Хлопнул себя по лбу Тренька:

— Дядька Никола, да ты на той железке сидишь! Я ее под лавку сунул, ножка сильно шаталась.

Поднялся дядька Никола, рукой под лавкой пошарил, железку вынул.

Глянул на Тренькину находку да тут же на лавку и сел.

— Может, годится на что? — вытянул шею Тренька.

А дядька Никола тяжелую черную палочку в руках крутит и улыбается: впрямь, точно малое дитя али вовсе как дурачок.

— Ты что? — встревожился Тренька.

Засмеялся дядька Никола:

— Свободные мы теперь люди, Торопя. Вот что!

Воззрились все на дядьку Николу с изумлением. А он:

— Ну, дорогие родственники, теперь не страшнее нам половодья минувшего Иван Матвеевич Рытов! Племяш и правда клад нашел!

Всплеснула руками бабушка:

— Горе у людей, у самого не радость, а он пустое балабонит...

А дядька Никола заливается счастливо, словно впрямь умом повредился.

Тренька от дядьки Николы попятился даже. Потом обиделся, заворчал:

— Экую потеху нашел. Сам велел железку сыскать, а теперь насмехается. Верно бабка говорит: балабон пустой!

За такие слова Треньке в другое время и от доброго дядьки Николы не поздоровилось бы. А тут дядька Никола сгреб его в охапку и давай тискать медвежьими своими ручищами. Отбивается Тренька, сердится:

— Да отстанешь ли, смола!

А дядька Никола знай себе хохочет.

Дед укорил:

— Это, милок, все одно, что над покойником веселиться — грех.

Перестал смеяться дядька Никола. Треньку отпустил. Деду темную тяжелую палочку-брусок протянул:

— Али не признаешь?

Дед Тренькину находку в руках повертел недоверчиво.

Дядька Никола у деда черную палочку опять взял, о рукав эту палочку потер.

Заблестела она, засветилась белым цветом.

Дед еще раз Тронькину находку перед глазами покрутил, на ладони прикинул. И точно своим глазам но веря:

— Постой, постой... Неужто но железо это?

— Не железо, Григорий Тимофеевич, — кивнул лохматой головой дядька Никола.

— А что же тогда? — Тренька на палочку уставился с любопытством.

— То, Тереня, — ответствовал дядька Никола, — слиток серебряный, гривна новогородская, из тех, коими гости-купцы богатые в давние времена платили за свои товары.

— Вроде денег, что ли? — не понял Тренька.

Опять согласно кивнул головой дядька Никола:

— Точно, Тереня. Из такой вот гривны нынешних денег, поди, штук сто вышло бы. И столько же она ноне и стоит.

Бабушка из дедовых рук Тренькину находку взяла:

— Неужто правда?

— Истинная! — подтвердил дядька Никола.

— Да будет вам, мужики! — осерчала бабушка. — Какие же это деньги? Мелете неведомо что!

И Тренькину добычу на стол кинула.

Зазвенел брусок звоном тонким, серебряным.

А дядька Никола к Треньке обернулся:

— Погоди. Ты сказывал, в том туеске он не один был?

Тренька, своему нечаянному счастью еще не вполне поверивший, воскликнул:

— Какое один! Поди, дюжина целая!

— Где ж они теперь?

Тренька на дядьку Николу испуганно уставился:

— Так я их...

— Ну?

— В речку покидал...

— Полно, Терентий, шутки играть. Спрятал куда али как?

Заплакал Тренька.

— Кто ж знал, что они дорогие такие да важные. Думал, железки горелые, и все тут...

Бабушка дядьку Николу принялась ругать:

— Чего дитя мучаешь? Мало ему господской псарни да Фильки проклятущего? Уж и дома покоя нет!

— Не горячись понапрасну. Удача-то и впрямь дивная.

Объяснил дядька Никола, что нашли Тренька с Урваном клад доподлинный, на коий можно было бы всем им от Рытова откупиться. И остались бы еще деньги, чтобы избы на любом новом месте поставить, лошадей купить, коров и многое другое, в крестьянском хозяйстве надобное.

Заревел в голос Тренька.

Дядька Никола его опять к себе поближе притянул:

— Утри слезы, Терентий. Негоже мужику плакать. А что гривны серебряные в речку по незнанию кинул, кто тебя за то винить может?

Тут не голосить попусту — дело поправлять надо. Скажи-ка лучше, запомнил ли место, куда гривны побросал? Сумеешь ли найти и мне показать?

Кивнул утвердительно Тренька.

— Глубока ли там речка, знаешь?

Всхлипнул последний раз Тренька.

— Мне по грудки будет, не более.

— Случилось давно ли то?

— Кажись, сено косить еще не начинали. А когда в точности... — пожал плечами Тренька.

— Давненько... — огорчился дядька Никола. — Одна надежда: гривны тяжелые, теченьем не снесет. Разве песком затянет. А теперь слушайте...

Изложил дядька Никола свой замысел. Завтра же после обеденного времени, когда барин со чадами и домочадцами будет почивать сладко, Треньке следовало улизнуть тайком на старое городище и указать там дядьке Николе то место, где клад закопан был, а главное, куда он, Тренька, покидал бесценные серебряные гривны.

Тренька внимал дядьке Николе с жадностью, головой кивал и обещал горячо:

— Сделаю все, как велишь!

Бабушка, глядя на мужиков, ворчала неодобрительно:

— Мальчонку бы хоть не путали в свои дела. Не ровен час, барин дознается — быть беде великой.

Мамка плакала потихоньку.

А дед сторону дядьки Николы принял:

— Быть посему, ибо иного пути нет.

Филька на другой день возвращению псаренка обрадовался, хотя виду в том не подал. И Треньке большого труда стоило удрать из-под барчуковой опеки. Схитрить пришлось. Принялся Тренька, про себя будто бы, ворчать: конуры-де собачьи грязью заросли, ровно свинячьи хлевы. Филька на Тренькину уловку попался, закричал сердито:

— Чем попусту языком болтать, за песком сходил бы свежим, лежебока сиволапый!

Тренька изобразил недовольство на лице, будто неохота ему исполнять баричево приказание. Перестарался даже: Филька чуть плетью по спине не огрел:

— Пойдешь ли, наконец!

Заторопился Тренька. Мешок латаный взял и Урвану свистнул: айда, мол.

Дядька Никола Треньку в кустах ждал.

— Мешкаешь, однако!

— От Фильки едва ушел. Этакий злыдень, не приведи господь!

— Ладно, Тереня. Показывай, где и что?

Шагнул дядька Никола к Треньке, а Урван:

«Р-р-р...» — зубы оскалил.

Дядька Никола от собаки попятился.

Засмеялся Тренька. Приказал:

— Назад, Урван! — И ласково: — Дурачок! Это дядька Никола. Свой он. Понимаешь? Свой!

Урван хоть и спрятал клыки, настороженного взгляда не спускал, за каждым движением дядьки Николы следил со вниманием и недоброжелательством.

— Экая злобная псина! — заметил дядька Никола. — Как ты с ним управляешься!

— Он хороший! — засмеялся опять Тренька. — Гляди!

И руку в огромную собачью пасть сунул.

— Эй, парень! — испуганно воскликнул дядька Никола. — Ты с ним поосторожнее!

Урвану, должно быть, такое обращение на глазах чужого человека не понравилось, однако стерпел.

Все Тренька показал дядьке Николе: и обвалившуюся уже яму, которую Урван выкопал тем летним днем, и остатки полусгнившего туеска.

И место, откуда он, Тренька, гривны в речку побросал.

— Теперь вот что, Треня. Иди-ка ты с другом своим веселым на взгорье и карауль. Коли кто к речке подойдет, принимайся песню петь, да погромче. Время-то для купания не больно подходящее. Всякий, завидев, как я в воде бултыхаюсь, заподозрит неладное. Понял ли?

— Как не понять? — Тренька побежал на горку. — Гляди не простынь! — дядьке Николе крикнул.

Урван тоже на дядьку Николу посмотрел, пасть оскалил и неохотно за Тренькой последовал.

Сверху видать Треньке и тропку, что ведет от Осокина к старому городищу, и дядьку Николу, который, раздевшись, полез в ледяную воду.

Долго нырял дядька Никола. Тренька стал не на шутку тревожиться, когда замахал тот руками: нашел, мол! Но еще немало времени прошло, прежде чем вылез на берег дядька Никола и знак подал, что может Тренька покинуть свое сторожевое место.

Сбежал вниз Тренька. Дядька Никола хоть и доволен, а зубами щелкает. Слова сказать не может. Наконец-таки выговорил, черные тяжелые палочки протянув: