– Для простой аппендэктомии хватит и одного. Мы закончим за двадцать минут.

– Нет, нет! – беззвучно кричала Сьюзен. Но между ее губами вырывалась только струйка воздуха. Ее начали ввозить в операционную. Она уже видела раскрытые двери. И номер над ними. Операционная номер восемь.

Снотворное переставало действовать. Сьюзен смогла приподнять голову и левую руку. Она увидела огромную бестеневую лампу. Ее свет ослепил ее. Она знала – ей нужно встать... бежать.

Сильные руки схватили ее за талию, лодыжки и голову. Она почувствовала, что руки давят на нее, что ее поднимают и кладут на операционный стол. Она схватила одну руку.

– Пожалуйста... не надо... я... – слова выходили из нее медленно, почти неслышимо. Сьюзен попыталась сесть на столе.

На лоб ей легла тяжелая рука и, надавив, прижала голову к столу.

– Не беспокойся, все будет в порядке. Дыши глубоко.

– Нет! Нет! – кричала Сьюзен, ее голос немного окреп.

Но резиновая маска уже упала на ее лицо. Внезапно она ощутила острую боль на сгибе локтя правой руки... внутривенное. Жидкость потекла в ее вену. Нет! Нет! Она попыталась мотать головой из стороны в сторону, но сильная рука держала ее. Она посмотрела наверх и увидела лицо в маске. Глаза смотрели ей в глаза. Потом она увидела флакон с раствором, увидела, как поршень шприца выжимает жидкость в капельницу. Фентотал!

– Все будет хорошо. Расслабься. Дыши глубоко. Все будет хорошо. Расслабься. Дыши глубоко...

К 12.36 27 февраля атмосфера в операционной номер восемь была предельно напряженной. Молодой ординатор чувствовал себя ужасно неловко, ронял зажимы и неуклюже ворочал иглодержателем с атравматической иглой. Присутствие и репутация Старка были чересчур суровым испытанием для оперяющегося хирурга, и его первоначальный апломб испарился бесследно.

Почерк анестезиолога был еще более неразборчивым, чем обычно, когда он вносил последние записи в лист операционной анестезии. Он хотел, чтобы операция закончилась побыстрее. Нарушения ритма у пациентки, возникшие в ходе операции, лишили его самообладания. Но еще хуже ему стало, когда посреди операции внезапно прекратилась подача кислорода через центральную линию. За все восемь лет, которые он проработал анестезиологом, это был первый такой случай, когда отказало оборудование. Ему пришлось достать и подсоединить запасной зеленый баллон с кислородом, все прошло гладко, и он был уверен, что концентрация кислорода в газовой смеси не снизилась. Но это происшествие нагнало на него страху. Он боялся, что потеряет больную.

– Еще долго? – спросил анестезиолог из-за своего экрана, опуская ручку.

Глаза Старка метались между часами, дверью и операционным полем. Он принял иглодержатель с заправленной иглой для кожных швов из рук ассистента.

– Пять минут, максимум, – сказал Старк, затягивая узлы ловкими пальцами. Старк тоже очень нервничал. Это было видно даже ординатору, правда, тот думал, что сам является причиной. Но Старк нервничал, так как понимал, что что-то идет не по плану.

Кислородный вентиль не мог отказать. Это означало, что давление кислорода в линии упало до нуля. Единственный из всей операционной бригады, Старк знал, что нарушения ритма у пациентки означали, что она получила угарный газ вместо кислорода. Но потом подача газа прекратилась, и он не был уверен, что Сьюзен получила смертельную дозу газа, как он планировал.

А потом еще эти приглушенные крики, которые заставили развозящую медсестру выглянуть и осмотреть коридор. Но Старк знал, что крики раздаются сверху, из межпотолочного пространства.

Но и это еще не все. Когда Старк накладывал предпоследний кожный шов, его глаза через окно в двери операционной уловили движение в коридоре. Коридор казался наполненным людьми, что в половине первого ночи, мягко говоря, было необычно.

Старк наложил последний кожный шов и бросил иглодержатель в лоток для инструментов. Когда он взялся за концы нити, чтобы завязать узел, двери операционной распахнулись, и Старк увидел, как в операционную входят, по меньшей мере, четыре человека. Среди них был Марк Беллоуз.

Неожиданные визитеры были одеты в хирургические халаты, но пульс Старка вдруг пустился вскачь, так как он осознал, что у большинства из них халаты были надеты прямо на синюю униформу. Мертвая тишина повисла в операционной. Но когда Старк выпрямился над операционным столом, он уже знал, что что-то идет не по плану. Что-то идет совсем не по плану.

Послесловие автора

Этот роман представляет собой детектив, а не научную фантастику. События, происходящие в нем, ужасны, но возможны, более того, вероятны. В газете "Трибьюн", выходящей в городе Сан-Габриель (штат Калифорния), 9 мая 1968 года в четвертой колонке появилось следующее объявление:

ВАМ НУЖНЫ ОРГАНЫ ДЛЯ ПЕРЕСАДКИ?

Продавец может предоставить любую часть человеческого тела больному, нуждающемуся в пересадке, по перечислению денег.

Пишите: а/я 1211-6306 Ковина.

Человек, давший это объявление, даже не уточняет, какие органы он продает, и из какого тела они будут взяты.

Были и другие объявления – много объявлений во многих газетах, издающихся в стране. Были даже объявления о продаже сердец еще живых владельцев!

Как бы жутко не звучали эти объявления, большого сюрприза они не представляют. Это – ужасное проявление духа рынка в медицине. Кровь – которую тоже можно рассматривать как часть человеческого тела – давно продается и покупается. Продают и сперму, которая хоть и не является частью человеческого тела, но производится человеческим организмом.

Продаются и покупаются и другие органы. В тридцатых годах двадцатого века один богатый итальянец купил яички у одного молодого неаполитанца и пересадил их себе. В последние годы встречались случаи, когда члены семьи решали отдать свои собственные почки умирающим родственникам, или продавали их, или покупали у добровольцев. Эти случаи нечасты, но они бывают.

Огромная проблема и опасность возникают из того простого факта, что всегда существует дефицит органов для пересадки. Тысячи людей числятся в листе ожидания на пересадку почки или роговицы. Причина, по которой эти два органа нужны больше всего, проста – их чаще всего пересаживают – и успешно. Большое спасибо за изобретение аппарата искусственной почки, предназначенного для диализа больных с хронической почечной недостаточностью – кандидатов на пересадку почки (но только части из них – остальным приходится умереть из-за недостатка диализных мест, персонала, денег), который позволяет им жить. Но их жизнь при этом очень далека от нормальной. Во многих центрах диализа почки отмечен так называемый "синдром выходных", когда у диализных больных к концу недели улучшается настроение, и они предвкушают во время уик-энда пик дорожно-транспортных происшествий, который может принести им столь желанную и отчаянно ожидаемую почку.

Трагедия этой ситуации состоит в том, что разрешение проблемы уже находится в пределах наших возможностей. Медицинская технология уже развилась до уровня, когда примерно семь процентов трупных почек может быть использовано для трансплантации (а для роговиц цифра еще больше), если их забрать в пределах часа после смерти. Но вместо того, чтобы использовать их для благородной цели спасения человеческой жизни, их отдают червям или огню в крематориях, так как современные законы, берущие начало в средневековых английских сводах, не отличаются в этом отношении от законов племени мумбо-юмбо. По этим законам мертвые тела отдаются под юрисдикцию скорее церкви, чем гражданской власти. Невообразимо, что закон так ограничивает нашу жизнь сегодня. Но это так.

Сейчас в большинстве штатов принят Универсальный Акт Анатомической Передачи. Этот закон обеспечивает снабжение трупами медицинских школ (и это снабжение в настоящее время удовлетворительное), но никак не способствует удовлетворению печальной нужды в "живых" органах для целей трансплантации. Альтернативный подход заключается в том, чтобы все трупные органы готовились к трансплантации, по крайней мере, если сам умерший заблаговременно или его ближайший родственник не выразили отказа. Но, увы, колеса реформ вращаются удручающе медленно, а потенциальные реципиенты продолжают умирать, пока нужные им органы гниют в земле. Остаются без ответа самые тяжелые вопросы: как определить, что такое смерть, и каковы законные права человека после его смерти. Но эти трудности не должны помешать прекращению вопиюще расточительной практики уничтожения бесценных человеческих ресурсов.