Мать-настоятельница сделала знак своей помощнице, и молодая монахиня принесла ей толстый гроссбух. В комнате с каменными стенами и каменным полом было прохладно, но солнце, пробивающееся через высокие окна, освещало настоятельницу, которая внимательно переворачивала страницы, исписанные мелким аккуратным почерком.

— Орелия Будэн... была передана семье Жозефа Будэна вскоре после рождения на Обманчивой реке. Она, вероятно, жила у них в доме до тех пор, когда месье Кроули привез ее к нам сюда в качестве пансионерки третьего августа 1842 года. Она провела с нами почти двенадцать лет, месье.

Подняв голову, она устремила взгляд мимо его на образ Христа, висящий на стене.

— Она была живым ребенком и превратилась с годами в миловидную, прилежную девушку. Я буду молиться о сохранении ее души.

Поблагодарив мать-настоятельницу, Алекс вышел из ее кабинета. Он медленно шел по оживленным утренним улицам по направлению к конторе отца. Там он радушно поздоровался с сотрудниками и ответил на все интересующие их вопросы о "глубинке", подивившись вместе с ними тем изменениям, которые произошли в быстро растущем порту после его отъезда. Потом, выйдя из конторы, они с отцом отправились в его любимое кафе, и только по дороге туда Алекс рассказал ему о причине своего неожиданного визита.

— Мать-настоятельница подтверждает историю, рассказанную девушкой, что на самом деле ее привез в монастырь Иван Кроули, что он посещал ее, когда находился в городе, и привозил ей подарки. Но, по ее словам, Кроули действовал от имени ее анонимного отца. Ты был долгое время знаком с месье Кроули, папа. Известно ли тебе какое-нибудь его приключение с молодой светской женщиной?

— Нет, — решительно, без всяких колебаний, ответил Джеф. — Я ничего не знаю о подобном скандале в нашей среде, в котором мог быть замешан он. Если у него и появился от какой-то женщины ребенок, то он был весьма осторожен. Но у Ивана было множество знакомых в городе, и мне кажется, он мог действовать от имени кого-нибудь из них.

Когда они вошли в кафе, он с беспокойным видом молчал и попросил предоставить им столик в углу, чтобы им никто не мешал, и когда они уселись, спросил:

— А не могла ли мать этой девушки быть октаронкой[1]? Существует такая возможность?

Алекс вздрогнул от этих слов.

— Такая идея никогда не приходила мне в голову! Никогда! — сразу же опроверг он отца. — Такое невозможно. Ты бы видел ее!..

— А ты попроси свою мать рассказать тебе о ее кузене — Жане-Филиппе, — загадочно сказал отец. — Сколько лет этой девушке?

— Около восемнадцати. Ее привезли в монастырь, как сироту, когда ей было всего шесть лет, и там она прожила двенадцать лет.

— Восемнадцать, — задумчиво пробормотал Джеф. — Приблизительно в это время мы впервые встретились с четой Кроули. — Он откинулся от стола на спинку стула, чтобы дать возможность официанту расставить тарелки с золотистыми жареными креветками и судок с острым соусом для приправы. — Лучше сказать, когда мы встретились с мадам Кроули. Иван так и не появился на обеде, данном в их четь Филдингами, куда были приглашены и мы с женой. Что-то стряслось с его старой няней, — теперь я точно помню, — рабыней, которую он привез с собой из Вирджинии, а потом даровал ей свободу. Он купил ей небольшую пекарню на Шартр-стрит. Она до сих пор стоит на прежнем месте, насколько мне известно, но хозяйка сейчас должна быть совсем дряхлой, если только она не умерла. Если она жива, ей должно быть что-то известно. Можно попытаться выяснить.

— Я загляну туда сегодня же вечером.

Когда они приступили к креветкам, Алекс несколько секунд молчал. Он думал об Орелии, когда она была шестилетним ребенком, когда ее взяли из единственного, известного ей дома, и поместили в сиротский приют в монастыре. Он вновь почувствовал острый прилив жалости к этой прекрасной, направленной по ложному пути девушке, а также отвращение к тому, что он делал.

— Мне, вероятно, следует навестить эту чету на Обманчивой реке, — сказал он. — Но прежде, как мне кажется, я нанесу визит Майку Жардэну... Что ты мне говорил о кузине маман?

— Думаю, это будет нелегко сделать, — сказал отец. — Кажется, Жардэн уехал из города, вчера он на пароходе отчалил вверх по реке. Я случайно оказался на пристани в тот момент, когда он поднимался на борт.

Алекс, чуть слышно выругавшись, на мгновение забыл о кузене Жане-Филиппе.

— А чем здесь занимался Жардэн с тех пор, как я уехал? Обычным распутством и дебошами?

— Азартными играми, — ответил отец. — Если верить слухам, он проиграл немало денег, и отец пригрозил отречься от него.

— Откуда у него деньги? Ведь он постоянно находится в затруднительных финансовых обстоятельствах.

Отец пожал плечами.

— Занимает у друзей, в этом нет никакого сомнения.

— Теперь он в пути, едет в приход Террбон, чтобы усилить шантаж против Нанетт и мадам Кроули, — это ясно, как Божий день, — мрачно произнес Алекс.

— У тебя пока нет никаких доказательств, — сказал ему отец.

Но Алекс был уверен, что в этом деле замешан Жардэн. И что мадам Дюкло намеревалась получить какую-то выгоду от своей роли дуэньи этой девушки. Но для этого существовала только одна возможность — брак Жардэна с девушкой. Его угнетала мысль о том, как нагло они используют ее в своих корыстных целях. Что они могли предпринять там в его отсутствие? Ему нужно быть в приходе, чтобы не спускать с них глаз. Он решил закончить все свои дела в городе как можно быстрее.

Выйдя из кафе, они попрощались, и Алекс отправился на улицу Шартр-стрит, где отыскал небольшую пекарню на первом этаже милого частного домика. Расположенная рядом калитка вела в глубь небольшого дворика.

В лавке его встретила молодая мулатка.

— Чего изволите, месье, свежего хлеба? — дружелюбно спросила она.

— Нет, благодарю тебя. Я пришел сюда не за хлебом... я хотел бы узнать, кто является владельцем данной собственности?

— Владельцем этой собственности является месье Иван Кроули, — четко ответила она.

— Живет ли здесь его старая няня?

— Простите, о чем вы?

— Я имею в виду ту старую женщину, которая прежде управляла пекарней. Она еще жива?

— Ах, нет, месье. Эта старая женщина давно умерла, еще до того, как мы сюда приехали.

— Кто такие мы?

— Я с матерью. Месье Кроули нанял нас после ее смерти.

Алекс, поблагодарив девушку, вышел на улицу. Сидевший на тротуаре, прислонившись к стене соседнего дома нищий бросил на него косой взгляд и протянул дрожащую руку. Солнечный свет ярче очерчивал глубокие морщины у него возле узких глаз, в которых бегали насмешливые искорки.

— Вам не понравился хлеб, месье?

— Я пришел не за хлебом, а за информацией, — ответил Алекс по какому-то наитию. Он вынул из кармана монету. — Вы знали старую женщину, которая выпекала здесь хлеб? Старую женщину, приехавшую сюда из Вирджинии?

— Старуха, которая умерла? Да, месье, но она не пекла хлеб. Этим занималась другая, та, которую забрала полиция.

— За что? — торопливо осведомился Алекс.

— Она погналась за кем-то из пекарни с кухонным ножом в руках, — гоготнул он. — Все люди сразу разбежались, правду вам говорю!

— Когда это произошло?

— С тех пор много воды утекло, месье. — Хитрая улыбочка пробежала по его губам. — Мои старые глаза многое повидали на белом свете.

"Поножовщина на территории принадлежавшей ему собственности могла стать причиной внезапного отъезда из дома, в котором давали званый обед в его честь, задержавшего его там почти всю ночь", — подумал Алекс, получая удовольствие от мысли, что ему предстоит распутать эту старую историю для отца.

Бросив нищему монетку, он отправился в отцовскую контору.

На следующее утро он, взяв одну из семейных карет и захватив с собой грума, отправился на плантацию, расположенную вдоль бывшего притока реки, который теперь превратился в один из самых живописных ручьев в этой местности.