Маститый кафедральный муж, чья дверь

Влечет, как светоч, сбившихся с дороги,

Ты — уважаемый глубоко зверь,

Ученый зверь! Ты только зверь двуногий!

Ты выдрессирован наукой. Ты —

Величественная земная немочь,

Исполнен весь пустейшей полноты:

Пузырь из мыла и ученый неуч!

Что стоит все величие твое,

Весь твой расчет, который строг и точен,

Когда ничтожное хулиганье

Тебе способно надавать пощечин?…

Ты, зверь, среди таблиц и диаграмм

Мечтающий свой мозг увековечить,

Ты дажеет простых семейных драм

Себя не в состояньи обеспечить…

К чему твоих познаний мишура,

Все изобретенья и все открытья,

Когда и завтра будут, как вчера,

Происходить кровавые событья?

Зверь зверя будет грызть наедине,

И звери станут грызть людей открыто

В так называемой «людской» войне

Из-за гнилого, старого корыта…

Ты можешь ли не умереть, старик,

И заменить октябрь цветущим маем?

Так чем же ты, убогий зверь, велик

И почему зверями уважаем?

И если б этой кафедры шута

И города, трактирного зверинца,

Не знал профессор вовсе, у куста

Провел бы жизнь за соскою мизинца…

А то стругал бы с пользою бревно,

Как ныне мозг бессмысленно стругает…

Я думаю, для зверя все равно,

Как он живет и как он умирает…

Ученому ученый рознь: один

Старается на пользу брата-зверя,

Другой, прохвост, доживший до седин,

Изобретает пушки, лицемеря

Патриотизмом, свойственным зверям,

На самом деле думая о «куше»…

В честь Марса звери воздвигают храм,

Жестокие ожесточая души.

Итак, на сломку университет,

Который больше вреден, чем полезен!

Я докажу: раз в мире мира нет,

Наука — вздор! Попробуй, на железе

Возросший, опровергнуть мысль мою!

Наука — вздор, раз кровь по миру льется!

Рушь университетскую скамью, —

Уст не мочи своих в крови колодца!

Не попусту мой пламенный задор, —

Продуманы слова, перестраданы,

Когда я говорю: «Наука — вздор!»,

Ты вспомни разрывные «чемоданы»,

Ты вспомни газ удушливый, весь вред,

Весь ужас, созидаемый наукой.

Я отвергаю университет

Со всей его… универсальной скукой!

Я слышу, зверь, я слышу твой вопрос:

«А разве пользы от науки мало?»

Ах, нет лекарств целебней льдяных рос

И средств простейших лучше. Понимала

Толк в травах Солнечного Дикаря

Душа, леча природой дух и тело.

А воздух-то? а солнце? а заря?

Смола лесов без грани, без предела?

А ты, животворящая вода

Студеного ключа, там, из-под дерна,

Врачующая боли без следа?

Чудная! Чудная! Ты чудотворна!

Лекарства городов, все чудеса

Хирурга — ноль, ничто перед Природой.

Да исцелит тебя ее роса!

Души своей Наукой не уродуй!

Есть случаи, когда тебя ланцет

От смерти сбережет: что за отрада

Жизнь удлинять? Живешь — прекрасно. Нет —

Так, значит, вовсе жить тебе не надо…

А если надо, что ж, и без ножа

Профессора останешься на свете…

Живи, живой, собой не дорожа,

Как мудрецы и маленькие дети!

И головы себе не забивай

Научною сухою дребеденью,

И помни, что тебе доступен рай

И этот рай — земля с ее сиренью!

Сирень — простое дерево, Сирень

Бесхитростна, как ты, душа поэта.

Она в обыкновенный вешний день

Все ж ароматней университета!..

«Он полн идей», — мне скажут. Полн идей?!

Тщеславия? Убийства? Славы блуду?

Зверей я не считаю за людей

И никогда людьми считать не буду,

Пока не изничтожится война —

Рычаг и главный двигатель культуры.

Двуногие! поймите, что гнойна

Вся ваша гнусь кровавой авантюры…

Я говорил про высшую из школ

Лишь потому, что лекторская школа

Мне кажется, могла бы на «престол»,

Сажать людей, пригодных для «престола»,

Которые развитием своим

Высоко вознеслись бы над толпою,

Воздвигнув стяг: «Земной не умертвим

Здесь, на земле, ничьей рукой земною».

Все споры разрешает не война,

Как пережиток варварской эпохи,

А Человек, чья мысль и речь сильна,

Чье сердце откликается на вздохи.

Я говорю прозрачно. Слушай, верь

Моей тоске и нестерпимой боли.

А если ты смеешься — смейся, зверь,

И прозябай в своей звериной доле…

Кто хочет войн — «верхи» или народ?

Правители иль граждане державы?

Ах, все хотят: ведь раз солдат идет

Кровь проливать и ищет в бойне «славы»,

Идет по принужденью, — он, солдат,

Не хочет не идти — идти он хочет.

А если хочет, кровью он объят

И званье человека он порочит…

И вот он — зверь такой же, как король,

Как президент, как все другие «люди»…

Отрадна человеку зверя роль,

Погрязшему в жестокости и блуде.

Правительство, посмевшее войну

Другому объявить, достойно казни,

И граждане, слиянные в волну,

Могли б его не слушать без боязни,

Немедленно его арестовав,

Как явно сумасшедшее правленье…

Нет этого — и, значит, мир не прав,

Горя от жажды самоистребленья.

Позорнейшее прозвище «герой»

Прославлено бесславными зверями.

Вокруг убийц гудит восторга вой,

Об их здоровье молятся во храме.

И груди их венчают ордена,

И, если «враг», в пылу самозащиты,

Изранит зверя, зверева жена

С детенышем одеты, греты, сыты, —

На счет казны, — за «подвиги» самца,

Убившего других самцов немало…

О, морда под названием лица!

Когда б ты эти строки понимала,

О, ты бы не рядила в галуны

И в дорогие сукна строй военный,

Дав помощь тем, кто жить принуждены

Средь нищеты и скорби неизменной!

«Сверхчеловеком» значишься теперь

И шлешь «врагу» ультимативно ноты,

И в глупом чванстве строишь ты, сверхзверь,

Сверхзверские, как сам ты, сверхдредноты!

Небось ты не построишь сверхприют

Детенышам своим и инвалидам,

Которые по улицам ползут,

Прохожего своим пугая видом,

Моля о подаяньи, костылем

Стуча по нервам, иль на четвереньках

Змеятся, потому что королем

Был дан приказ — повыбрать в деревеньках

Всех мирно прозябающих зверей,

Патриотизмом, как кровавым мясом,

В них раззадорить бешенство страстей

И в массах вызвать гнев к соседним массам!..