— Ты всегда стараешься так гармонировать по цвету с окружающей обстановкой? — поинтересовался он серьезно. Налив себе крепкого черного кофе, какой пил и в ресторане, он уселся рядом с Энни. Девушка начала заметно нервничать.

— О чем ты?.. — И она откашлялась.

— Вчера вечером, на обрыве, ты удачно сочеталась с фоном из розового тамариска. Сегодня по цвету сливаешься со своей мебелью. — Джош улыбнулся и отпил кофе. — Ты похожа на один из вон тех подсолнечников. — Он кивнул в сторону большой плетеной корзинки с букетом из засушенных подсолнечников, стоящей в камине.

— Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. Правда, стоит ли говорить, что цветущий тамариск был просто совпадением? Но допускаю, что испытываю слабость к кремовым и желтым оттенкам. Благодаря им всегда кажется, что комната залита солнечным светом, даже если на улице пасмурно…

— Мне тоже нужно солнце. Могу поспорить, что мы оба родились летом!

Она засмеялась, глядя на него, и заметила, что его глаза смотрят на нее с восхищением.

— Ты очень красива, когда злишься, — пробормотал Джош, — но когда смеешься, у меня просто захватывает дух, Энни.

Внезапно узкое желтое платье показалось ей ужасно маленьким, вырез — слишком глубоким, а юбка — чересчур короткой. Она почувствовала, как напряглись ее груди, и соски четко выступили под тонкой тканью платья.

— Да брось ты эту сдержанность, Энни. Я вовсе не собираюсь воспользоваться твоим одиночеством и беззащитностью.

— Надеюсь, что нет. — Она постаралась рассмеяться и, чтобы скрыть свое смущение, встала налить еще кофе, но споткнулась о вытянутые ноги Джоша, потеряла равновесие и оказалась сидящей на его коленях.

— Но, с другой стороны, если ты настаиваешь… — негромко проговорил он, мягко обнимая ее. — Знаешь, Энни, мне просто до смерти хочется узнать, что чувствуешь, когда целуешь подсолнечник…

Энни перестала бороться и застыла. Он приподнял пальцем ее подбородок и повернул ее разгоряченное лицо к себе. И улыбнулся, глядя ей в глаза.

— Энни? — прошептал он ей в ухо. — Ты боишься меня?

Она распахнула от удивления глаза и посмотрела на него. На самом деле она боялась не Джоша. Энни боялась того, к чему может привести ее собственное отчаянное влечение к этому мужчине. Голова ее закружилась от нестерпимого желания.

Она попыталась было выдавить из себя что-то, но поняла, что язык не слушается ее. Во взгляде синих глаз Джоша легкое поддразнивание вдруг сменилось темным и мрачным напряжением.

— Энни… — Его голос превратился в хриплый стон. — О черт, Энни, я весь вечер заставлял себя не дотрагиваться до тебя…

Он склонился к ней и поцеловал, и губы его двигались мягко, но жадно, возбуждая в ней желание, которому не было сил сопротивляться. Энни закрыла глаза и поцеловала его в ответ с робкой жадностью, которая еще больше подлила масла в огонь страсти, вспыхнувшей между ними.

Еще мгновение, и огонь превратился в пожар. Словно в тумане, Энни почувствовала, как по телу Джоша пробежала дрожь. Перемена была потрясающей — сила его желания зажгла что-то внутри ее, отчего все ее тело затрепетало ответным желанием.

— Энни… дорогая… — Его губы жгли ее нежную шею — там, где неистово бился пульс, и она еле слышно застонала. — Я так хочу тебя. Ты, наверно, это знаешь. Я мечтал о тебе еще два года назад… — Хриплые слова прерывались легкими, жадными, чувственными поцелуями, которые сводили на нет любое сопротивление. Его глаза не отрывались от мягкой возвышенности ее груди. — Я так хотел тебя тогда! И должен признаться, постоянно думал о тебе все это время…

— Я тоже… — не в силах промолчать, услышала она свой собственный шепот. Щеки ее пылали огнем.

— Правда?..

— Да, — созналась она покорно, хотя страстно желала найти силы и солгать ему. — Я имею в виду… Я думала об этом тогда и сейчас, но… о Господи, мне так жарко…

Стоило ей осознать всю опасность ситуации, как волна жара окатила ее с головой. Взгляд Джоша опустился на ее пылающую шею и грудь. Энни почувствовала, что буквально тает от его поддразнивающей улыбки.

— Ну, это очень просто исправить, — проговорил он хрипловато и коснулся пальцами молнии на ее спине. Энни едва дышала, когда он расстегнул молнию и дрожащими руками спустил платье с плеч.

Его дерзость заставила ее затрепетать. А он с наслаждением смотрел на мягкие возвышенности ее груди в белом кружеве.

— Ты так хороша, — выдохнул он, — так соблазнительна…

От его улыбки и слов у нее перехватило дыхание, а он крепко сжал ее в объятиях.

— Я хочу поцеловать каждый сладкий, мягкий, такой вкусный сантиметр твоего тела…

— Я невкусная… — прошептала она, поперхнувшись от невольного смеха.

Одновременно с беспомощной дрожью желания ее не оставляло осознание безумия происходящего: так много позволять Джошу, слишком быстро, слишком рано…

— Разве нет? — поддразнил он. Он щелкнул заколкой в ее прическе, провел пальцами по тяжелой белокурой массе волос, упавшей на плечи, затем расстегнул белое кружево на ее груди и наклонил голову, медленно втянув в рот один ее розовый сосок.

Невероятные ощущения пронизали тело Энни. Ей показалось, что в ее животе что-то жарко плавится, а вслед за этим жар охватывает и всю ее целиком. Неужели это возможно физически — превратиться в сгусток сладкого теплого меда? Она почувствовала, как откидывается на мягкие подушки дивана, как сильное тело Джоша накрывает ее, обнаружила, что прижимает его голову к своей груди дрожащими пальцами и голова ее кружится от поразительного удовольствия. Это удовольствие стремительной волной пронеслось по всему ее телу.

— Мне так жарко, я не могу дышать… — слабея, прошептала она.

— На тебе все еще слишком много одежды, — улыбнулся он.

С поразительной нежностью он опустил ее платье к бедрам и снял его, оставив только белые кружевные трусики. Быстро и нетерпеливо он сбросил с себя пиджак и рубашку, не отрывая прикрытых тяжелыми веками глаз от ее лица. Ее сердце билось так яростно, что она едва ли сознавала, что делает.

Словно во сне, она позволила своим рукам двигаться согласно их собственной воле, исследуя мускулистую силу его груди, поглаживая завитки жестких черных волос между его плоскими коричневыми сосками. Его тело было теплым, мускулы — твердыми, удивительно наполненными жизненной силой. С робкой страстью она ласкала его плечи и тут заметила два глубоких шрама на его плече. Энни осторожно дотронулась до них.

— Следы войны, — пробормотал он в ее волосы. — Доказательство того, что у меня, как у кошки, девять жизней. Или того, что я далек от совершенства…

— Никто не идеален, — заверила она его, чувствуя, как сжалось горло; по ее спине пробежала дрожь, и она обняла его еще сильнее, — но мне кажется, что ты самый красивый мужчина на свете…

Джош поднял голову, чтобы пристально посмотреть в ее затуманенные глаза.

— Энни… милая моя Энни… — Казалось, все его тело сотряслось от нетерпения. Он принялся ласкать ее с такой жаркой, голодной, долго сдерживаемой страстью, что она тут же передалась и ей, и Энни почувствовала себя такой возбужденной, такой покорной своим желаниям, что последний слабый голосок разума пробивался все глуше и глуше, пока наконец не стало совсем поздно.

Но когда Джош провел руками по ее бедрам, снимая с нее трусики, и окончательно избавился от остатков собственной одежды и когда охваченная дрожью Энни осознала всю его мужскую силу, звоночки тревоги зазвенели в ее голове вдруг громко и чисто.

«Думай, Энни, думай!» — встряхнула она себя. Джош считал, что она опытна. Джош думал, что она переспала с Фениксом. На самом же деле она не только никогда не позволила бы себе ночь бездумного секса с женихом другой девушки, но даже вообще еще ни с кем и никогда этим не занималась.

Неважно, как сильно она хотела близости с Джошем, она не могла допустить, чтобы это произошло, осознала Энни в панике. Она не могла допустить, чтобы Джош стал ее первым любовником. Она поклялась себе, что это произойдет только с мужчиной, который полюбит ее, а Джош ее не любит. Джош на самом деле имел о ней довольно низкое мнение.