— Что еще такое? — ворчливо спросил Лекс.

Эмери молчала, кривясь от боли и чувствуя, что, если произнесет хоть слово, из ее глаз брызнут слезы. Она никак не ожидала, что к мучениям морального порядка прибавятся еще и физические. Для одного дня это было слишком!

— Что у тебя с ногой? — последовал новый недовольный вопрос.

Собравшись с силами, Эмери буркнула:

— Ничего…

— А если ничего, то почему расселась посреди лестницы? Людям ходить мешаешь…

Неприкрытая грубость, с которой были произнесены эти слова, явилась для Эмери последней каплей. Ее горло сжал спазм, и не успела она опомниться, как по щекам градом покатились слезы.

Ей вдруг все стало безразлично: и мнение окружающих, и то, что она сидит на лестнице банка, и что подумает о ней Лекс. Эмери оплакивала свою жизнь, карьеру, любовь… Все это кончилось, и возврата к этому не было.

Затем она услышала над головой сдавленное ругательство и сообразила, что произнес его Лекс.

Ах ты недоволен! — мелькнуло в ее мозгу. А я, думаешь, рада?

В следующую минуту Лекс произнес:

— Гейб? Пожалуйста, пригоните мой «линкольн» к подъезду. Я сейчас спущусь.

Когда Эмери подняла на него заплаканные глаза, он засовывал в карман брюк сотовый телефон.

— Давай-ка поднимайся, я тебе помогу.

Но она лишь покачала головой. Нога болела, как сломанная, и одна лишь мысль о том, чтобы встать и попытаться идти, вызвала новый приступ боли.

— Ну же, давай! — сердито прикрикнул Лекс, наклоняясь и крепко беря ее под локоть.

Его тон подействовал на Эмери, как удар хлыста. Сцепив зубы, она кое-как встала — в основном благодаря помощи Лекса. Он попросту поднял ее, проявив при этом завидную ловкость. Однако, выпрямившись, Эмери сразу оперлась о перила, перенеся вес на здоровую ногу.

Лекс несколько мгновений внимательно наблюдал за ней, потом присел на корточки и осторожно взял ее больную ногу.

— Не трогай! — вскрикнула Эмери.

— Погоди, дай осмотреть… Попробуй подвигать ступней…

Она попробовала и снова охнула.

— Ну, кости целы, — констатировал Лекс. — Отек, конечно, есть и, скорее всего, будет развиваться дальше. Но у тебя простое растяжение сухожилий.

— Почему же так больно? — простонала Эмери.

— Не знаю. Возможно, есть мелкие разрывы тканей… тогда тебе обеспечена большая гематома. — Он на минутку задумался, затем сказал: — Постой тут, я сейчас вернусь.

Как будто в таком состоянии она могла куда-то уйти! Эмери мрачно усмехнулась, кусая от боли губы.

Лекс вернулся быстро. Принес пластиковый стаканчик с водой и две таблетки.

— Проглоти, будет легче.

— Что это? — простонала Эмери.

Он насмешливо взглянул на нее.

— Думаешь, вдобавок ко всему я вознамерился тебя отравить?

— С тебя станется… — едва слышно пробормотала она.

— Не беспокойся, это обезболивающее.

Эмери схватила таблетки с его ладони и отправила в рот, сразу обе: терпеть боль уже не было сил. Затем давясь запила водой из стаканчика.

— Так-то лучше, — сказал Лекс.

В его глазах промелькнуло странное выражение, в котором Эмери заподозрила было оттенок сочувствия, однако эта мысль показалась ей совершенно неуместной в контексте текущих событий. Впрочем, непонятное выражение тут же исчезло. Зато, будто взамен, Лекс сделал странную вещь: решительно наклонился к Эмери и подхватил ее на руки. Она даже опомниться не успела, только пластиковый стаканчик выпал из ее пальцев и покатился по лестнице, почти повторяя путь туфли.

Сначала Эмери охнула от новой волны боли, потом воскликнула:

— Что ты делаешь? Зачем?

— Отнесу тебя вниз, ты ведь не можешь идти сама.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи! Принес таблетки и спасибо, езжай по своим делам. А меня оставь. Я посижу немножко и пойду себе.

— Пойду! — передразнил ее Лекс. — Ты просидишь здесь вечность. А ехать мне сейчас никуда не нужно, я собираюсь отвезти тебя куда скажешь.

— Но я…

— Все, без возражений!

— Ты не понимаешь, я…

— Молчи!

После этого Эмери не осталось ничего иного, как обвить его шею руками.

Лекс спустился с ней по лестнице, затем на виду у всех, кто находился в операционном зале, отнес к выходу, где швейцар распахнул перед ним дверь.

— Все готово, мистер Сеймур, «линкольн» ждет вас, — произнес он с такой невозмутимостью, будто Лекс каждый день выносил из банка дам на руках.

— Благодарю, Гейб. — Через минуту Лекс со всей возможной осторожностью поставил Эмери возле стоящего напротив входа в банк «линкольна». Открыв дверцу переднего пассажирского сиденья, он сказал: — Прошу! Сама сядешь или помочь?

— Попробую сама, — не глядя на него, ответила Эмери.

Короткое путешествие на руках у Лекса произвело на нее сильное впечатление. В каком-то смысле даже потрясло. Нынешний день вообще стал для нее чередой потрясений, но это, последнее относилось к категории приятных, что само по себе было неожиданностью.

Лекс сам взял ее на руки, по собственному желанию! Фактически заключил Эмери в объятия, ведь без этого невозможно было бы сделать то, что он сделал. Ей осталось лишь прижаться к нему. И пока Лекс нес ее, она старалась не смотреть по сторонам, а потом и вовсе закрыла глаза, наслаждаясь ощущением его сильного тела и восхитительными запахами. Один она даже узнала — это был аромат лосьона для бритья, который окружал Лекса еще год назад, на приеме в честь объявления помолвки. Эмери вдохнула этот запах, когда целовала Лекса. И вот он снова дразнит ее ноздри и воображение.

Вероятно, Лекс пользуется этим лосьоном постоянно, подумала она, втянув воздух глубже.

Какое это было блаженство! Пока Лекс нес ее, Эмери даже про боль забыла, переживая череду упоительных ощущений.

Правда, быстро опомнилась, оказавшись на тротуаре перед автомобилем. Стоило ей лишь слегка наступить на больную — к тому же босую — ногу, как ее лицо исказилось болезненной гримасой.

Видя это, Лекс все-таки помог Эмери сесть, затем сказал, как недавно на лестнице:

— Побудь здесь, я сейчас вернусь.

Она кивнула и, все еще морщась, стала смотреть, как он идет к дверям банка — высокий, подтянутый, в идеально сидевшем на его стройной фигуре дорогом летнем костюме.

Наблюдение за уверенной и в то же время элегантной походкой Лекса явилось для Эмери своего рода болеутоляющим средством. Как модельеру ей было хорошо известно, что некоторым парням, поднимающимся на подиум для показа моделей одежды, приходится немало потрудиться, прежде чем они овладеют мастерством так непринужденно, раскованно двигаться. У Лекса это умение было врожденным. Не любоваться тем, как он идет, было невозможно. С такой естественной грацией двигаются, наверное, только хищники в африканской саванне.

Лекс действительно очень быстро вернулся, в одной руке неся саквояж Эмери, в котором находились жалкие остатки ее былой роскоши, а в другой — подобранную на лестнице туфлю.

Взяв туфлю и взглянув на свою уже изрядно распухшую ступню, Эмери мысленно поблагодарила небеса за то, что у нее есть милостиво оставленные в ее распоряжении судебными приставами домашние тапочки.

— М-да… — сказал Лекс, проследив за взглядом Эмери. — Надевать эту штуку не придется.

Она лишь прерывисто вздохнула вместо ответа.

Обогнув капот «линкольна», Лекс сел за баранку. Затем повернулся к Эмери.

— Ну, куда тебя отвезти?

С этим вопросом на нее с новой силой навалилось давешнее отчаяние. Понять, что испытывала Эмери, способен лишь человек, которому тоже довелось пережить подобный кошмар — когда к тебе приходят какие-то люди, предъявляют какие-то бумаги, после чего ты должен встать, уйти из своего дома и больше никогда туда не возвращаться.

Лекс нетерпеливо пошевелился на сиденье.

— Так куда?

В душе Эмери вновь поднялась волна гнева.

— Ведь сказано тебе было: оставь меня в покое, я сама разберусь со своими проблемами. Мне только и требовалось, что немного посидеть, а дальше…