Немногим раньше полуночи 27 декабря отделение повстанческого отряда перегруппируется. В тот же самый момент силы Директората делают то же самое в Маникарагуа, в тридцати километрах к югу от Санта-Клары. Еще раз Че противопоставит классицизму батистовской армии свою способность к адаптации, которая идет у него от герильи и о которой Фидель Кастро не устает повторять, что он художник.

Восьмая борется против частей, поддержанных бронетехникой, что не мешает обратить их в бегство. Раненые и убитые начинают заполнять госпитали и кладбища. Че расскажет:

«Я отчитал в Ремеди осе одного из наших людей, который заснул во время боя. Он мне ответил, что у него отобрали оружие, потому что выстрел произошел сам по себе. Я ответил ему с моей обычной сухостью: «Тебе остается только достать новое ружье!» Позднее в Санта-Кларе, когда я встретил раненых, один умирающий взял меня за руку и сказал: «Ты помнишь, команданте, в Ремедиосе ты отправил меня искать оружие, так мне это удалось…» Через несколько мгновений он испустил дух. Вот какой была наша повстанческая армия!»

В Гаване глас народа объявляет о приближении барбудос, о которых говорят все с большей настойчивостью, что они благородны, великодушны с пленными, что они их не мучают и никогда не приканчивают, тем более не покинувших соратника в бою.

С сигарой в зубах, в облаке дыма Че движется за рулем своего «джипа» в середине Восьмой колонны. Указывает дорогу авангарду Рохелио Асаведо, за которым следует незаметное «отделение самоубийц». 28-го в два часа утра авангард проникает на окраину Санта-Клары. Два головных «джипа» встречаются только с двумя молочными грузовиками, и колонна достигает университетского городка немногим более чем за четыре часа.

Но молочник, должно быть, предупредил лояльный отряд, и бой разгорается раньше. Все воспламеняется прежде чем забрезжит рассвет. Авиация спешит бомбардировать пригород, где были замечены барбудос. Все же решающий момент наступает: население возводит баррикады, таким образом подтверждая свою твердую волю бороться за Революцию.

Вечером 28-го Че извлекает уроки из этого первого дня. В обязательном порядке нужно избежать стычек с танками на открытом месте. Затем использовать тактическую пассивность лояльной армии, чтобы разделить ее силы и изолировать их так, чтобы потом наступать на них по отдельности. Баррикады, построенные из машин, мебели — все это хорошо, — создают столько же препятствий танкам, и столько же действенных очагов для партизан и барбудос.

29-го до рассвета тактика внедрения, проповедуемая Че, позволяет повстанцам выгодно рассредоточиться по всему городу, извлекая максимальную выгоду из сумерек. По этому поводу команданте уточняет:

— Герильеро — это ночной боец. Ему нужно обладать всеми чувствами ночного существа…

29-е — ключевой день сражения. Наступающие не могут больше рассчитывать на эффект неожиданности, если армии Батисты удастся перегруппироваться и броситься в контратаку. Закон количества будет говорить в их пользу. Ни в коей мере Че не должен ослаблять напор.

Самолеты сменяют друг друга, не давая покоя баррикадам. Молодые, взрослые, старики бегут во все стороны. Потери тяжелые: на крышах много гражданских изрешечено пулями. Барбудос отчаянно бросают в бой последние силы; вражеские позиции сдаются одна за другой, нм не дается никакой передышки. Скоро Че может объявить по радио:

— Внимание! Здесь колонна № 8 «Сиро Редондо» повстанческой армии Движения 26 июля. Мы скоро объявим нашу программу Кубе и специально Лас-Вилласу. Штурм Санта-Клары закончится нашей победой.

Чтобы сбить с толку, штаб армии Батисты распространяет слух о смерти Эрнесто. На следующий день,

30 декабря, он сам с иронией опровергает эту новость по радио.

Приближается знаменитый железный монстр: эмиссары предупредили Че, что он направляется к Санта-Кларе. Наступил момент реализовать план, задуманный против него. Определено место, где рельсы должны быть подняты, барбудос используют для этого бульдозеры. Че расскажет:

«В этот день, 30 декабря, мы перерезали коммуникацию между центром Санта-Клары и бронепоездом. Видя себя окруженными на холмах Капиро, его пассажиры попытаются проскочить по рельсам. И со своим тяжелым грузом они попадут на разрушенную часть рельсов, что заставит сойти с них локомотив и несколько вагонов. Началась борьба, одна из самых яростных, в которой наши люди нападали на поезд с бутылками зажигательной смеси. Поезд, основательно защищенный, но предназначенный для борьбы на дистанции и против практически безоружного врага, наподобие колонизаторов с индейцами на североамериканском Западе. Окруженный людьми, подходящими совсем близко, чтобы бросить в него бутылки с зажигательной смесью, поезд превратился, благодаря бронированным пластинам, в печь для солдат. Скоро содержимое всех двадцати двух вагонов сдалось со своими пушками, противотанковыми автоматами и сказочным количеством боеприпасов в соотношении с тем, чем располагали мы».

Чисмосас, кубинское название зажигательной смеси, взяли верх над железным монстром, и с полным основанием.

Все это время в парке дель Кармен «отделение самоубийц» занимается провинциальной полицейской комендатурой, настоящим бункером. Бой чрезвычайной жестокости. В то время как другие барбудос продвигаются перебежками, согнувшись вдвое, чтобы как можно меньше подставляться под пули врага, Вакерито бросается вперед во весь свой прекрасный рост. Его сосед по атаке Тамайо кричит:

— Вакерито, ложись, тебя прострелят!

Не слыша больше выстрелов со стороны, куда тот исчез, Тамайо ползет к нему и находит его плавающим в луже крови, с расколотым черепом. Через несколько минут Че отдает честь капитану Роберто Родригесу Фернандесу, прозванному Вакерито, как самому отважному из своих людей:

— Нужно было бы сто человек, чтобы справиться с ним…

Люди из «отделения самоубийц» уходят на штурм со слезами, но и с удвоенной решимостью. Когда немного позднее один из них подходит к Че, чтобы подсказать ему, как освободиться от лейтенанта, которого только что взяли в плен, тот отвечает:

— Ты полагаешь, что мы похожи на них?

31 декабря в своей оливково-зеленой форме, грязной, порванной, со спутанной бородой и всклокоченными волосами, с рукой на перевязи, Эрнесто — доведенный до изнеможения солдат, но все еще на ногах, поддерживаемый своей страстью. Он командует, действует, поднимает дух одних, срывает свою необузданную горячность на других, он кажется неутомимым.

В этот последний день года — его, тридцатилетнего, приглашают вести переговоры с Рохасом, полковником провинциальной полиции. Две стороны не достигают соглашения, полковник возвращается в свое убежище, но, не видя проявления его частями энтузиазма вновь вступить в бой, он выбирает благоразумное решение: сдаться. Итак, бесконечная вереница более четырехсот человек в касках покидает место, бросает оружие перед менее чем ста тридцатью революционерами, в число которых попадают политические заключенные, освобожденные Асеведо.

Самолеты продолжают разрушать все в городе, пока пулеметы не заставляют их замолчать. В то же время, несмотря на существующую опасность, весь город ликует на улицах. Грандиозный фейерверк освещает ночь

31 декабря, переход из года надежды, каким был 1958 год, в год взятия власти, каким станет 1959 год.

1 января еще стреляют с десятого этажа Гранд-Отеля и особенно вокруг казармы Леонсио Видаль, самой большой крепости центра страны, которая укрывает по меньшей мере тринадцать сотен солдат. Че делегирует капитанов Нуньеса Хименеса и Родригеса де ла Вега требовать сдачи гарнизона… Установлен радиоконтакт с Гаваной. Сбежавший на самолете в Сан-Доминго Батиста переложил ответственность на полковника Кантилло. Последний отвечает, что он не может согласиться с таким ультиматумом и «со своей стороны он осуществлял командование армией, следуя букве инструкций лидера Фиделя Кастро». Тотчас же извещенный Фидель разражается смехом; Кантилло присоединился сам, хотя от него ничего не требовали.