Оставалось доиграть до конца мая. Иван предложил немного развлечься.

— Скучновато живем, господа. Сезон кончается, погода отличная. Что, если организовать капустничек, а потом выехать на природу? Все-таки не пьянка, а мероприятие, — засмеялся он.

Все заговорили разом, соглашаясь.

После долгих споров и обсуждений приблизительный сценарий был составлен. Увлекшись, актеры во главе с Олегом отправились в костюмерную.

Никита задумчиво провел рукой по ряду вешалок.

— Мой Гамлет, — сказал он, глядя на черную ткань.

— Не тревожь покойников, — бросил вдруг Олег. — Он умер в тебе. Примерь-ка лучше это. — Он протянул Никите костюм Клавдия. — Будешь самым сексуальным Клавдием в Москве и Московской области. До Полония ты еще не дорос, но все впереди — каждому овощу свое время.

— Не любите вы меня, господин оформитель…

— А за что мне тебя любить-то?

— Тебе отвечать, себя не уважать.

— А ты не отвечай. Можешь опять уши заткнуть плейером. Что-то я его давно не вижу. Музыка надоела?

— При чем тут музыка? Я текст учил с ним, я же профессиональный актер, а не портной-любитель.

— Да, портные-любители предпочитают музыку. Для твоего текста другие благодарные слушатели нашлись, я полагаю.

— Что ты нарываешься-то, пидор? Что ты всем этим хочешь сказать?

— Что основные аплодисменты у тебя впереди, ласковый мой.

Наташа вмешалась:

— Не знаю, что вы не поделили, но в таком настроении не капустники сочинять надо, а расходиться по домам.

Иван, слушавший эту перепалку с мрачным видом, добавил:

— Это точно. Спасибо вам, дорогие, порадовали. Когда опомнитесь, я в вашем распоряжении.

Все разошлись, недовольно переговариваясь. Никита задержался в дверях, помедлил. Поняв, что Наташа не выходит, пожал плечами и ушел. Она подошла к Олегу, тихо спросила:

— Что на тебя нашло, Олег? Зачем ты к нему прицепился?

— Не волнуйся. Пойдем выпьем кофе. Или тебе лучше молочка? К следующему спектаклю я расставлю тебе розовое платье. До конца сезона сойдет, а там посмотрим.

Покраснев, Наташа сказала:

— Есть хоть что-нибудь, что от тебя можно скрыть? Я уверена, что никто больше ничего не заметил. Не говори никому, пожалуйста.

— Не волнуйся, не скажу. Тебе это так идет. Похорошела, просто чудо, а ведь причин-то особых не было. Я удивился, пригляделся… Поздравляю, сестренка. — Он поцеловал ее в щеку, она вздохнула.

Они сели за столик в пустом буфете. Наташа взяла апельсиновый сок, Олег — кофе.

— Расскажи-ка мне, что у вас с Никитой происходит?

— Ничего не происходит. Это ты против него что-то имеешь, как я погляжу. Мы просто немного поссорились. Вернее, меня огорчило то, что он сказал.

— А что он сказал?

Наташа рассказала об их с Никитой выступлении и о его трактовке поведения Карела.

— Так, так, — проговорил Олег. — Жалко, что ты мне сразу об этом не рассказала. И что ты думаешь?

— Не знаю. Мне кажется, что этого не может быть. Но вдруг это правда? Он действительно сразу после аварии предлагал купить мне машину, я отказалась. Я была уверена в нем больше чем в себе, особенно в последнее время. Но вдруг Никита прав? Это так обидно, передать не могу.

— Не думай об этом. Я уверен, что Карел тебя любит.

— Почему же тогда, почему?

— Значит, была причина. Тебе нельзя грустить. Ты должна любить и верить, остальное не твоя забота. Береги здоровье, разговаривай с ребеночком. Все будет хорошо, — сказал он, допивая кофе.

— Ты прямо как моя мама, — улыбнулась Наташа, подавив слезы.

— Ты любишь его — это главное. Когда у вас в следующий раз «Обманщицы»?

— Через неделю после Пасхи.

— О! На Красную горку!

— Не напоминай, я заплачу. Я стараюсь об этом не думать.

Вечером позвонила Инга. Проговорив о том, о сем, спросила:

— Не появлялся Карел?

— Нет.

— А ты не хочешь поинтересоваться у него, что же все-таки случилось.

— Не хочу.

— Но почему?

— Потому что он мне слишком нравился, чтобы унижаться перед ним.

— Ну хочешь, я спрошу?

— Не вздумай даже. Тем более он все равно правды не скажет.

— Твое самообладание и гордыня могут сыграть с тобой дурную шутку. Другого такого можно и не встретить.

— Другого мне и не надо.

Попрощавшись, Наташа повесила трубку. Посидела, обняв себя руками. Она изо всех сил старалась не поддаваться депрессии, гулять, ухаживать за собой, увлеченно работать. Это немного помогало, но мысль об отпуске наводила ужас. Она и так жила в состоянии какого-то эротического наваждения. Несмотря на гнев и обиду, буквально бредила Карелом. Стоило закрыть глаза, и она видела его улыбку, походку, строгий красивый профиль, сильные, изящные руки, так умело и нежно ласкавшие ее. Карел, ведущий машину, Карел, выходящий из ванной, Карел за столом, Карел рядом в постели… От этой мысли у нее кружилась голова. Она ощущала, что он необходим ей как воздух, что он и есть воздух, которым она дышит, и шум дождя за окном, и смех на улице, и свежесть листвы — все это Карел. Появится ребенок, с ним другие хлопоты, другие интересы, бессонные ночи, — уговаривала она себя. — Совсем другая жизнь, которой я пока даже не представляю себе. Смогу ли я с этим справиться? Вот о чем надо думать, а не о любви к его отцу, который поступил со мной так безжалостно.

Через несколько дней Наташу разбудил утром звонок.

— Наталья Николаевна? С вами говорит ассистент режиссера N*… — Незнакомый женский голос назвал столь громкую фамилию, что Наташа решила — это розыгрыш. — Если вас интересуют съемки в его новом фильме, я вас с ним соединю, — продолжала собеседница.

— Соедините, пожалуйста, — все еще не веря, улыбнулась Наташа.

— Наташенька? — послышалось в трубке. Наташе вздрогнула. Этот голос, знакомый каждому, нельзя было не узнать. — Наташенька, милая, надеюсь, вы уж простите меня, что я вас не вспоминал все эти долгие годы. Поверьте, это не потому, что вы не произвели на меня впечатления. Я сейчас буду снимать фильм о Сопротивлении. Это совместный русско-французский проект. Я давно искал героиню, а тут повстречался с Раисой Афанасьевной, она и вразумила меня, грешного. Я давно тебя не видел. Сможешь подъехать на пробы? Ты не располнела?

«Цветы запоздалые», — подумала Наташа и ответила:

— Николай Михайлович, я счастлива, что вы обо мне вспомнили. Работать с вами было для меня большой честью. Но… есть одно обстоятельство… Когда вы приступаете к съемкам?

— Я, собственно говоря, уже приступил, это не голый проект. На тебя основная нагрузка ляжет летом и следующей зимой. А что там у тебя за обстоятельство?

— Никому не говорила, но вам скажу. Я беременна. Я счастлива этим, но сейчас готова просто локти кусать.

— Милая! Не надо ничего кусать, Господь с тобой! Ты как себя чувствуешь — не отекаешь, не тошнит? Срок какой у тебя?

— Три месяца, — опешила Наташа. — Нет, меня не тошнит, я не отекаю, пятнами не покрылась, но боюсь, летом это уже будет заметно.

— Ну и слава Богу, лапа моя! Тебя мне прямо Небо послало, а не Раиса Афанасьевна. Если согласишься, я ей бутылку французского коньяка отвезу сегодня же. Беременна твоя героиня, понимаешь? А я так не люблю эту имитацию с дублершами. Мне необходим силуэт беременной женщины, это неповторимое выражение лица, эта походка! Муж-то не станет артачиться? Он актер?

— Я не замужем, Николай Михайлович.

— Вот и чудесно. Нет, правда, чудесно. Ну так что, ты согласна? Если не возражаешь и все пройдет хорошо — а я уверен, что так и будет, — мы и ребеночка зимой снимем. Это сразу решает кучу проблем. Будут тебе и мамки, и няньки, и все условия, поняла, милая? Ну, давай отвечай.

— Да. Конечно да. Спасибо вам.

— Ну, давно бы так. Подъезжай завтра на «Мосфильм», ассистентка тебе сейчас скажет, что там и куда. До встречи.

Поговорив с ассистенткой, Наташа положила трубку. Ей хотелось петь и плакать одновременно. Она прижала руку к животу.