– У Софи были карие глаза. Мамочка говорит, что ей больше всего на свете нравятся карие глаза.

– Какого бы цвета ни были ее глаза, – сказал мистер Парнелл серьезно, – ты можешь не сомневаться, что я буду одним из самых преданных ее поклонников.

Ну и, конечно, после таких разговоров не могло быть иначе – родилась девочка. Она появилась на свет в марте. Это был крепкий, здоровенький ребенок. В то время как Кэтрин оставалась в постели после родов, Вилли почти не посещал ее. Лишь несколько раз он потрудился выказать некий интерес к новорожденному, но только для того, чтобы рассеять подозрения слуг. Однако они по-своему толковали отсутствие интереса у хозяина: девочка была совершенно не похожа на него, она являла собой точную копию матери, вот хозяин из-за тщеславия и не интересовался ребенком. Ему лишь хотелось, чтобы со стороны все считали, что у него прекрасная, крепкая семья.

Однако хозяйка дома не обращала внимания на пренебрежение мужа. Она была полностью поглощена малышкой. Она любовалась ее крохотным личиком и постоянно всем показывала ее – а чаще всего мистеру Парнеллу, когда тот приезжал. Слуги же считали, будто такому великому человеку нравилось это. Ну и что, что он холостяк, ему, верно, тоже нравится возиться с малышами, рассуждали они.

И вот в доме воцарилось счастье. А все из-за маленькой Клер, за которой присматривала нянька, молодая, краснощекая деревенская девушка с огромным бюстом, полюбившаяся всем домочадцам. Много радости приносил, конечно, и пес, сделавшийся к этому времени совершенно домашним. Теперь всем казалось, что хозяйка не страдает от одиночества. Она снова очень похорошела, к ней вернулось веселое настроение и бодрость духа. Наконец-то мрачная тень крошки Софи исчезла навсегда.

Постепенно в Ирландии стало спокойнее, поэтому Чарлз предпочитал почаще уезжать оттуда и в результате проводил в Элшеме очень много времени. Вилли снова уехал в одну из своих периодических поездок в Мадрид. Ему надоела эта мертвая неподвижность и то, что партия пока бездействовала. Он знал: Парнелл через Кэтрин ведет переговоры с премьер-министром, однако эти переговоры обязательно будут длительными и медленными, прежде чем принесут хоть какие-нибудь плоды, если вообще принесут их. Традиционно считалось, что либералы не пробудут у власти слишком долго, а как только они уйдут с политической арены, ирландской партии придется решать, не лучше ли договориться с консерваторами, чем терпеливо ждать, когда их хладнокровный, но, безусловно, честный знакомый мистер Гладстон возвратится к власти.

Разочаровывало то, что, похоже, жизнь утратила свою энергию. Кое-кто из ирландской партии подстрекал к действию и тайно усмехался, если предпринимались попытки подрыва общественных зданий в Англии. Однако их лидер призывал к спокойствию и терпению, а сам исчез со сцены.

Многие без труда догадывались, где найти его, и снова на всех перекрестках трепалось имя Китти О'Ши. К счастью, ее муж не знал об этом, хотя ходили слухи и о том, что ему самому кое-что известно. Но едва ли он мог осуждать женщину, о которой вся пресса писала, что она преданно работает на партию и даже имеет дружеские отношения с премьером.

Разумеется, коллеги Вилли не знали о непосредственных причинах такого его поведения. А ведь все было очень банально – обыкновенные деньги.

Больная сестра Вилли скончалась. Чтобы присутствовать при печальном событии, Вилли снова отправился в Испанию, и Кэтрин вскоре получила письмо из Мадрида:

Если тетя настаивает на том, чтобы ты ходила к ней через парк в ненастье, имей в виду, ты можешь заболеть, так что тетя поступает весьма неразумно. Если она обвиняет меня в расточительности, то ты можешь честно рассказать ей о том, что вследствие серьезной болезни моей сестры пришлось прибегнуть к огромным расходам на ее лечение. В отеле с меня дерут страшные деньги, поэтому я остался практически ни с чем. И не пью ничего, кроме шестипенсового вина. А ведь мне обязательно нужна гостиная, где я мог бы заниматься важными государственными делами.

Тетушка Бен все чаще ворчала на то, что Вилли постоянно требует денег, но после особенно холодного и дождливого лета она посоветовала Кэт пожить в Брайтоне до начала зимы или до Рождества, если она захочет. Девочкам пойдет только на пользу свежий морской воздух. Кармен выглядит совсем осунувшейся, а Нора слишком быстро растет. Малышка Клер стала кругленькой и пухленькой, как розочка, но и ей тоже не мешает отправиться на побережье.

– Посмотри, может, удастся уговорить твоего мужа поехать с вами. Это вышло бы намного дешевле, чем его бесконечные поездки за границу. Кроме того, если он будет иногда оставаться с детьми, ты сможешь время от времени приезжать ко мне. Не думаю, что тебе захочется вдыхать морской воздух по многу недель кряду.

Дом стоял на Медина-Террас окнами на море. Кэтрин занялась его обстановкой. Там была местная смотрительница, миссис Петерс, и домоправительница, Гарриет Булл. И вот Кэтрин, Нора, Кармен и малышка с нянькой, прихватив с собой Гроуза, которого просто не могли оставить дома, в ноябре выехали на побережье. На время школьных каникул к ним должен присоединиться Джералд. Неохотно и ворча Вилли обещал прибыть на Рождество. До Рождества оставался месяц.

В последний раз, когда Кэтрин с Чарлзом были в Брайтоне, он принес в жертву свою бороду. Кэтрин написала ему, что на этот раз этого делать совсем не нужно. Он собирался приехать как можно скорее. Море пойдет и ему на пользу, постоянные бодрящие прогулки по холмам и свежий воздух наполнят его легкие новой силой, и тогда его никто не узнает. Они могли бы проводить целые дни вдвоем. Единственное, что она посоветовала в целях предосторожности, – это чтобы у них были раздельные комнаты. Ведь всегда оставалась вероятность того, что неожиданно приедет Вилли. А он намеренно появлялся таким образом. Не то чтобы происходящее его серьезно волновало, но ему доставляло удовольствие устроить неприятную сцену, тем более что в последнее время он становился все несдержаннее и несноснее.

И вот настала неделя небывалого блаженства. Целыми днями они гуляли по холмам, заходили перекусить в небольшие гостиницы или устраивали на свежем воздухе пикник, который Кэтрин подготавливала сама, поскольку считала домоправительницу недостаточно предусмотрительной и расторопной. Однажды, глядя на Кэтрин, раскрасневшуюся на воздухе, с развевающимися на ветру волосами, Чарлз сказал, что еще никогда не видел ее такой красивой.

– У тебя, верно, что-то со зрением, дорогой. Не забывай, мне почти тридцать семь.

– В тридцать семь, в сорок семь, в восемьдесят семь… ты всегда будешь красивой. Запомнишь мои слова?

– А надо?

– Да, на тот случай, если когда-нибудь я сам не смогу произнести их.

Она резко остановилась.

– Никогда больше не говори такого.

– Это всего лишь мимолетное замечание. – Он взял ее за руку. – Полно, не смотри на меня с таким осуждением. И не думай о смерти. Предсказывая, мы накликаем ее.

– Это ты своими словами накликаешь ее!

– Кэт! – рассмеялся он. – Дорогая! А знаешь, ты становишься еще красивее, когда так сурово смотришь. Что тебя беспокоит? Боюсь, ты просто вынудишь меня прожить всю мою жизнь до конца.

Она бросилась в его объятия. Ветер развевал ее платье, растрепавшиеся волосы били его по лицу. Стоя на высоком утесе, они слились в единое целое, а под ними бушевало серое море.

– Пошли домой, – наконец сказала она. – Мисс Кумб поведет девочек на прогулку. И дома никого не будет.

– Дорогая, ты вся дрожишь.

– Я чувствую холодное дыхание смерти. Тебе известно это ощущение?

– Да, – кивнул он, и взгляд его потемнел.

– Пошли домой, дорогой.

От сильного порыва ветра входная дверь с грохотом захлопнулась за ними. Кэтрин повела Чарлза по лестнице в свою спальню. Когда они вошли, она заперла дверь и сбросила с себя накидку. Он вынул из ее волос оставшиеся шпильки, и роскошные волосы рассыпались по ее плечам. Потом он неторопливо начал расстегивать высокий воротничок ее платья. Шея Кэтрин была настолько изящна и красива, что грех скрывать ее за китовым усом и накрахмаленным воротничком, заметил он. И плечи тоже. Но особенно он любил ее грудь, скрытую сейчас от него лишь занавесом ее волос. Его пальцы были нежны, опытны, и, чувствуя его ласки, она испытывала нестерпимое наслаждение. Как всегда, его ласки были новыми, возбуждающими, чарующими. Наверное, всяческие преграды и ощущение постоянной опасности делали их соитие еще более волнительным. К тому же это случалось так нечасто… Хотя она так не считала. Она не сомневалась, что, если бы он был ее законным мужем и лежал с ней рядом каждую ночь, она все равно отвечала бы так же страстно на ласки любимого человека.