Она совершенно не собиралась задерживать гостя, просто действительно любопытно, с чего он вдруг решил сорваться с места?

— Мне надо домой.

— Тебя ждут?

— Да, меня ждут.

— Мама из Рединга?

Патрик грустно улыбнулся.

— Насколько я могу судить, ты интересуешься, не вру ли я? Нет, не вру. Но временно не хочу слышать вопроса, который, судя по всему, ты хочешь задать, но не задаешь.

Элен передернула плечами.

— Господи, какая мне разница, кто тебя ждет!

— Жаль, что никакой… Мне бы хотелось, чтобы хоть кто-нибудь всерьез был озабочен тем, где я? с кем? нужен ли кому-то?

Почему вдруг так погрустнел «спаниель»? От его уверенного, задорного вида не осталось и следа. Песик ждет ласкового взгляда, но знает, видимо, что не заслужил. Элен категорически не хотелось впускать жалость в свое сердце. Наоборот, она намеренно распаляла себя, чтобы неосторожным движением, фразой, мимикой не выдать чувства, которое до этой минуты согревало ее.

— Врешь — не врешь, это в конечном счете твои проблемы! — зло заговорила Элен. — Мне лично кажется, что для тебя соврать — как воды выпить. Взять хотя бы историю с твоей книгой.

— Какую историю? — неожиданно заволновался Патрик.

— Ну уж кто-кто, а ты-то знаешь — какую…

— И ты знаешь?

Элен вскинула брови. Вопрос показался нарочито вызывающим и, видимо, не требовал ответа.

— А тщательно оберегаемая тайна твоего дома? Ты, правдолюбец, видимо, не в курсе, что умолчание — один из видов откровенной лжи? Мне, например, нечего скрывать. Вот я вся перед тобой: никаких тайн, недомолвок, прикрас…

— Ну, положим, тайна-то есть, но оставим ее разгадку на потом.

При этих словах брови Элен взяли рекордную высоту, означавшую предельную степень удивления.

— А эта твоя, якобы случайная, встреча со мной на выставке? Тщательно продуманная ложь!

— Вот тут грешен, — с видимым облегчением рассмеялся Патрик. Но, взглянув на Элен, заставил себя стать серьезным. — Сознаюсь, мне приятен твой интерес к темным сторонам моей личности. При таком положении вещей можно надеяться, что когда-нибудь мы доберемся и до светлых, которые, поверь на слово, тоже есть. Элен, — прервал сам себя Патрик озадаченно, — мы с тобой разговариваем даже не как влюбленные, а как сварливые супруги, прожившие вместе не один год. Когда, интересно, мы успели накопить столько взаимных упреков, столько претензий друг к другу?..

Элен вынуждена была отдать должное его наблюдательности. Не без некоторого лукавства взглянув на Патрика, она позволила себе неосторожную фразу:

— Ну так давай попробуем говорить, как пара влюбленных.

— Что я слышу?! — радостно вскинулся Патрик. — Бедная Анна упала бы в обморок, если бы по горячности позволила себе подобную реплику.

— Да шут с ней, с этой дурочкой! Мы с ней навсегда разошлись в наших взглядах на жизнь, — проявила Элен несвойственное ей легкомыслие.

Патрик приблизился к расхрабрившейся девушке и взял ее руку в свою.

— О! Это Анна уже проходила, — запротестовала Элен, но руку тем не менее не отняла.

— Анна — да, а Элен? — смущенно улыбнулся Патрик.

— У этой все впереди, — последовал решительный ответ. — Тебе пора. Иди! Спасибо за помощь. — И, увидев отблеск вопроса во взгляде гостя, пояснила: — Ты очень помог мне при переезде, при освоении новой территории и при объяснении писательнице Э. Корнер ошибочности ее жизненной и творческой позиций.

Элен не узнавала себя: не ее лексика, не ее тон, не ее наступательность в разговоре и поведении! Но собеседник не выказал удивления — смиренно склонился и поцеловал ей руку. А она не без некоторого усилия заставила себя воздержаться от жеста, который когда-то в подобной ситуации с легкостью и привычным жеманством сделала Мелисса, погладив макушку молодого человека. Близость Патрика была приятна и совершенно не хотелось ни уверять себя в обратном, ни тем более корить себя за искушение.

Патрик выпрямился и, не выпуская ее руки, спросил:

— Элен, ты ничего не будешь иметь против, если я на днях заскочу? Мне кое-что следовало бы тебе объяснить. После чего, надеюсь, меня лишат не слишком почетного звания великого лжеца.

— Позвони, там посмотрим.

— Но мой звонок не будет тебе неприятен?

— Нет, Патрик, твой звонок не будет мне неприятен.

— Честно?

— Лишний вопрос. Я всегда говорю правду!

— Придется взять у тебя несколько уроков.

— Этому надо было учиться гораздо раньше.

— Неужели я навсегда внесен в список безнадежных школяров?

— Во всяком случае, на сегодняшний день ты остаешься неаттестованным…

— Как жаль! Но если я обещаю быть очень старательным учеником?

— Начнем с серьезной работы над ошибками.

— Согласен!

«Спаниель» снова крутил хвостом. Глаза не заискивали, а светились откровенной радостью.

— Пока!

— Пока!

Вот и все! Ушел. Что-то беспокоит Патрика. Иначе почему он рвется домой и, что особенно странно, никогда никого из знакомых к себе не приглашает. Кто же, интересно, его там неизменно ждет? Женщина? Да, видимо, женщина… Но интуиция подсказывала Элен: его звало чувство долга, не страсть. Спроси кто-нибудь у Элен, на чем основано ее убеждение, — она бы не смогла ответить. Еще больше затруднил бы ее вопрос, зачем она бросила реплику, в которой легко угадывалось ревнивое подозрение насчет той, кто неизменно и настоятельно ждет скорого возвращения Патрика.

8

Элен отнесла бокалы на кухню. Сполоснула их и перевернула на сетку сушилки. Нехитрая процедура доставила ей удовольствие. Осознание собственного дома начинается с бытовых привычек. Поворот в сторону холодильника, движение, которым она вытерла капли воды со стола, и почти вслепую выполненные манипуляции с бокалами — вот так незаметно отрабатываются хозяйские повадки. Дай Бог, чтобы эти мелочи поскорее подарили ей теплое ощущение дома.

Элен сочла странным, что мысленно продолжает диалог с Патриком, в то время как запальчивые тревожные интонации Сью не оставили в душе никакого следа. Правда, надо знать сестру — у той всегда переживания зашкаливают. Сегодняшний разговор не стал, по всей вероятности, исключением.

Снова, не глядя, распахнула холодильник, нащупала бутылку с джином, потом пакет с соком и лед… Раньше ни в доме родителей, ни у Мелиссы Элен никогда не делала себе коктейлей. Вкусно? Да, но не в этом дело. Элен склонна была увидеть здесь и элемент взросления, и проблески самостоятельности, и даже дразнящее острое чувство, когда запретный плод становится вдруг доступным. А кроме того, теплилась надежда, что, может быть, в этой чуть мутной от сока грейпфрута жидкости она найдет возможность немного успокоиться.

Элен решительно вынула соломинку и сделала большой глоток коктейля. Оставшись наедине с собой, она может решиться на признание: сегодня в ней произошли какие-то серьезные и необратимые изменения. Точка отсчета — Анна! Теперь они все меньше и меньше походят друг на друга. Трудно себе представить, что Анна, какой та предстает в романе, способна была бы обдумывать свою жизнь, держа в руке бокал с коктейлем, который к тому же сама и приготовила. Мысль позабавила Элен. Ну ее к черту, эту ханжу! Ничего она в жизни не понимает!

Элен сделала еще один добрый глоток и тут услышала зуммер домофона: кто-то внизу ждал, когда она откроет дверь. Кто-то. Сью, конечно, кто же еще?

— Элен, как ты?

Едва переступив порог, Сью бросилась исполнять свою любимую роль врачевателя душ. И остолбенела, увидев, как Элен изобразила несколько танцевальных па и прошлась перед ней, игриво поводя плечами.

— Эй, Элен, что с тобой? — не на шутку встревожилась Сью.

— Дорогая, я наконец поняла, что пора усвоить твои уроки оптимизма.

— Ты с ума сошла! — прозвучало в ответ. — Не время сейчас говорить об оптимизме — над тобой нависла серьезная опасность! Но не паникуй раньше времени, я рядом. Слово даю: не дам тебя погубить темным силам…