— Я сказала маме, что поеду и познакомлюсь с Харви. Меня-то он не может ненавидеть, правда? Он даже не подозревает о моем существовании. Харви никогда не говорил вам обо мне или о моей маме?

Джейн покачала головой.

— Нет, он вообще не любит говорить о своем прошлом.

— Может быть, потому, что оно для него не важно, — тихо проронила Эвелин.

— А может быть, ему слишком больно, — предположила Джейн.

Девушка удивленно взглянула на нее.

— Вы так думаете?

— Трудно сказать, что он чувствует. — Джейн помолчала. — Может быть, вам лучше вернуться в отель, а я поговорю с ним?

Эвелин с благодарностью посмотрела на нее.

— Вы это сделаете?! Правда?! Вы думаете, он захочет меня видеть?!

— Не знаю.

Она действительно не знала.

— Понимаете, мама старалась… но ничего не получилось. — Голос Эвелин снизился до шепота. — Мистер Лоу… обращался с ней очень плохо. Мама подождала, пока Харви исполнилось одиннадцать лет, и уехала. Она решила, что он уже достаточно большой мальчик и не нуждается в ней так, как раньше, а взять его с собой она не могла.

— Почему?

— Мама говорит, что он принадлежит этому краю: охота, рыбалка, любовь ко всякой сельской работе — с лошадьми, с овцами… Она полагала, что было бы жестоко отрывать его от всего этого, но для нее это было самое тяжелое в жизни. — Эвелин глубоко вздохнула. — А поскольку отец Харви запретил ей всякие контакты с сыном, она никогда его больше не видела.

— Должно быть, для нее это было ужасно. — Джейн понимала, что ее слова — всего лишь невыразительное клише, совсем не соответствующее тому, что чувствует и она, и Эвелин, но просто не знала, что сказать.

— На кого он похож? — поколебавшись, спросила Эвелин. — Он красивый? — Она смутилась. — Мама говорит, он был совершенно диким ребенком, вечно пропадал на пастбище, кого-то ловил, в кого-то стрелял, прекрасно бросал лассо.

— Ну вообще-то, — Джейн улыбнулась, — сейчас он вполне цивилизованный человек: ест ножом и вилкой, читает книги и не смущается ни в чьем обществе.

— Спасибо, что вы так добры ко мне, — сказала Эвелин и встала. — Надеюсь, вы сможете нам помочь. Я хочу сказать… чтобы Харви не отказался с нами встретиться.

— Постараюсь, — пообещала Джейн.

Эвелин на мгновение замялась.

— И еще, пожалуйста, я вас очень прошу. — Девушка наклонилась, подняла пластиковый пакет и протянула Джейн. — Не могли бы вы передать ему это? От мамы.

Харви вернулся домой поздно, молча съел ужин. Джейн предоставила его самому себе и заговорила с ним только в гостиной, где он разыскивал какую-то книгу на полках.

— Тут днем кое-кто был, хотел тебя повидать, — начала она.

— Да? И кто же? Почему ты не направила его в контору?

— Я думала, что ты все же приедешь на ланч. К тому же не «его», а «ее».

— Ну так кто это был? — рассеянно спросил Харви, все еще занятый поисками книги.

— Твоя сестра.

Рука Харви замерла на корешке книги. В наступившей тишине Джейн слышала удары своего сердца.

— У меня нет сестры.

— Это дочь твоей матери, твоя единоутробная сестра.

Харви резко обернулся и с плохо скрываемой яростью спросил:

— Какая сестра?! Что, черт побери, происходит?!

— Ее зовут Эвелин. Ей семнадцать лет, и она приехала сюда, чтобы познакомиться со своим братом.

Лицо Харви будто окаменело, и Джейн затрепетала при мысли о том, что скрывается за этой ледяной сдержанностью.

— Чего она хочет? — спросил он.

— Познакомиться с тобой.

— Где она сейчас?

— В Шеппартоне, в отеле «Виктория». — Джейн перевела дух и добавила: — Там же и твоя мать. Она тоже хочет тебя видеть.

— Но я не хочу их видеть! — огрызнулся Харви.

— Чего ты боишься?

— Я не боюсь. — Он презрительно усмехнулся. — Мне нечего ей сказать, вот и все. Мне было одиннадцать, когда она бросила меня. Ни письма, ни одной паршивой поздравительной открытки на день рождения! А теперь она ждет, чтобы я раскрыл ей свои объятия и радостно пригласил в гости?

— Я не понимаю, Харви, почему ты не попытался что-нибудь узнать о матери? Ты учился в Англии и тебе никогда не приходило в голову найти ее и узнать, почему…

— Нет, не приходило, — резко прервал ее Харви. — Если бы она хотела видеть меня, она знала, где меня найти. Она просто ушла от меня и моего отца. Ушла — и думать о нас забыла.

— Но почему она ушла?

Он издал горький смешок.

— Здешняя жизнь оказалась не по ней. Она искала радостей и удовольствий. Мы устраивали вечеринки у себя, ходили в гости, но ей этого было мало. Кончилось тем, что она упорхнула с каким-то мужчиной и больше не вернулась.

— Это то, что тебе рассказал отец?

— Это правда! И тебя это совершенно не касается, черт побери!

Меня это касается, потому что я люблю тебя, хотелось сказать Джейн, но она промолчала.

— Знаешь, у медали две стороны. Ты никогда не задумывался, что, может быть, ты знаешь не всю правду?

— Всю правду? — насмешливо переспросил Харви. — Она была моей матерью. Я любил ее, а она в один прекрасный день просто исчезла. Правда, сказала мне об этом накануне вечером. Обещала писать, брать к себе на все каникулы, но обещаниями все и закончилось.

Никогда прежде Харви не говорил о своем прошлом так много, и сейчас Джейн слушала его затаив дыхание, боясь прервать поток откровений.

Харви отвернулся, не желая, чтобы Джейн видела его лицо.

— Я лежал без сна, — его голос был монотонным, лишенным всякой окраски, — надеясь на следующий день увидеть от нее какую-нибудь записку, хоть несколько строчек. А потом каждый день после уроков я заходил в учебную часть и спрашивал, нет ли мне письма. Прошли недели, прежде чем я окончательно потерял надежду. Я понятия не имел, где моя мать и как с ней связаться. — Харви снова повернулся к Джейн. — Вот правда, которую я знаю.

Джейн глубоко сострадала ему, его боли, тому одиннадцатилетнему мальчику, чьи страстные надежды так никогда и не исполнились.

— И знаешь, что я тогда сделал? — продолжал Харви, глядя ей прямо в глаза. Переживания, которые он много лет держал взаперти, рвались наружу: — Я сочинил для себя рассказ о том, что самолет, в котором летела моя мать, упал в океан и что она мертва и поэтому мне не пишет. Мне было легче думать, что моя мать погибла, чем знать, что она попросту забыла обо мне.

— А как же твой отец? Что говорил он?

Харви усмехнулся.

— Что моя мать не создана для жизни на ранчо, что у нее мораль подзаборной кошки, или что-то в этом роде, и что без нее нам будет лучше. И все. Больше он не проронил о ней ни единого слова. Никогда. Как я понял позднее, когда стал взрослым, она перестала для него существовать. А в детстве я спрашивал и спрашивал отца о ней, но с таким же успехом я мог бы обращаться к стене.

— Ты не думаешь, что тебе следует выслушать и другую сторону — твою мать?

— После стольких-то лет? — с горечью спросил Харви. — Разве теперь это имеет какое-нибудь значение?

— И все же ты должен ее выслушать. И познакомиться со своей сестрой. Она очень милая девушка. Харви, и страшно нервничала. Мне было ее жаль. — Джейн поднялась со стула. — Кстати, она что-то оставила для тебя.

Джейн протянула ему пластиковый пакет. На какой-то миг она испугалась, что Харви откажется принять его, но он взял пакет и, помедлив, вытащил довольно большую плоскую коробку.

— Что это? — спросил он, внезапно осевшим голосом.

Харви держал коробку в руке и, казалось, боялся открыть ее, боялся увидеть, что там внутри. Потом он снял крышку, и лицо его посерело. Джейн тоже заглянула в коробку, и сердце ее забилось тяжелыми ударами. В коробке лежали аккуратно сложенные стопки писем с надписью: «Вернуть отправителю». Харви осторожно, будто стеклянную, положил коробку на кофейный столик, опустился в ближайшее кресло и взял одно из писем.

Джейн молча вышла из комнаты.

Прошло часа два, прежде чем она рискнула приоткрыть дверь в гостиную. Стол был завален открытками, фотографиями, исписанными от руки листками бумаги. Харви сидел там же, где она оставила его, у его ног лежали две собаки, настороженно уставившиеся на хозяина. Харви облокотился на стол и закрыл лицо руками — настоящее воплощение горя.