорошо мне знакомы, что я чувствую, будто родился здесь. Итака теперь и мой дом, и я верен ее царевичу. Я буду убивать тафиан ради тебя, даже если это означает верную смерть. Но если вы готовы меня выслушать, то у меня есть лучшее предложение.

Остальные посмотрели на него вопросительно.

— Мальчик-пастух сообщил нам то, что мы можем использовать. Он сказал: тафиане начинают беспокоиться из-за того, что опаздывает предназначавшийся им груз вина. От восстания против Политерса их останавливает только одно — обещание, что вино доставят сегодня.

— Вероятно, его доставили на том торговом судне, которое я видел заходящим в гавань, когда уходил спартанский корабль, — сказал Одиссей.

— Значит, нам нельзя терять время. Политерс явно послал несколько человек для сопровождения груза во дворец. Но если нам удастся их перебить и уничтожить груз, то тафиане восстанут. Возможно, нам даже не придется против них сражаться.

— У парня есть мозги, а не только мускулы, — заявил Галитерс, хлопая Эперита по плечу. — Хорошая идея. Как считаешь, Одиссей?

— Я считаю, что вам двоим нужно сражаться, а думать буду я. Груз вина — важный момент, но уничтожать его не следует. Наоборот, — он прищелкнул пальцами и улыбнулся, — я хочу удостовериться, что груз доставят во дворец в целости и сохранности.

* * *

Одиссей с подчиненными наблюдал, как торговый корабль выходит из гавани. Солнце садилось за горами на Самосе — с другой стороны пролива, который разделял два острова. Судно рассекало ровную поверхность воды, и она словно кипела по бокам корпуса, да еще казалась красной в лучах заходящего солнца. Моряки шли на север, за кораблем тянулась длинная овальная тень паруса. Через некоторое время он исчез из виду, а с воинов отряда Одиссея, наблюдавших за ним, будто спали чары. Они начали готовиться к засаде.

Вскоре отряд услышал скрип перегруженной повозки, которая катилась по дороге, идущей от гавани. Это была та же самая дорога, по которой итакийцы шли под приветственные крики горожан полгода назад. Однако теперь там звучали только голоса приближающихся тафиан, а время от времени — стук от удара палкой по спине какого-то несчастного животного.

Эперит ждал вместе с Одиссеем, скрываясь среди тополей, где произошла успешная драка с Полибом. С ними находились Антифий и еще пять воинов, которые напряженно ждали появления тафиан. Оставшиеся воины под командованием Галитерса и Ментора спрятались за каменной стеной с другой стороны дороги и готовили оружие к бою.

Юноша держал меч в руке, а Одиссей приготовил стрелу и огромный лук из рога, подаренный ему Ифитом в Мессении.

Рядом с ними Антифий тоже достал стрелу из колчана, висевшего у него на боку, лучник приготовился к стрельбе. Казалось, он перестал дышать, ожидая появления в поле зрения первого воина.

Как только Антифий натянул тетиву из бычьих кишок, из-за поворота дороги, идущей от залива, появился первый человек. Сразу за ним следовали еще два. Все были высокого роста и хорошо вооружены. Два вола тащили большую повозку с высокими бортиками. Еще два воина, старшего возраста и более тучные, сидели прямо за напряженно идущими животными. За спинами у этих двух мужчин стояло множество глиняных сосудов в плетеных корзинах, сделанных, чтобы амфоры не разбились при ударах друг о друга во время транспортировки, а ценное вино не пролилось.

Никто не пошевельнулся. Итакийцы много раз совместно участвовали в сражениях и знали, что время наносить улар еще не пришло. До того, как тафиане появились в поле зрения, Эперит ощущал волнение, но теперь, когда до начала боя оставались считанные мгновения, напряжение из его тела ушло, и юноша снова стал очень остро чувствовать все, что его окружало. Он улавливал мельчайшее движение, каждый звук и, несмотря на сумерки, даже каждую деталь во внешности врагов. Молодой воин заметил красноту их щек, и это означало, что они уже попробовали вино. Стало видно, как у них горят глаза — эти люди радовались, надеясь, что сегодня напьются до потери чувств. Но ночь для них никогда не наступит, их взгляды вскоре померкнут навсегда.

Одиссей тихо подал сигнал Антифию, показав вначале на себя, потом на возницу. Так он обозначил выбранную цель. Спутник сына Лаэрта кивнул в ответ и показал на тафианина, идущего первым. В тусклом свете раннего вечера стрелять будет не очень легко, но Эперит верил — оба его друга попадут по целям. Затем царевич встал на одно колено, подождал, пока его соратник сделает то же самое. А потом тетива их луков зазвенела одновременно.

Обе выбранные жертвы упали. Возница рухнул на бок и вывалился из повозки, а воин, который шел первым, схватился за горло — туда попала стрела Антифия. Потом тафианин рухнул на землю. Скрипящая повозка остановилась, и на мгновение воцарилась тишина. Выжившие наемники напряженно оглядывались вокруг. Затем Эперит вскочил на ноги и с криком бросился на них, подняв меч над головой. За ним последовали другие, безумно крича, пока преодолевали небольшое расстояние, отделявшее деревья от дороги.

Один тафианин предпринял попытку снять щит со спины, одновременно поворачиваясь к нападавшим, но не смог удержать вес, поскольку торопился, и выронил его. Мгновение спустя Эперит снес ему мечом голову с плеч, и она поскакала по дороге в направлении гавани. Оставшийся сидеть на повозке мужчина разрыдался и поднял руки вверх, прося сохранить ему жизнь. Говорил он на жутком диалекте, который звучал просто ужасно. Эперит понял, что этот противник не собирается принимать участия в схватке, поэтому проигнорировал его и стал искать еще одного воина, который, как он видел, уклонился от удара меча Галитерса. Последний из врагов понесся по дороге в город.

Антифий выбежал из укрытия вслед за своим командиром и поднял лук, чтобы застрелить убегающего тафианина. Но еще до того, как он успел выпустить стрелу, Ментор и другой воин перемахнули через каменную стену, бросились на тафианина и одновременно своим весом прижали его к земле. Противник яростно сопротивлялся, им удалось его успокоить только после того, как товарищи подоспели на подмогу.

Странно, но когда двух выживших тафиан привели к Одиссею, их поведение немедленно изменилось. Они словно поменялись местами. Когда Одиссей представился, старший, который лепетал, словно безумец, умоляя о пощаде, замолчал и уставился на царевича с вызовом. Однако молодой парень сжался от страха и стал просить сохранить ему жизнь. Он упал на колени перед сыном Лаэрта и обхватил его ноги руками.

— Не убивайте меня, господин! — кричал он с сильным акцентом. Произносимые им слова было трудно разобрать. — Сохраните мне жизнь, и я стану сражаться на вашей стороне против Политерса. Мы приплыли сюда в поддержку Эвпейта. Но после того, как он был низложен, многие из нас лишились оснований вообще оставаться здесь!

— Заткнись и не унижайся, сопляк, — проворчал его товарищ.

Ментор тут же дал старшему подзатыльник, чтобы заткнулся он сам.

— Я сохраню тебе жизнь, — сказал Одиссей. Стоявший на коленях мужчина удивленно поднял голову. — Если ты поможешь мне пробраться во дворец.

— Ничего не говори, Мент, — приказал старший тафианин и тут же заработал еще один удар. На этот раз у него из одной ноздри струйкой потекла кровь. Это показывало, что терпение Ментора на пределе.

— Что скажешь? — настаивал Одиссей. — Я дарую тебе жизнь. В обмен на это ты проводишь меня во дворец.

Внезапно воин заколебался, но когда Одиссей поднял меч и приложил острие к его горлу, то быстро сглотнул и кивнул.