Магнус залюбовался маленькой девочкой: пунцовые с мороза круглые щечки, золотистые кудряшки. Жаль, мать не надевает на нее юбочку. Розовую шелковую юбочку с кружевами, а еще белые носочки и туфельки с пряжками. И пусть бы она в этой юбочке танцевала. Но даже и в брючках с ботинками девочка прехорошенькая — с мальчиком ни за что не спутать.

Из окна Магнус не видел, что происходит по ту сторону холма, где на снегу лежала Кэтрин Росс. Он отошел заварить чай, вернулся с кружкой к окну и принялся ждать. Особых забот у Магнуса не было — живности осталось не так уж и много. К овцам он выходил еще вчера вечером — бросил им сена. А на участке в такую холодину, когда земля промерзает и повсюду снег, делать нечего.

«Бездельнику черт работу сыщет», — частенько приговаривала мать; Магнус живо представил ее и едва не оглянулся, ожидая увидеть в кресле у камина. Обычно она сидела, обернувшись поясом, набитым конским волосом, — спицы так и мелькают в руках. За день мать шутя вывязывала пару носков, за неделю — простенький, без узоров, свитер. Лучшая вязальщица во всей округе. Хотя за вещицы с модными, традиционными для острова Фэр-Айл узорами бралась редко. «И кой прок в этих цацках? — говаривала она, упирая на „цацки“ — Небось жарчее-то не будет».

Магнуса разбирало любопытство: какую еще черт сыщет для него работу?

Тем временем мать девочки возвращалась из школы, везя за собой порожние санки. Он видел, как она начала взбираться на холм, подавшись вперед и с трудом переставляя ноги — будто под непосильной ношей. Женщина поравнялась с его домом и глянула назад, на большую воду.

Магнус догадался, что ее внимание что-то привлекло. И подумал: а не выйти ли ей навстречу, не пригласить ли в гости? Вдруг она замерзла? Наверняка обрадуется возможности погреться у жарко натопленного камина, хлебнуть чайку с печеньем. Печенье у Магнуса оставалось, а еще — кусок имбирного пирога в жестяной коробке. Ему стало интересно, готовит ли женщина для своей дочки что-нибудь вкусное? И он решил, что вряд ли. Теперь не те времена. К чему затевать возню с выпечкой? Это ж придется взять глубокую миску, взбить в ней сахар с маргарином, влить, помешивая ложкой, патоку… Кому это надо, когда в Леруике продается выпечка с начинкой абрикосовой и миндальной, а имбирный пирог из магазина ничуть не хуже того, что пекла его мать?

Глубоко задумавшись, он упустил подходящий момент — мать девочки уже медленно удалялась. Ну ничего не поделаешь. В последний раз мелькнула ее голова в необычной шапке, вроде вязаного берета, и женщина скрылась с глаз, ступив в одну из ложбинок на неровном поле. Магнус заметил трех воронов, резко взметнувшихся в небо будто от выстрела. Но крика женщины не услышал — слишком далеко. Потеряв женщину из виду, Магнус тут же о ней позабыл. Не настолько она его интересовала, чтобы все время о ней думать.

Вверх по склону проехал на «лендровере» муж учительницы. Магнус знал его в лицо, хотя ни разу с ним не заговаривал. Обычно тот выезжал из дому рано поутру, а возвращался уже затемно. Может, на этот раз его задержал выпавший снег. Магнус, с тех пор как мать умерла, жил совсем один. Ему только и оставалось, что наблюдать, так что он был осведомлен о передвижениях всех соседей.

Из разговоров, слышанных на почте и в автобусе, Магнус знал: Алекс Генри работает в местном муниципалитете и его работа как-то связана с охраной природы. Местные были им недовольны. Мол, кому, как не им, лучше знать? Да и кто он такой, этот Генри, чтобы устанавливать свои законы? Местные считали, что промысловую рыбу поедают морские котики, и раз так, надо их отстреливать. Говорили, что таким, как Генри, зверье дороже людей. Магнусу котики нравились — их торчащие из воды морды казались такими забавными и дружелюбными. Что до него, ему котики не мешали. Но ведь он и рыбачить-то никогда не рыбачил.

Машина затормозила, и Магнус испугался — совсем как тогда, при виде Маргарет Генри. Вдруг Салли проговорилась? Вдруг ее отец явился сделать ему внушение: мол, нечего заманивать девушек к себе домой. Магнус подумал, что у этого Генри могут найтись и другие поводы для недовольства.

Хмурый Алекс Генри выбрался из машины. На вид средних лет, высокий, крепко сбитый. Узковатая в плечах куртка, тяжелые кожаные сапоги. Если такой затеет драку, противнику несдобровать.

Магнус отпрянул от окна, чтобы его не заметили, но Алекс в его сторону даже не посмотрел. Он перелез через ворота и пошел по следам той женщины. Магнус не на шутку заинтересовался. Вот бы посмотреть, что происходит у подножия холма. Не будь Алекса Генри, он вышел бы глянуть. Ему подумалось, что наверняка молодая женщина заметила машину Алекса и махнула ему, крикнув, чтобы тот остановился.

Пока Магнус ломал голову над тем, что же произошло, на дороге показалась молодая женщина — ее пошатывало, взгляд застывший. Похоже, она пережила сильное потрясение. Магнусу доводилось видеть людей в таком состоянии. Так выглядел Джорджи Сандерсон, когда понял, что выйти в море больше не сможет. И его, Магнуса, мать, когда умерла Агнес. Когда же умер отец, мать как будто вовсе не переживала. Казалось, жизнь и без отца будет идти своим чередом. «Ну что, Магнус, вот мы и остались вдвоем, ты да я. Ты уже большой, настоящая мне подмога». Мать говорила бодро, даже весело. Ни слезинки.

Магнусу показалось, что женщина плачет. Хотя как знать, может, это все холодный, бьющий в лицо ветер. Она забралась на водительское сиденье «лендровера», завела мотор, но машина с места не тронулась. Магнус опять задумался: не выйти ли к ней? Правда, шагов его она из-за шума мотора не услышит, увидеть через запотевшие окна тоже не увидит. Но можно постучать по ветровому стеклу. И спросить, что случилось. А там уже в дом проводить. И потом пригласить в гости еще раз, уже с дочкой. Но чем же он будет угощать девочку? Да вот хотя бы тем маленьким сладким круглым печеньем с розовой сахарной глазурью. И шоколадными палочками. Они втроем отлично проведут время за чаем. Где-то в доме до сих пор лежит кукла Агнес. Светленькая дочка этой молодой женщины наверняка захочет поиграть с ней. Нет, подарить куклу он никак не может. Он до сих пор хранит все игрушки Агнес. Но не случится ничего страшного, если девочка поиграет с куклой, вплетет ей в волосы ленточку.

Мечтания Магнуса прервал звук мотора — прикатил еще один «лендровер», на этот раз темно-синий, с человеком в униформе за рулем. Едва завидев плотную непромокаемую куртку, галстук и фуражку, которую мужчина надел, выходя из машины, Магнус пришел в ужас. На него тут же накатили воспоминания. Он снова оказался в каморке с масляной краской на стенах, ему задавали вопросы, он видел перед собой искаженный яростью рот, толстые губы. Тогда людей в форме было двое. Они явились к нему домой рано утром. Мать не хотела отпускать его одного, бросилась за своим пальто, но те двое сказали, что не нужно. Это произошло не зимой, раньше, было не так холодно, однако день стоял промозглый, задувал порывистый западный ветер, то и дело хлестал дождь.

Те двое… В самом ли деле говорил только один? Он запомнил одного.

Вспоминая, он вновь пережил случившееся, и его затрясло — чашка на блюдце, которое он еще держал в руках, мелко дребезжала. Магнус почувствовал, как губы сами собой растягиваются в ухмылку, выводившую мать из себя, — ухмылка была его единственной защитой против вопросов. И она же довела тогда следователя до белого каления.

— Это смешно?! — кричал следователь. — Маленькая девчушка пропала! По-твоему, это шутки, а?

Магнусу все это шуткой не казалось, но ухмылка словно приклеилась, окаменела. Он ничего не мог с собой поделать. И ответить ему было нечего.

— Ну? — продолжал орать следователь. — Чего веселишься, ты, извращенец?

И медленно поднялся из-за стола. Пока Магнус смотрел в замешательстве, как будто наблюдая со стороны, следователь сжал пальцы в кулак и обрушил его на лицо Магнуса с такой силой, что у того голова мотнулась назад и стул под ним закачался. Магнус почувствовал кровь во рту, осколки выбитого зуба. Следователь ударил бы еще, но напарник его остановил.