Мистер Локвуд попросил об условном решении суда, вступающем в силу с определенного времени, если оно не будет оспорено и отменено до этого срока, и становящемся совершенно ясным и окончательным через полгода, и с полной уверенностью потребовал, чтобы дети до совершеннолетия находились под опекой его клиента.

Ну, как они могли отказать Вилли? Как?! Ведь Клер и Кэти были зарегистрированы как его дочери, и у судьи, независимо от того, тронула его оскорбленная невинность капитана О'Ши или нет, не было иного выбора, как следовать статьям закона. Младшие дети никогда не останутся под опекой виновной стороны, а поскольку ответчица отказалась от возражений по иску, то тем самым она автоматически признала свою виновность. Что касается соответчика, то его описали лишь как человека, «который воспользовался преимуществом гостеприимства, оказанного ему со стороны супруга, чтобы совратить его жену».

Кэтрин мерила шагами комнату, скомкав в кулаке ненавистную газету. При этом она громко говорила, даже не осознавая, что разговаривает сама с собой:

– Не было никакой пожарной лестницы на Мединна-Террас! Ах, эта злобная женщина! Да она же от начала до конца все выдумала или рассказывала то, о чем ее попросили, поскольку вряд ли эта деревенщина смогла бы сама додуматься до такой складной истории! А как они оклеветали Чарлза! О Боже! Миссис Петерс знала, что он просто осторожно выходил от меня, чтобы избежать скандалов со стороны Вилли, я сама просила его об этом! – Ее глаза наполнились слезами. – А Джейн, Джейн, которой я так доверяла!.. Зачитывая письмо Джералда, этот мерзавец просто воспользовался тем, что мальчик написал по своей неопытности и невинности, ничего не понимая, бедняжка! А несчастный Партридж! Ну зачем им все это понадобилось? Ну зачем они разнюхивали? Эти несчастные людишки никогда не знали, что такое любовь!

Дверь открылась, и в комнате появился Чарлз.

– Доброе утро, любовь моя. Ну как, мы будем завтракать?

– Чарлз, он же отнимает у нас детей!

– Зато в конце концов ты получила развод, – отозвался Чарлз и нежно поцеловал ее трясущиеся губы. – Разве я не просил тебя не читать эту газетенку?

Она с яростью высвободилась из его рук.

– Тебя совершенно не волнуютКлер и Кэти, да? Да как же можно допустить, чтобы Вилли забрал их к себе? Он же знает, что они – не его дети.

– Значит, он не получит их. Это всего лишь предписание суда, еще не доведенное до окончательной ясности.

– Он сделает это, несмотря на все мои протесты. Он и Анна. Анна выступила в суде с видом невинной овечки, и ее совершенно не волновало, какую рану она нанесет мне в будущем.

– Я всегда говорил, что, впутывая в это дело Анну, ты совершаешь ошибку.

– Нет, я совершила ошибку, послушав тебя и отказавшись от защиты. Ты читал последнее сообщение в газете?

– Я же просил тебя не читать газету!

– А я все-таки прочту тебе, что там написано. Вот, послушай! – И она, едва сдерживая слезы, прочитала следующее: – «Исход судебного разбирательства о разводе, возбужденного капитаном О'Ши, застал врасплох избирателей мистера Парнелла. Теперь все они склонны верить, что он все же сам смоет с себя обвинения, выдвинутые против него, и сможет отстоять свою моральную позицию. Люди пока настолько преданы ему, что не станут поднимать шум, однако все считают, что найдут способ оставаться ему верными, если ему удастся полностью оправдаться. Бытует мнение, что такого способа не найдется и он больше не сможет оставаться лидером…»

В дверь постучала Филлис.

– Мадам, я могу подавать завтрак?

Кэтрин посмотрела на Чарлза, застывшего, словно изваяние, возле камина.

– Да, Филлис. И побольше кофе, пожалуйста. Сегодня утром нам понадобится очень много кофе.

И Кэтрин упала на колени перед Чарлзом.

– Дорогой, неужели ты не понимаешь, что произойдет, если ты откажешься защищаться? Неужели ты не понимаешь, что скажет мистер Гладстон? Или королева? Я знаю, королева рьяная пуританка, но и она посещает светское общество. Я даже не представляю, как после всего этого мистер Гладстон осмелится появиться перед нею.

Он поднял голову.

– Совсем недавно тебя волновали только Клер и Кэти. А теперь – мистер Гладстон с королевой.

– Это из-за тебя, – прошептала Кэтрин. – Я в негодовании, ибо я волнуюсь за тебя.

– А потом ты подумала, что я не должен состязаться с твоей верностью.

– Но тут совершенно иное! На твоей совести три миллиона человек, не считая меня.

– Ты не на моей совести, – произнес он, положив руку себе на грудь. – Ты у меня здесь, в моем сердце. И я обязательно найду способ, чтобы дети остались с нами. Нам придется обжаловать постановление судьи. Если же это не удастся… то, полагаю, капитан О'Ши очень скоро выберется из своего финансового кризиса.

– Ты хочешь сказать… ты хочешь сказать, что намереваешься выкупить у него детей?

– Ну, положим, нам придется не выкупать детей, поскольку мы никогда не расстанемся с ними, а покупать его подпись на документе о его отказе от опеки над ними. Если понадобится, я продам Эйвондейл. Ну, дорогая, а где же наш кофе? Надеюсь, Эллен приготовила почки и бекон. Мне надо хорошенько поесть с утра. Я собираюсь на встречу с членами ирландской партии и не сомневаюсь, что все сегодня будут необыкновенно словоохотливы. Хотя им есть чем заняться и без этого. Вот так-то вот.

Кэтрин, обрадованная, что у Чарлза разыгрался аппетит, поскольку отсутствие его беспокоило ее уже давно, с надеждой в голосе проговорила:

– Надеюсь, они все же поддержат тебя. Ведь ты пока еще их лидер.

– Не-ет, они вцепятся мне в глотку. Но уверен, что сумею справиться с ними. Я совершенно не намерен уходить с политической арены именно в этот критический момент. – Он сел за стол. – А ты чем будешь заниматься?

Кэтрин посмотрела на серую полоску моря, вздымающуюся от яростного ветра, вспомнила о вчерашнем происшествии и вздрогнула.

– Посижу дома с детьми. Мне хочется, чтобы они все время были у меня на виду. – И про себя добавила: «И буду ждать твоего возвращения…»

Позднее она послала Нору купить все газеты, какие только можно.

После возвращения дочери Кэтрин вновь погрузилась в чтение, справляясь с нелегкой задачей разобраться в мнениях журналистов. Но это оказались не мнения, а единое мнение.

«Уйти с политической арены в личную жизнь…»

«В Англии ни духовенство, ни миряне больше не будут иметь с ним ничего общего…»

«Его политическая карьера кончена…»

«Найдется ли во всем мире хоть один человек, который теперь сможет поверить слову мистера Парнелла?»

Вдобавок к своему горю она прочла несколько язвительных заметок насчет нижних юбок Китти О'Ши и гнусные шутки касательно побега по пожарной лестнице. Ко всему прочему случились и более серьезные вещи. В Типперэри [44]снова начались поджоги и убийства бейлифов. А спокойный голос ирландского лидера сейчас явно срывался. О чем они думают? Что предпримут?

Кэтрин позвонила в колокольчик и, когда в комнате появилась Филлис, швырнула ей охапку газет, приказав сжечь их в кухонной печи.

– Слушаюсь, мадам. Не угодно ли вам подняться наверх и поспать. Теперь хозяина долго не будет дома.

«Хозяин…» Прежде Филлис никогда не называла так Чарлза. В груди Кэтрин не прекращал гореть маленький упрямый костер, а Чарлз все еще не возвращался. Но он приедет! Он всегда возвращается домой!

Глава 23

Если до сих пор Чарлз возвращался совершенно спокойным, то на этот раз все было иначе.

Он приехал почти в полночь; глаза сверкали на его бледном, усталом лице.

– Нам придется сражаться, Кэт! – выдохнул он и буквально упал в кресло возле камина. Его тело казалось невесомым от истощения и усталости.

– Черт бы побрал эти подлые, лицемерные душонки! – проговорил он с яростью.

– А чего можно было от них ожидать? – презрительно возразила Кэтрин. – Они давно все решили…