Нельзя сказать, что Клотильде было еще рано выходить замуж, — в свои семнадцать лет она уже давно перевалила за тот возраст, когда большинство местных девушек креолок вступают в брак. Нет, дело тут было в избранном ею человеке, и Анжела никак не могла объяснить, откуда появился в ней этот инстинкт, заставлявший ее так яростно сопротивляться предполагаемому браку.

Мими привела одну из чернокожих девушек, которая принесла чайник с кипящей водой, приказала ей поставить его на пол, а сама извлекла из кладовки оловянную ванну. Именно Мими, плод любви вест-индейского плантатора и его рабыни, предупредила их всех о грядущем мятеже и помогла бежать из Санто-Доминго.

Много лет спустя Анжела начала догадываться, почему Мими так поступила, но старалась вытолкнуть такую мысль из своего сознания, вспоминая только о том, как эта чернокожая девочка ухаживала до самой смерти за ее матерью, как, впрочем, и за ней самой, сраженным великим горем ребенке.

— Минетт! Оюма! — резко позвала Мими, услышав детские голоса на лестнице. Двое детишек, тяжело переступая, прошли через прихожую в комнату, неся в руках ведра с холодной водой, которую предстояло смешать с кипятком. Их никак нельзя было считать детьми Мими: ее полные, вывороченные губы, слегка приплюснутый нос смотрелись куда более красноречивее, даже чем кофейно-молочный цвет ее кожи, свойственный ее африканским предкам. Оба ребенка Мими были более утонченными, чем мать, черты их лиц выдавали наличие французской крови.

Минетт всегда была прелестным ребенком, с блестящими темными глазами, сверкающими волосами, которые мягкими локонами послушно спадали на ее пикантное личико. Отец Анжелы стал называть ее "Минетт" — "котенок", и эта кличка к ней с тех пор пристала. Мими научила девочку правильно накрывать на стол, когда она еще была совсем маленькой и была вынуждена при этой процедуре стоять на деревянном ящике. Глядя на ее бутоны — грудки, на маленькие, но уже аппетитные ягодицы, Анжела отдавала себе отчет в том, что они у нее были типично африканские. Она заранее уже знала, что эта девушка никогда не смирится со своей ролью домашней прислуги.

Другие дороги были открыты для прекрасной октарунки [3]— Минетт обещала превратиться в настоящую красавицу. Анжела решила как-нибудь поговорить о судьбе девочки с дядей Этьеном. Но пока нечего ей беспокоиться об этом.

Для брата Минетт, Оюмы, в поместье "Колдовство" тоже найдется место. Крепко сбитый четырнадцатилетний мальчишка, он был малоразговорчив, но его смышленые черные глаза говорили обо всем. Если бы был жив ее отец, он дал бы Оюме образование. Ей придется подумать и об этом.

Дети налили воду в ванну и, заметив кивок матери, тут же выбежали вон из комнаты. Анжела, зашпилив тяжеловесную копну волос на голове, стала напротив Мими, чтобы дать ей возможность расстегнуть платье. Когда она выпростала из рукавов свои руки, платье, скользнув по ее узким бедрам, упало на пол. Теперь Анжела могла из него выйти. Потом Мими расстегнула ее легкий, стягивающий талию корсет и подтолкнула вверх ее небольшие круглые груди.

Ванна была слишком мала для Анжелы, и она не могла даже протянуть ноги, но у нее под спиной была пологая плоскость, и она смогла опереться на нее и расслабиться, испытывая блаженство от достаточно теплой, но охлаждающей ее горячую кровь воды. Разглядывая живот, свои изящные бедра, ноги, согнутые в коленях, Анжела вдруг с изумлением представила себе, как мог выглядеть в такой же ванне Филипп де ля Эглиз.

Ей было нетрудно представите себе его элегантную, несколько удлиненную обнаженную фигуру. Каждый день она наблюдала за своими обнаженными по пояс рабами, видела, как играли напрягшиеся под кожей цвета слоновой кости мышцы, когда они были заняты работой. Более бледная кожа Филиппа, конечно, тоже будет отливать золотом на солнце, да и мускулы на его широких плечах будут играть точно так же. У него были такие же длинные стройные ноги, как и у нее, — это было ясно видно под его плотно облегающими бриджами из тонкой ткани.

Но последовавшее сразу же за этим видение повергло Анжелу в шок. Оно явилось слишком быстро, и она оказалась не в силах предотвратить его, — она вспомнила нежные складки молодого белого тела Клотильды, она видела, как оно крепко прижимается к телу Филиппа, как сплетаются их руки — она видела этих возлюбленных в страстном объятии обнаженных тел.

Вновь у нее по жилам потекла разгоряченная кровь, сводя на нет эффект прохладной воды. Анжела поднесла руки к своим пылающим щекам. Мими бросила на нее любопытный взгляд.

— У вас, должно быть, лихорадка, мамзель?

— Нет, нет, Мими. Не думаю. Просто перегрелась на солнце.

— Может, принести еще холодной воды?

— Нет, не нужно, ничего.

Анжела пришла в ужас от посетивших ее мыслей. Нет, она не хотела заполучить таким образом мужчину, тем более такого, в котором была заинтересована Клотильда. Но тело ее играло с ней в жестокие игры. Она попыталась вытянуться в ванне, потом встала, позволив Мими завернуть себя в полотенце.

— В доме мадемуазель Клотильды появился гость, — сказала она Мими.

— На самом деле, мамзель?

— Да, молодой человек. Маркиз. Кажется, я ему очень нравлюсь.

— Разве это плохо, а?

— Да, Мими, очень хорошо. Кажется, мне нужно немного развлечь их здесь, в "Колдовстве", перед возвращением месье в Новый Орлеан.

Да, именно так она и поступит. Она устроит бал! У нее оставалось совсем немного времени, чтобы организовать какое-то из ряда вон выходящее развлечение, но тетушка Астрид, несомненно, ей поможет. Они часто объединяли прислугу из Беллемонта и из "Колдовства", когда устраивали праздники, а их слугам нравилась такая редкая возможность пообщаться — поработать и попировать во время визитов к соседям.

Ее тетушка и дядя, конечно, будут в восторге, а она тем временем попытается привыкнуть к тяготившему ее союзу Клотильды с маркизом.

2

Когда ровно в десять утра на следующий день Анжела услышала топот копыт бегущих легким галопом лошадей, нервы у нее сразу напряглись, словно ей сейчас же предстояло принять чей-то дерзкий вызов. Она сидела в своей спальне перед зеркалом, а Мими заканчивала укладку ее прически.

Мальчишеский голос Оюмы донесся снизу до галереи.

— Я иду их встречать, мамзель! Я иду! — крикнул он.

Мими покачала головой в притворном раздражении.

— Ну вот, теперь он хочет стать вашим грумом. Мальчик просто обожает вас, мамзель.

— Они уже здесь. Поторапливайся, Мими. — Как это ни странно, она чувствовала внутри себя ту же пустоту, которую она испытывала, когда ее вызывали к матери-настоятельнице в ее школьные годы, которые она провела в монастыре Святой Урсулы.

Боже! Неужели она не достаточно зрелая женщина, не преуспевающая плантаторша? Те дни, когда она вместе со своими подружками в монастыре легко предавалась сердечным бурям, давно прошли. Она вышколила себя, приучила к бесстрастному восприятию жизни.

Тем не менее когда она отправилась на верхнюю галерею, чтобы встретить Клотильду и ее гостя, за ее намеренно холодным выражением лица скрывалось неизъяснимое возбуждение и натянутые словно струны нервы. Филипп де ля Эглиз производил неотразимое впечатление, сидя верхом на крупном черном жеребце дядюшки Этьена. В седле он утрачивал ощущение хрупкости, которое придавал его фигуре высокий рост, он становился, казалось, еще более широким в плечах, еще более мускулистым. Боже мой! Если Клотильда выйдет за него замуж, то у нее будет муж, которым можно гордиться, будь она с ним счастлива, или даже нет!

Клотильда небрежно восседала на своей грациозной кобылке — она выглядела посвежевшей, очаровательной, в своей юбке для верховой езды, в маленькой шляпке, пришпиленной к волосам. "Она будет наградой для любого мужчины", — любовно подумала о ней Анжела.

Она облокотилась о перила.