— Ребята, дайте мне что-нибудь... Не желаю от рук этих гадов смерть принимать!

Полковник и поведал:

— Генерал-лейтенант Карбышев, Дмитрий Михайлович, здесь. Нет у него сил, недолго протянет. Но великого духа человек!..

Алексей вспомнил: «Вы — советские! Красная Армия победит!..»

— Вставай, Серега, начинай двигаться. Пора браться за дело.

План у них был уже продуман. Нечеловеческой трудности. Но ничего иного осуществить было нельзя. Подкоп. Проволочные заграждения проходили не так уж далеко от стены тифозного барака. В бараке пол деревянный, поднят довольно высоко от земли. В одном месте Алексей поднял настил, примерился. Рыть лаз будут ночами. Один копает, другой на плотике из двух связанных бинтами досок отволакивает и рассыпает под полом. Пустого места достанет. Лишь бы не обнаружили. И лишь бы хватило времени.

Связали плотик. Начали рыть. Больные поощряли. Умирали, но радовались, что хоть эти вырвутся на свободу.

А черед подходил неумолимо: гитлеровцы начали одну за другой «очищать» зоны. Расстреливали десятками тысяч. Непрерывной цепочкой гнали к крематориям. Клубились трубы.

В повадках охранников появилось новое — нервозность. Боятся? Заметают следы? Значит, Красная Армия уже близко?.. Рыли до изнурения, до последнего предела сил.

Не успели. Всех из их «поля», всех ходячих из больничных бараков вывели ко рву. Репродукторы ревели марши так, что не слышен был крик человека, стоящего рядом. На соседнем «поле» немые пулеметы скашивали в ров немых мятущихся людей.

Сергей и Алексей обнялись. Стояли и ждали, оглохнув от музыки. Ужасное чувство беспомощности. Повернут в их сторону стволы — первыми попадут под пули.

То ли гитлеровцы выполнили на сей раз норму, то ли перегрелись стволы пулеметов — заключенных снова загнали в бараки.

Среди ночи разбудили.

«Ничего не брать! Бегом! Бегом!..»

Под прожекторами — к воротам. Псы рвут цепи. «Бегом!..»

На платформе — состав с раздвинутыми дверями пульманов. Каждый вагон разгорожен на три сектора. Часть арестантов загоняют в правый, часть — в левый, в среднем размещается охрана.

«Лежать!» «Не шевелиться!» «Не поднимать голов!..»

Несколько суток — лежа, без воды, в испражнениях... Когда наконец отодвинули двери, половина заключенных не поднялась. Остальные поползли, начали вываливаться на насыпь.

«Встать! Идти! Быстрей!..»

Они поплелись, поддерживая, волоча друг друга, устилая дорогу трупами. Дотащились до берега ручья. Повалились в воду. Начали оживать. Охранники ждали, пока отмоются. И снова, мокрых с головы до ног, повели.

Алексей пригляделся к столбу с указателями на обочине дороги:

— Бюссанг... Танн... Урбез... Серега, мы во Франции!

Гнали километров пять, пока не приказали остановиться на голой площадке у подножия скалы.

7

Каменистую площадку окружали горы, близкие, но отгороженные рядами колючей проволоки. В среднем ряду пропущен ток — опыт Майданека. Однако лагеря, как такового, еще нет. Голая земля. Здесь и лунки, чтобы обогреться, не выдолбишь — камень.

Сами и начали сколачивать первые бараки.

Поздним вечером их погнали к черному проему в скале. Со всех сторон — охранники, пулеметы, собаки.

Вступили под каменный свод. Темень. Под ногами хлюпает вода. Каменный сырой воздух с удушливым запахом газа. Тусклые лампы в сетках тянутся далеко вперед. Тоннель, что ли?

На рельсах — вагонетки. Сложены ломы, кирки.

Сзади со скрежетом затворились стальные плиты ворот. Арестантов разбили на группы, приказали разобрать инструмент. Мастера повели на участки.

В тоннеле работали ночами. Перед рассветом каторжников выводили на площадку, устраивали перекличку и разгоняли по баракам.

— Отсюда мы обязательно уйдем! — сказал Алексей.

— Надо спешить, пока они не организовали все как в Майданеке. — Сергей готов был действовать.

Только вот как? Подкоп в камне не сделаешь. Бежать в открытую?

Их опередили. На рассвете, только вывели из тоннеля, трое бросились из колонны в заросли. Охранники открыли стрельбу, спустили собак.

— Не догнали!

Весь лагерь пришел в движение: возбужденные лица, даже улыбки.

На третий день арестантов построили на плацу. Вывели оборванных, в страшных струпьях, трех беглецов. Спустили на них овчарок.

Все это не могло устрашить Алексея и Сергея: сколько подобного повидали. Да и знали — последний шанс. То ли кто-то пустил слух, то ли один из охранников проговорился: после завершения работ в горе всех заключенных уничтожат.

Мастер их участка был француз. Вот когда пригодилось Алексею радение на уроках Марьяны. Штейгер сразу расположился к русскому, так хорошо знающему его родной язык.

Осторожно — сегодня ночью об одном, завтра о другом — лейтенант выведал, где они находятся и что строят. Оказалось: на востоке Франции, в Эльзасе, недалеко от станции Урбез. Этот тоннель начали пробивать еще в двадцатых годах, чтобы открыть железнодорожное сообщение через горный массив Вогез, но так и не пробили. А теперь, когда усилились налеты союзной авиации на Германию, немцы решили оборудовать в тоннеле завод авиационных моторов.

Понятно. Коль военный объект — нет сомнений, что после окончания работ заключенных уничтожат. Так гитлеровцы всегда делали — для сохранения тайны.

Алексей попросил француза:

— Не можете ли принести соли? Все пресное.

В другой раз:

— Нет ли у вас лишнего коробка спичек?

— Бежать собрался?

— Что вы, мсье! Разве убежишь?

— Не убежишь, — согласился француз. — По всем дорогам, на всех перевалах и тропах — патрули бошей.

— Против партизан? — с надеждой спросил его лейтенант.

— Нет. О франтирерах в здешних краях не слышно.

Спички и соль Алексей зашил в шапки. О карте побоялся заикаться: это уже прямо раскрыть замысел, а кто его знает, чем дышит мастер? Все равно теперь он мог сориентироваться.

Как же бежать?.. Множество планов — самых фантастических — рождалось в голове. Реальным в них было одно: умрут с честью. Пусть так! Жить — это не долбить камень под стволами пулеметов, задыхаясь и проклиная каждый час. Жить — это бороться.

Возможность для побега открылась неожиданно. Удача! А может быть, она по праву пришла к ним? Ночью Сергей долбил базальтовую глыбу. Из-под кирки летели искры. Нащупал выступ, поддел его острием, чтобы отколоть кусок побольше, — и вдруг глыба податливо сдвинулась. От кликнул Алексея. Вдвоем они сдвинули камень и почувствовали, как потянуло свежим воздухом.

— Погоди! — встрепенулся Сергей. — Давай-ка задвинем.

Привалился к мокрой стене. Перевел дыхание. Сердце бешено заколотилось, но он сдерживал себя, боясь поддаться надежде.

— Знаешь, что это может быть? В железнодорожном училище мы проходили... Это может быть вентиляционный колодец...

— Так это же!..

— Погоди... А если только руку просунуть? Скалу не раздолбишь. А если...

— Чего там гадать?

— Погоди, Алешка. Давай обмозгуем. Это наш последний шанс.

Начали обдумывать. Рискнуть: отвалить камень и попытаться пройти весь вентиляционный канал? А если охранники заприметят? В тоннеле их немного — их позиции у выхода, с пулеметами. Наблюдают за арестантами и в забоях, но больше для того, чтобы подгонять. Лампочка недалеко от глыбы?.. Надо ее разбить. Камень, загораживающий отверстие, чересчур тяжел?.. Надо улучить момент и заменить его на иной, полегче. Сейчас рядом работают. Придется подождать, когда каменотесы перейдут на другой участок. Как томительно тянулись дни! Даже растратив все силы в ночную смену, они с трудом заставляли себя заснуть в бараке. А им надо беречь силы...

Бригаду перевели дальше по тоннелю. Накануне удалось разбить лампу, в эту смену ее еще не заменили.

Каторжников ввели в тоннель. Захлопнулись ворота.

— Шнелль! Шнелль!

Алексей поравнялся с тем местом, где был канал. Припал на ногу:

— Ой! Ой!