Честолюбивый и ужасно завистливый Лев Троцкий — наркомвоенмор Советской России, не имевший никаких военных дарований, ревниво присматривался к бывшему царскому офицеру Григорьеву: его слава не давала спокойно спать Лейбе-Аарону, называвшему себя Львом Давидовичем. В 44-й дивизии начались бесконечные проверки, Николая Александровича постоянно отрывали от командования частями и заставляли оправдываться по надуманным поводам, его обвинили в махровом антисемитизме и организации погромов. Вздор! Аналогичные обвинения выдвигались Троцким против Щорса, Котовского и даже любимца советской власти Будённого.

При всей аполитичности самолюбие талантливого полководца оказалось сильно задето. Как раз в этот момент завязался очень сложный узел. Махно провоцировал Григорьева, которому он также жутко завидовал, на измену Советам. Комдива, а по сути командарма, дожимал решивший расправиться с ним Троцкий. Ласкою манили к себе тайные эмиссары генерала Деникина. Есть данные, что агентура Троцкого обещала Махно прощение всех прегрешений, если тот сумеет «разобраться» с Григорьевым.

Момент для выхода из состава Красной армии Григорьев выбрал очень удачно: народные массы сильно отшатнулись от красных, устрашённые драконовской продразвёрсткой и жестокой карательной политикой, радом с которой меркли «подвиги» немцев. Советская власть на Украине повисла на волоске — Григорьев решил вступить в союз с Махно и примеривался к деникинцам. Буквально всё в тот момент зависело от Николая Александровича, но…

4 мая 1919 года Григорьев со своей дивизией открыто выступил против большевиков под лозунгом: «Власть советам без коммунистов». Симпатии населения целиком принадлежали частям Николая Александровича, которые количественно и качественно превосходили части Красной армии. Под рукой Григорьева оказались Херсонская и Екатеринославская губернии, восстание разрасталось, внося панику в штабы красных. И тут первым Григорьева предал его начальник штаба Тютюнник — с частью войск он перешёл на сторону Петлюры. Григорьев хотел ударить на беззащитную Одессу, но его усиленно стал заманивать к себе Махно, одновременно телеграммами заверявший Троцкого и Ворошилова в лояльности Советам. Красные тряслись от страха: в Одессе, кроме роты китайцев и двух бронепоездов, не имелось никаких реальных сил противостоять многочисленным и умевшим воевать частям народного командарма. Однако Махно удалось обмануть Николая Григорьева — Нестору была нужна его голова, чтобы получить индульгенцию от Троцкого. Кстати, терминологию нарком применял бандитскую: «разобраться» — боялся прямо сказать: «убить».

Части Григорьева попали в устроенные «батькой» ловушки сначала под Елизаветградом, а потом под Лозовой — их жестоко из засады атаковали красные, а с тыла предательски ударили махновцы. Вскоре некто Козельский — эмиссар Махно — пригласил Григорьева в ставку «батьки» для заключения договора о совместной борьбе с коммунистами. Излишне прямой и придерживавшийся старомодных понятий о чести Григорьев нехотя, но согласился, не ожидая от Нестора Ивановича ещё более страшного предательства. Алексей Чубенко неожиданно несколькими выстрелами из крупнокалиберного кольта сбил Григорьева с ног и уже лежачего, его добил сам Нестор. Сопровождавших народного командарма членов его штаба и охрану тоже расстреляли, об этом доложили Троцкому. Так не стало народного героя Гражданской войны, боевого офицера Николая Григорьева. Его убийцы — Махно и Троцкий — кончили очень плохо…

Тайны Анны Павловой

Анна Павловна Павлова родилась в 1881 году в Санкт-Петербурге, где правилом хорошего тона считалось если не быть, то хотя бы слыть балетоманом и покровительствовать театру. Десяти лет от роду девочку отдали в Императорское театральное училище, которое она успешно окончила в 1899 году и дебютировала на сцене главного в империи Мариинского театра.

С её дебютом связано немало легенд и преданий, театральных сказок. Многие дальновидные и проницательные любители искусства Терпсихоры с первого взгляда угадали в юной девушке, ещё не обладавшей потрясающе совершенной техникой, будущее уникальное явление русской балетной школы. Говорят, что известная своими пророчествами всему высшему свету старая графиня Бенкендорф недовольно пробурчала:

— Упорхнёт из России… А мы тут останемся. Сама на удивление, и любовь у неё такая же: через тюрьму!

— Что вы такое говорите, тётушка? — удивился сидевший в ложе рядом с графиней её племянник.

— Увидишь, — буркнула старуха. — Всё будет: удивительная любовь, знак ей судьба даст, когда помирать. И она его поймёт!

Возможно, это одна из красивых легенд о тайнах звезды русского балета, но знатоки ручаются: всё — правда!

Тогда на сцене Мариинки царили две соперничавшие примы. Одной была одарённая сильнейшей сексапильностью, обладавшая блестящей, филигранной техникой Матильда Кшесинская, пользовавшаяся поддержкой государя императора, который был её пылким любовником. Сменив венценосного любовника на пару сожительствовавших с ней великих князей, «царская ведьма» — так её называли в народе — не утратила влияния на семью Романовых и не лишилась её поддержки. Спорить с ней или вступать в борьбу было неразумно и опасно. Второй звездой балетной сцены считалась великолепная Преображенская: она не обладала высокими связями, зато её грация и стиль танца, по всеобщей оценке, были на голову выше, чем у технически совершенной Кшесинской. Попробуй с такими соперницами выбиться в примадонны!

Неожиданно у Анны Павловой состоялось приятное знакомство с обрусевшим французом господином Дандре — потомок старинного аристократического рода оказался совершенно очарован балериной, он быстро и сильно увлёкся Анной Павловой и снял для неё роскошные апартаменты с залом танцевального класса. Молодая балерина была потрясена и ответила взаимностью любезному французу. К несчастью, любовная идиллия оказалась недолговечной. Финансовые дела господина Дандре пришли в расстройство: он оказался не настолько богат, чтобы нести бремя огромных расходов. Ради любимой женщины он пустился в сомнительные финансовые аферы и… погорел. Состоялся шумный судебный процесс. За взятки высокопоставленные аферисты откупились, а Дандре оказался в тюрьме.

Так это или нет, но первое предсказание старой графини сбылось, а вскоре и второе: знаменитый Сергей Дягилев предложил Анне Павловой поехать на гастроли за границу. Ему позарез требовалась великолепная партнёрша для блистательного танцовщика Вацлава Нижинского. Лучше Анны никто на эту роль подойти не мог. И Павлова дала согласие.

Павлова уехала на гастроли с труппой Дягилева. В Париже её и Нижинского ждал оглушительный успех! Публика неистовствовала на спектаклях, газеты наперебой давали хвалебные рецензии, танцовщикам дарили море цветов. Русский балет сиял на вершине славы. Павлова казалась легкомысленной и не вспоминала о Санкт-Петербурге и оставшемся в тюрьме Дандре. Многие известные скульпторы стояли в очереди, чтобы иметь возможность вылепить из глины её божественную ножку.

Дягилев считал, что, пригласив в Париж Павлову, он вытянул счастливый лотерейный билет — она стала призовой лошадкой, которая наравне с Нижинским везла его на театральный Олимп. Сергей Павлович начал заключать контракты на выступления труппы в Южной Америке, Австралии, но… Анна Павлова неожиданно отказалась ехать:

— Я заключила собственный контракт.

— Бог мой! — только и мог выговорить Дягилев.

Лондонский контракт оказался предельно жёстким. Павлова обязывалась в течение года, без перерыва, по два раза в день выступать в Лондоне, Шотландии и Ирландии. Спектакли проходили в мюзик-холлах, где великая балерина выступала в концертах вместе с клоунами, певцами, акробатами, чечёточниками и прочей эстрадной публикой. Тогда ещё не знали слова «эстрада», но прекрасно знали слово «гонорар». Гонорар балерины считался просто фантастическим!