Изменить стиль страницы

— Соня! — послышался из коридора недовольный голос Долгорукой. — Да не тяни ты меня так, рукав оторвешь. Я знаю, что Петя в Москве, но ему еще рано возвращаться… А!

Когда княгиню привели в чувство, она дрожащей рукой боязливо потянулась к голове мужа и провела ладонью по волосам.

— Что ж так рано, Петенька? А у нас к приезду еще ничего не готово. Пирог вот хотели с вишнею, какой ты любишь, да тесто только завели. Мы ведь не ждали тебя сегодня.

— Что с ней? — князь растерянно посмотрел на сына.

— Разве Лиза не сказала тебе?

— Нам было не до разговоров — пока собирались, пока ехали, — развела руками Лиза.

— Машенька, родная, что с тобой? Посмотри на меня. Мне надо столько сказать тебе!

— Петя, а что это у тебя с ногой? Ты с лошади упал? Я же понимаю — дела, дела, и потом Москва не так от нас и близко.

— Маша! Почему ты не слышишь меня? Господи, что я наделал! Это я во всем виноват. Только я, я один.

— Да что случилось-то Петенька? — Долгорукая смотрела на мужа, как маленькая девочка на больного отца — то ли пожалела, то ли испугалась.

— Соня, — негромко, но твердо сказал Андрей, — ты поступила неосмотрительно. Маман еще не готова к таким переживаниям. Пожалуйста, отведи ее к себе.

— Я помогу ей, — тут же вызвалась Лиза, и вдвоем они помогли княгине подняться и под руки повели ее из гостиной.

— Устала я что-то, — уходя, кивнула Долгорукая. — А ты, Петя, молодец, что приехал пораньше. Дети по тебе так соскучились — совсем ты их за делами позабыл.

— Давно это с ней? — вздохнул Петр, провождая жену полным сочувствия и тревоги взглядом.

— Несколько дней. И я даже благодарен небу за то, что с маменькой это случилось.

— Что такое ты говоришь?

— Если бы рассудок ее не помутился, маман ждала бы сейчас тюрьма и наказание за убийство.

— Но я же жив!

— Ты? А при чем здесь ты? Маменька отравила Ивана Ивановича, барона Корфа.

— Как, за что? — князь схватился рукой за грудь и тяжело задышал.

— А разве вам неизвестно? Уже и Соня знает, что ваши поездки к Корфам по четвергам были не так невинны, как вы представляли это нам.

— Это я, я довел ее до крайности! Маша совершила тяжкий грех, но этот грех — на мне! Причина ее ненависти в моих поступках! Бедный, бедный мой Иван!..

— Владимир не стал преследовать ее, но не простил.

— О, если бы вы могли простить меня! За все горе, что я причинил вам! Андрей, я отвезу Машу в Петербург, за границу — мы вылечим ее. Она не будет нуждаться ни в чем. И мы навсегда останемся вместе!

— К сожалению, это еще не полный список наших несчастий, отец.

— Говори, — отдышался князь. — Я хочу испить эту чашу до дна.

— Обуреваемая ревностью и обидой, маменька пыталась отнять у Корфов их имение. Она сговорилась с предводителем уездного дворянства…

— Забалуев? Этот никчемный шут и лизоблюд?

— К сожалению, он еще и заядлый картежник, проигравший все свое состояние и теперь претендующий на наше. Ибо матушка заключила с ним договор и выдала за него замуж Лизу.

— Этого не может быть!

— И теперь Забалуев живет в нашем доме и отравляет нам жизнь.

— Лиза! Девочка моя!.. — Долгорукий схватился руками за голову. — И меня не было рядом! Я писал бесполезные письма и наслаждался любовью вдали ото всех, а моя девочка отдана была в лапы омерзительного проходимца! Мне нет прощения! Я виновен, виновен, виновен!..

— Отец! — остановил стенания князя Андрей. — Сейчас не время предаваться отчаянию. Вы вернулись, вы живы, и мы должны все исправить. Я собирался написать прошение императору о содействии в разводе…

— Я сам напишу его! Я поеду в Петербург и добьюсь для Лизы свободы.

— Папа… — голос Андрея дрогнул — впервые за весь разговор. — Я не знаю, как и сказать — счастье это или нет? Я переполнен чувствами, я потрясен, я в смятении и растерянности одновременно. Я не верю, вы ли это или это чудесный сон. Но я благодарю Господа за ваше возвращение!

— Благодари Лизу, — прошептал князь…

* * *

— Андрей Платонович! — в комнату Забалуева влетел конюх и порученец Долгорукой Дмитрий.

— Ты чего орешь, как резаный, — недовольно поморщился тот, потирая ухо. — Видишь, я отдыхаю. Я думаю, мне тишина требуется и большая сосредоточенность.

— Про Петра Михайловича слышали?

— А что про него слушать! Помер он, уже год, как помер, или ты забыл?

— Вернулись наш барин — целый и невредимый! С Лизаветой Петровной приехал!

— Что за бред! — поморщился Забалуев.

— И вовсе не бред — сами подите, посмотрите! Живой и здоровый! В гостиной с молодым барином разговаривают.

— Врешь! — Забалуева подкинуло. Он рывком вытянул часы из кармашка на жилете — у него же встреча в два часа с княгиней.

— Ладно, Андрей Платонович, я пойду, — попятился не на шутку струхнувший под его взглядом Дмитрий.

— Иди, иди! Проваливай! — Забалуев засуетился. «Вот чего не доставало! — чтобы покойники оживали да сами в семью возвращались, как ни в чем не бывало. Только это что же теперь получается? Значит, князь опять в доме хозяин, и тогда не видать ему денежек, как своих ушей? Плохо это, ох, как плохо, просто отвратительно! Надо быстрее к княгине бежать, пока не передумала или мужу все не рассказала». Забалуев зайцем метнулся в коридор и бросился наверх в кабинет Долгорукого.

Княгиня, как и обещала, ждала его там — сидела за столом, с примерным равнодушием барабаня пальчиками по расходной книге.

— Рад видеть вас, Мария Алексеевна, в заботах и здравии. Никак решили счета просмотреть? Раз уж муженек ваш объявился, надо будет дела передавать?

— Ваша правда, да вот сижу и думаю — почему это Петруша так долго не идет?

— И действительно, почему? — Забалуев бочком стал перемещаться к ней поближе.

— Говорите, должен по податям? Вот я здесь решила все проверить по книгам. Да только не нашла ничего. Чист мой Петенька перед законом. Все заплачено — по полной и в срок!

— Значит, не дадите мне денег, дорогая теща?

— Не дам. Ни сейчас, ни после. И вот еще…

Забалуев вздрогнул, ему показалось, что глаза княгини смотрят на него совсем по-прежнему — холодно и жестко.

— Уезжайте-ка вы отсюда, Андрей Платонович, сами. И побыстрее.

— Вы никак угрожаете, добрейшая Мария Алексеевна?

— Я с утра в лесок ходила, — расплылась в идиотской улыбке Долгорукая, — там цветов наросло — видимо-невидимо. А цветы-то все алые. Говорят, где такие цветы — там покойники в землю зарыты. И если те цветы собирать, то покойники за ними из земли восстанут. Потому что это и не цветы вовсе, а головы. Вот восстанут они и пойдут свои головы обратно вызволять.

— То-то я и вижу, что у вас по дому живые покойники разгуливают! — вскричал Забалуев.

— Чур меня, чур! — заголосила Долгорукая, бросая в него курительной трубкой князя, что всегда лежала на столе. Забалуев едва успел увернуться и выбежал из кабинета, чертыхаясь почем зря.

А вслед ему страшным хохотом надрывалась Долгорукая.

— Что здесь происходит?! — в кабинет, прихрамывая, вошел князь Петр. — Что такое, Маша?

— Маменька! Почему вы здесь? Вам лежать надо! — появился следом за ним взволнованный Андрей.

— Тараканы, Петруша! Тараканы! — Долгорукая бешено принялась вращать глазами и шарахаться от пустоты. — У нас в имении завелись тараканы! Я увидела одного и бросила твоей трубкой.

— Успокойся, я прикажу слугам, чтобы их потравили.

— Хорошо, что ты приехал. Хорошо. С тобой спокойней, — расплакалась княгиня. — А я сломала твою трубку!

— Не беда. Куплю другую.

— Да где же здесь в лесу трубку купить?

— А вот мы в Петербург поедем. Ты не хотела бы пожить там немного?

— Одна?

— Нет. Нет, что ты? Мы теперь всегда будем вместе. Будем ходить в театры, на званые вечера. Я хочу, чтобы ты опять стала прежней Машенькой. Веселой, счастливой. Чтобы ты не боялась тараканов, и чтобы ты снова полюбила меня.