Изменить стиль страницы

Дальше все продолжается снова. Пока полицейские машины носятся вокруг, беспомощно врезаясь друг в друга, герой и героиня умудряются найти тираннозавра, безобидного и — никем в этом удивительно ненаблюдательном городе не замеченного, — заманивают его на корабль, который стоит в нескольких милях от пригорода, и возвращают на родной тропический остров, тем самым обеспечивая возможность для счастливой, неизбежной и коммерчески выгодной третьей части «Юрского периода». «Затерянный мир» — слабый и предсказуемый фильм и на все свои 100 миллионов долларов бюджета содержит мыслей, может быть, на 2,35 доллара; поэтому, естественно, он на пути к установлению рекордов кассовых сборов. За первый уикэнд показа он заработал 92,7 миллионов долларов.

Однако моя проблема заключается на самом деле не в «Затерянном мире» или любом другом летнем показе. Я не ожидаю от Голливуда черепно-мозговых испытаний в теплые месяцы года. Моя проблема в шести кинотеатрах «Сони» в Уэст-Либанон, Нью-Гэмпшир, и тысячах других пригородных кинокомплексов, как этот, которые делают с американскими кинозрителями то же, что тираннозавр Стивена Спилберга сделал с Сан-Диего.

Любой, кто вырос в Америке 1960-х годов или более ранней поры, вспомнит дни, когда поход в кино означал посещение заведения с одним экраном, обычно широким и, как правило, в центре города. В моем родном городе Де-Мойне главный кинотеатр (оригинально называвшийся «Де-Мойн») представлял собой роскошную экстравагантность с приглушенным освещением и декором, который напоминал египетскую гробницу. К моему времени он стал чем-то напоминать свалку — уверен, это из-за запаха, такого, будто где-то лежит дохлая лошадь, и, естественно, там не мыли с тех времен, как секс-символ немого кино Теда Бара была в зените славы, — однако просто находиться там, смотреть на большой экран в кубическом акре темноты было восхитительно.

Кроме нескольких крупных городов, почти все великие центральные кинотеатры к сегодняшнему дню закрыты. («Де-Мойн» закрыли еще в 1965 году.) Вместо них сегодня мы имеем пригородные мультиплексы с огромным количеством крошечных зрительных зальчиков. Несмотря на то что «Затерянный мир» — летний хит, мы смотрели его в зале почти смехотворных размеров, едва ли способном вместить девять рядов кресел, далеко не самых мягких и поставленных одно к другому так близко, что мои колени, честное слово, были натянуты на уши. Экран размером с большое пляжное полотенце был расположен так неудачно, что всем, кто сидел на первых трех рядах, приходилось смотреть практически вертикально вверх, как в планетарии. Звук был отвратительным, а изображение часто дергалось. До начала показа нам пришлось высидеть полчаса рекламы. Попкорн и сладости были возмутительно дороги, а продавцы запрограммированы на то, чтобы стараться продать то, чего вам не хочется и чего вы не просили. Короче, все в этом кинотеатре, похоже, тщательно продумано, чтобы сделать визит сюда сплошным разочарованием.

Я рассказываю все это не для того, чтобы пробудить в вас сочувствие, хотя за сочувствие всегда спасибо, а чтобы показать, насколько быстро подобное становится нормой для любителей кино в Америке. Я могу пережить некоторые аудиовизуальные недостатки, но не могу видеть, как исчезает волшебство.

Я как-то разговаривал об этом с одним из своих старших детей. Дочь внимательно, с сочувствием меня выслушала, а затем произнесла печальную фразу:

— Папа, — сказала она. — Ты должен понять, что людям не нравится чувствовать запах дохлой лошади, когда они приходят в кинотеатр.

Конечно, она права. Но если вы спросите меня, они просто не знают, что теряют.

Фактор риска

Хочу поведать о том, что мне представляется ужасно несправедливым. Поскольку я американец, а вы, слава богу, нет, мне кажется, что мои шансы преждевременно и скоропостижно скончаться вдвое выше, чем у вас.

Я знаю это, потому что только что прочел одну работу под названием «Книга рисков: поразительные факты об опасностях, которым мы подвергаемся каждый день» одного статистического умника (если использовать замечательный новый американский сленг для названия специальности этого типа) по имени Ларри Лодэн.

Книга содержит множество интересных и полезных статистических данных, по большей части касающихся непосредственно фермеров Соединенных Штатов. Так что теперь я знаю, что, если я вдруг займусь сельским хозяйством в этом году, шансы потерять какую-нибудь из моих конечностей возрастут в три раза, а вероятность смертельного отравления — вдвое по сравнению с тем, если бы я сидел тихо дома. Теперь я знаю, что вероятность того, что в ближайшие двенадцать месяцев меня могут убить составляет 1 к 11 тысячам, задушить — 1 к 150 тысячам, возможность того, что я погибну от прорыва дамбы, равна 1 к 10 миллионам, а получить смертельный удар по голове чем-то с неба — 1 к 250 миллионам. Даже если я останусь дома и буду держаться подальше от окон, оказывается, существует возможность, 1 к 450 тысячам, что я погибну от чего-либо еще до захода солнца. Лично меня это немного пугает.

Однако ничто так не беспокоит, как вывод, что, просто будучи американцем, стоя по стойке смирно у национального флага и полагая бейсбольный кубок главным предметом своего гардероба, я, в два раза вероятнее, чем вы, могу быть разрубленным на кусочки. Это не совсем правильный способ проводить естественный отбор, если вам интересно мое мнение.

Мистер Лодэн не объясняет, почему американцы представляют вдвое большую опасность для самих себя, чем британцы (это слишком грустно, осмелюсь сказать), но я много об этом думал, как вы, наверное, догадываетесь, и, если задуматься, ответ совершенно очевиден: Америка — очень опасное место.

Представьте только: каждый год в Нью-Гэмпшире более дюжины человек разбиваются в автомобильных авариях из-за лосей. А теперь поправьте, если я не прав, но крайне маловероятно, что подобное может произойти с вами по дороге домой из английского Сэйнсбери. Быть съеденным гризли или пумой, растоптанным буйволом или схваченным за лодыжку разъяренной гремучей змеей — эти случайности сокращают число нерасторопных американцев на десятки человек в год. Еще бывают природные катаклизмы — торнадо, обрушения склонов, лавины, сели, снежные бури и внезапные землетрясения; они едва ли случаются на спокойном маленьком острове на севере Европы, но каждый год убивают сотни американцев.

В конце концов, есть еще оружие. В Соединенных Штатах 200 миллионов единиц оружия, так что существует большая вероятность сыграть в ящик. Каждый год 40 тысяч американцев погибают от огнестрельных ранений, подавляющее большинство — по случайности. Просто чтобы было понятнее — 6,8 смертей от огнестрельного оружия на 100 тысяч человек в Америке по сравнению с несчастными 0,4 на 100 тысяч человек в Великобритании.

Короче, Америка — довольно опасное место. И все же, как ни странно, в этой стране мы беспокоимся по всяким мелочам. Подслушайте любой разговор в забегаловке Лу здесь, в Ганновере, — речь непременно будет об уровне холестерина и натрия, маммограммах и частоте сердечных сокращений в состоянии покоя. Покажите большинству американцев яичный желток — и они отскочат в ужасе, зато более вероятные опасности вряд ли их напугают.

Сорок процентов американцев никогда не пользуются ремнями безопасности, что я нахожу просто поразительным, потому что пристегнуться и создать себе шанс предотвратить полет через лобовое стекло, подобно Супермену, ничего не стоит. Еще более примечательно, что, едва в потоке последних газетных новостей промелькнуло сообщение, будто бы маленькие дети погибают от подушек безопасности в авариях, люди бросились выдирать эти подушки. Не важно, что в любом случае дети все равно погибли бы, потому что находились на переднем сиденье, где не должны находиться, и почти во всех случаях не были пристегнуты ремнями безопасности. Подушки безопасности спасают тысячи жизней, а многие выдирают их из-за странного предубеждения, что они опасны для жизни.