Я аж вздрогнул. Прямо мои мысли повторяет. Оказывается, неплохой мужик этот Гетьманов.
— Наш мир испорчен. И его испорченность не должна приниматься за норму!.. Извините, я отвлекся… У сувенирщиков всегда бывает «утешительный приз» — вещь «на серебро». Тогда борьба шла за набор печатей, забытых при эвакуации в сейфе дома быта «Юбилейный». Наша Юсси, охраняя каких-то итальянских… э-э…
— …придурков…
— э-э… не стану спорить… так вот, Юсси получила тяжелую контузию. Неделю пришлось ее выхаживать.
— Но хоть платят исправно?
— Более чем.
— А сейчас за чем будут охотиться?
— В следующем году будут охотиться за кассовым аппаратом из магазина «Светлячок». «Серебряная» вещь — пока в стадии согласования.
— Я имею в виду… сейчасза чем будут охотиться?
Гетьманов печально покачал головой.
— Вы, кажется, не осознали… «Будут» — неправильное слово. Охота уже началась. За главный приз вторые сутки идет борьба. Это — бронзовый чернильный прибор с благодарственной надписью от Министерства речного флота СССР передовику производства, капитану какой-то там баржи. А нам под предоставление проводника на Затоне и три дополнительно нанятых ствола французская антикварная команда «Пополь» выдала столько, что хватило на достаточно дорогое оборудование. — Слово «достаточно» он сказал особым тоном. — Так что два соавтора, два блистательных аномальщика, торчат на уровне третьи сутки, разделив обязанности. Доцент Минского университета Ю. Заяц водит с тремя «долговцами» французов по Затону, а доцент Московского гуманитарного университета Ж. Жилко под охраной двух военсталкеров дни и ночи проводит рядом с аномалией Котел. Знаете какие результаты дает облучение Котла ультразвуком в сочетании с температурами порядка полтораста — двухсот кельвинов? О! Да это бесценно! Я бы им Нобелевку дал авансом. Заяц с Жилко заранее, чисто теоретически вывели возможность таких эффектов, в которые никто поверить не мог. Да что я говорю, их даже представить-то себе можно лишь в виде ряда формул. Когда такое на самом деле началось, мы с Озёрским глазам сво…
— И?
— Не понимаю. Что — и?
— Второй предмет. Ну, который «на серебро».
— А… Простите, несколько увлекся… Медаль Михайлова.
— Не понял?
— Да-да, самая настоящая медаль, которую Михайлов получил от Путина и натурально посеял в окрестностях станции Янов. Знаете эту историю о конференции «История и культура Зоны Отчуждения»?
Я помычал невнятно… а ведь точно, я помнил про какое-то такое сборище, но… вот хоть хрен в мозги вбивай, а доступ в соответствующую папку долгосрочной памяти вчистую заблокирован… Ржавею? Думать и держать знания в системе разучился? Да как тут не заржаветь от жизни этой диггерской…
— Десять лет назад он ухитрился в вокзальном здании станции Янов устроить натуральную конференцию. Сам когда-то сталкерствовал, добыл приличные деньги… без дураков, это состоятельный человек… но страсть к Зоне деньги ему не отбили. Он ведь по образованию историк. Вроде вас, если я правильно понимаю…
— Абсолютно правильно.
— Он сумел каким-то чудом доставить из-за Периметра двух докторов наук и двух аспирантов. Нас туда вытащил. Смог помирить руководство кланов «Долг» и «Свобода», которые до того готовы были глотки друг другу рвать голыми руками, но на один день, ради такой невидали, объявили перемирие. А потом и вовсе установили две точки «вечного мира» — то самое здание и мертвый корабль «Скадовск» на Затоне. Представляете? Всё это — его работа! Он даже доставил руководителя научного центра на Янтарном озере, хотя у того работы было — выше головы. Десять докладов. И каких докладов! Я как-то с тех пор перестал презирать гуманитариев…
«Теперь дело за тем, чтобы гуманитарии перестали презирать тебя…»
— …Нет, вы не представляете! Конференция — в Зоне! Удачная! Сильная! Сборник материалов… Подборка докладов разошлась по всей сети… А потом его монография «Нетрадиционные формы самоорганизации социума на примере кланов Чернобыльской Зоны Отчуждения». А?
И тут я ору ему:
— Так, бл-лин, это тот самыйМихайлов?! Наш? Тот?! Да? Который Дэ-Дэ?
Очень мне хотелось взять Гетьманова за грудки, хорошенько встряхнуть и вытрясти, почему он сразу не объяснил, что вот он, Михайлов, — чума академического мира, я же из-за него на истфак пошел! Это его книга «Материалы для истории Чернобыльской Зоны Отчуждения», это его «Хронология Чернобыльской Зоны Отчуждения в самом сжатом очерке», это его «Мифология ЧЗО и «Кодекс сталкера»». Оказывается, он Зону знает, как любимую женщину…
Я думал: откуда он столько источников собрал? А он тут шастал туда-сюда, годами?!
— Тот самый. Михайлов может быть только один. И это он лишился тут своей медали.
— Отобрали? Медаль-то?
— Да нет, кто у него отберет. Он сам из бывших сталкеров, попробовал бы кто-нибудь у него отобрать! Он хоть и остепенился, стал легендой, а за жизнь такого сорвиголовы я бы не дал и пяти копеек. Понимаете, Михайлов хотя и даровитый человек, но… у всех есть маленькие слабости… он ужасно, непредставимо тщеславен. Представьте себе: вышел вести конференцию в антирадиационном костюме, с противогазом в подсумке и… с какими-то там крестами и медалями. Прямо на животе посадил себе на комбинезон огромную сверкающую звезду не пойми какой просветительской общественной организации районного масштаба.
«Ну а что, заслужил — носи!» — мысленно вступился я за Михайлова.
— Так у него свои братья сталкеры самую главную медаль — знак президентской премии — прямо во время заседания свинтили. В воспитательных, надо полагать, целях.
— Хм… от президентской премии… и что, дорого такая фитюлька стоит?
Гетьманов взглянул на меня с некоторым подозрением.
— А ты что, знаешь?
— Да откуда мне…
— Сезон охоты продлится еще десять дней. Всё это время медаль будет повышаться в цене. К концу сезона, полагаю, за нее отвалят от трехсот до пятисот тысяч у. е. А после окончания сезона цена резко упадет. Всего-то тысяч сто пятьдесят, какая ерунда по большому счету… хе-хе. Знаете, как отреагировал Михайлов, когда обнаружилось, что медаль украли?
— Разозлился, надо думать! Свои же, суки…
— Нет. Совсем нет. Он смеялся. Я сам видел. Я был при этом. Странный человек. Когда он заработал достаточно денег и достаточно славы, его перестало интересовать и то, и другое. Судьба медали как атрибута славы его ничуть не огорчила. Сказал: «Зона забрала, ну, пускай поиграется… Она же как ребенок, умные люди говорят!» Он сам предложил модерн-антикварам сделать из медали предмет охоты, хотя знал, что в этом случае она никогда к нему не вернется. У нас быстро из-за нее шевеление началось. Еще сезон не открылся, а пара человек уже лишились жизни, добывая ее.
Ну да… Если бы только пара! Третий по сю пору братается со шпалами, а кандидат на вакансию четвертого сидит прямо перед тобой, Павел Готлибович.
Мне стало понятно, за какие деньги вся эта антикварная шантрапа в Зоне головы кладет. Вовремя Гетьманов мне это рассказал, слов нет, до чего вовремя. Я сразу понял: малейшая попытка продать медаль, находясь в Зоне, будет стоить мне головы. Прибьют мигом, только высунься. Тут за артефакт на пять тысяч свинцовую карамельку прямо в желудок положат, а… за полмиллиона?! Порвут, не задавая лишних вопросов.
Может, сбыть ее за Периметром? Стоит попытаться. Я решил увести разговор подальше от скользкой темы. Михайлов… живая легенда!
— Ни слава, ни деньги ему, значит, не нужны… зачем же он сюда продолжал ходить? Ведь он много раз бывал тут, если я правильно понял, и помимо конференции. Его интересовала Зона сама по себе?
— Не вся Зона. Для Михайлова в Зоне самым интересным были не артефакты, не аномалии и не мутанты. Он всегда больше всего интересовался…
Но тут Гетьманова прервали.
Пилот вертолета заорал, перекрывая могучим басом рокот винта:
— Снижаемся. Под нами Затон. Так что с вещами на выход, цыплятки, бл-лин!