— Вы не больны, мисс Херст? Не можете же вы заболеть, когда я так счастлива!

— Я слишком много думала о тебе и потому не могла заснуть. Вот! Ну, теперь ты довольна?

— Ах, под тем, что вы говорите, всегда скрываются Другие чувства. — Флора была слишком проницательна. И кроме того, сегодня утром она была возмутительно самодовольна. — Я думаю, вы все еще беспокоитесь, что больше не понадобитесь мне. Мне казалось, вчера вечером я дала вам все необходимые заверения. — Но после этого Флора утратила свою взрослость и опять стала ребенком. — Я снова смогу ездить верхом. Ну не чудесно ли это? Я попрошу папу найти нам двух хороших лошадей, чтобы вы всегда могли ездить вместе со мной. Вы ведь ездите верхом, мисс Херст?

— Да, мне случалось.

— Вам понадобится амазонка. Мы должны отправиться в Дувр...

— Флора! Перестань обращаться со мной как с куклой, которую можно одевать и с которой можно играть как тебе вздумается. Неужели ты не понимаешь, что ведешь себя со мной недопустимо покровительственно?

Эти слова вырвались у Лавинии сами собой, но, когда она увидела, как сморщилось личико Флоры, она тут же ощутила раскаяние.

— Прости. Мне не следовало это говорить.

— Да, не следовало. Вас наняли не для того, чтобы вы разговаривали со мной таким тоном.

— Но меня не нанимали и для того, чтобы я постоянно принимала от тебя подарки.

— Другие люди любят подарки. Почему вы не такая, как все?

— Другие люди... Это глупый разговор. Как хочешь, я — это я, а не «другие люди».

Флора дулась ровно пять минут. Потом она очень тихо сказала:

— Я не знала, что веду себя покровительственно.

— Тогда не будем больше об этом говорить. Запомни только, что амазонка мне не понадобится.

— Может, вы еще передумаете. — Увидев выражение лица Лавинии, Флора поспешно добавила: — Грешно ссориться на Рождество. Мы должны быть преисполнены чувства любви.

День начался так скверно, но все равно это был день Флоры, и сердца всех, казалось, действительно были преисполнены любви к ней. Шарлотта ее нежно поцеловала, сэр Тимоти сказал:

— Ей-Богу, Флора, поделись со мной своим секретом, и ко мне, возможно, вернется зрение.

На что Флора вполне серьезно ответила, что ему, быть может, следует обратить молитвы к бабушке Тэймсон.

— Да, ей-Богу, может, она и в самом деле вовсе не умерла. Звонить среди ночи в звонок. Ужасно странно!

Как и следовало ожидать, Джонатан Пит громко расхохотался. Однако чуть позднее он как-то вдруг утратил свою склонность разражаться по каждому поводу смехом.

Случилось это в тот момент, когда Дэниел раздавал за завтраком почту. Мешок с почтой был доставлен из деревни вчера вечером, но среди всеобщего волнения о нем забыли.

Сунув руки в мешок, Дэниел выгреб оттуда несколько писем.

— Вот, дорогая моя, письмо тебе — с иностранной аркой. — Он внимательно взглянул на конверт. — Италия. Венеция. Кто же это пишет тебе из Венеции?

Шарлотта вскрыла конверт, взглянула на письмо, и листок бумаги вылетел у нее из рук. Она побелела как полотно и не стала даже пытаться скрыть, что потрясена.

— В чем дело? — спросил Дэниел.

— Мама, в чем дело? — осведомилась Флора.

— Это... это письмо от бабушки Тэймсон, — еле выговорила Шарлотта. — Тут наверняка какая-то ошибка.

Дэниел удивленно воззрился на нее:

— Разумеется, ошибка. Мертвые не пишут писем. Ну-ка покажи мне. Я думаю, оно несколько месяцев провалялось на почте.

— Иностранная почта! — заявил сэр Тимоти таким тоном, как если бы этим было сказано все.

— Она пишет, что едет сюда, — срывающимся голосом произнесла Шарлотта. — Датировано прошлой неделей! Посмотри, Дэниел.

— « Двенадцатое декабря, — начал читать Дэниел. — Как я уже писала тебе в начале лета, я испытываю большое желание умереть в Англии и быть похороненной вместе с моим маленьким Томом. Теперь я уже наметила план своего путешествия и надеюсь в очень скором времени тебя увидеть, но умоляю, не создавай себе никаких трудностей из-за меня. Я приеду тихо, без всякой суеты. Прости, что не пишу более подробно. Силы покидают меня. Особенно слабеют мои руки. Так же умирал и мой бедный муж. Палаццо я запру. Розового купидона, который тебе так понравился, я привезу с собой. Остальные вещи слишком громоздки, чтобы брать их в дорогу. Прости за неразборчивый почерк. Я плохо владею своими руками. Твоя любящая тетка, Тэймсон Баррата».

Флора вдруг захныкала:

— Вы мне сказали, что бабушка Тэймсон умерла!

— Конечно, умерла! — яростно воскликнула Шарлотта. — Это письмо — обман. Ужасный, злой обман!

— Кто же мог это подстроить? — с искренним недоумением спросил Дэниел.

— Откуда я знаю? — Шарлотта в отчаянии ломала руки. — Единственное, что я твердо знаю, — оно не от тетки Тэймсон. Как оно может быть от нее? Что же она — встала со смертного одра? Вы же ее видели. Доктор Манроу, Джонатан... вы все ее видели!

— А что ты скажешь о почерке?

— Не знаю, что и сказать.

— Посмотри внимательнее.

Дэниел положил листок бумаги перед Шарлоттой, и она с каким-то непонятным сопротивлением уставилась на неуклюжие каракули. Джонатан смотрел на письмо через ее плечо. Он уже больше не смеялся. Его грубое, но все же по-своему красивое лицо стало безобразным. Лавиния поняла, что это безобразие скрывала только его постоянная веселость. Однако сейчас она увидела его таким, каким оно было на самом деле; то же напряжение, отразившееся на лице Шарлотты, придало ее красоте тревожную жутковатость. Эта парочка, племянник и племянница старой дамы, проживавшей в Венеции, были чрезвычайно взволнованы.

— Мне кажется, почерк похож. Я плохо помню такие вещи. Остальные письма от тети Тэймсон я уничтожила.

— А как насчет подписи на ее завещании? Вы видели, как оно составлялось, мисс Херст. Каково ваше мнение?

Наступил черед Лавинии внимательно приглядеться к черным каракулям. Она подняла глаза в глубочайшем недоумении.

— Почерк невероятно похож. Не сравнивая их, я бы сказала, что это писал один и тот же человек. Не могла ли контесса допустить ошибку в датах — может, она написала это письмо до вашего прибытия в Венецию? А потом, возможно, забыла отправить его. Быть может, кто-то случайно его нашел и отправил всего лишь неделю тому назад.

— Наверняка так оно и было, — с явным облегчением воскликнул Джонатан. — Можете положиться на здравый ум мисс Херст.

— Да, вероятно, так именно и было. — Шарлотта начала нервно смеяться. — О Господи, ну и перепугались же мы все.

— Значит, не правда, что бабушка Тэймсон жива? — просила Флора. — Это не она вчера вечером звонила в колокольчик?

— Мы вынуждены предположить, что это произошло нечаянно, — сказал Дэниел. — В противном случае мы имеем дело с любителем розыгрышей — как здесь, так в Венеции. Слишком невероятно, как по-вашему. Кстати, Шарлотта, а остался кто-нибудь жить в палаццо? Я так понял, что итальянская служанка собиралась ехать тотчас же вслед за нами.

— Фернанда? Да. Но после смерти тети Тэймсон дом должны были продать. Обо всем этом знает мистер Маллинсон. Я думаю, палаццо открыли для предполагаемых покупателей и таким образом было найдено письмо.

— Возможно. Возможно. — Дэниел все еще был не вполне удовлетворен. — Мы узнаем, что удалось сделать мистеру Маллинсону. Но дата на письме остается для меня непонятной. Двенадцатое декабря. Тринадцать дней назад. С чего это, объясни мне, ради Бога, твоя тетка, разум которой ничуть не был помрачен из-за ее болезни, решила датировать письмо, написанное в середине лета, декабрем?

— Старая дама была не в ладах с цифрами, — заявил Джонатан. — Это я точно знаю. Она не могла сложить два и два. Эдвард и то лучше считает.

— Сложение цифр не имеет никакого отношения к названию месяца, — холодно возразил Дэниел. Он пристально смотрел на Джонатона, видимо рассчитывая что-то прочитать на его лице.

— Когда разум мутится, одно с другим всегда кажется связанным. Это медицинский факт, наверняка вам известный.