А потом…

«Господи боже ты мой!» Сердце у нее упало. Потом подпрыгнуло. Стало так больно, что Денни изо всей силы прижала руку к груди. Там, на сырой земле, где подтекал шланг, она совершенно отчетливо увидела след. След от мужского ботинка. От одного из ботинков Макмулленза, которые взял себе Джек Смит. Денни прекрасно знала этот крестообразный рисунок на подошве.

Его тут не было, когда она включала кран, чтобы полить папоротники.

Колени у нее больше не дрожали. Наоборот, ноги стали деревянными, и она еле переставляла их. И пальцы, которыми закручивала кран, совсем не слушались. Инстинкт подсказывал ей, что надо затоптать этот след. Инстинкт предупреждал ее: Джеку Смиту лучше не знать, что он оставил здесь свой отпечаток и тем самым предупредил ее — он здесь, рядом, и наблюдает за ней. Он за виноградником… или за углом дома… и в руках у него — ружье.

Денни наклонилась к крану, и ей почудилось, что Джек Смит дышит ей в шею. Она выпрямилась и снова поправила шляпу. Сняла ее и начала обмахиваться, словно веером. Внимательно осмотрела кран, нахмурилась. Пусть думает, что ее волнует старая прокладка. От напряжения на глаза навернулись слезы, мысли спутались. Что он тут делал? Пил, конечно.

Все остальные краны закрыты на висячие замки. Ему жарко, и он страдает от жажды. Не надо этот кран на замок закрывать, а то и вправду убийства не избежать. Даже психически здоровые люди сходят с ума от жажды.

Денни взяла вторую стопку корзинок, водрузила их себе на голову и пошла к бревну. На этот раз она не стала ни на что отвлекаться и вернулась за первой партией, которую раньше бросила метрах в двадцати пяти. Села на бревно, вытащила пачку сигарет и закурила. Под веки словно песка насыпали, и сигаретный дым щипал глаза. Сердце то неслось вскачь, то болезненно замирало. Она чувствовала, что тяжелый взгляд сверлит ей спину, и представляла, как тонкие, изящные стальные пальцы Джека Смита беззаботно играют со спусковым крючком ружья.

«Чертово ружье! — в отчаянии выругалась Денни. — Чертов Бен заставил меня взять его. Вы только гляньте, что он со мной сделал!» Ни слезинки в глазах, ни ясной мысли в голове. Впервые в жизни Денни не могла найти слов, Денни, которая постоянно говорила с собой, когда больше не с кем было. Она пребывала в полной прострации.

Через некоторое время она все же принялась за работу, бездумно выполняя заученные движения.

Три часа девушка жарилась на солнце, упрямо вплетая кору в проволочные каркасы корзинок. Она подбирала то, что валялось у бревна. И шага в сторону буша не сделала. Лес замер и затих под полуденным пеклом. Ни ветка не хрустнет, ни орех не упадет. Даже ящерица не прошуршит. И все то время она чувствовала на себе взгляд Джека Смита. Ей казалось, что от его дыхания у нее волоски на шее шевелятся.

В три часа дня жажда и изнеможение заставили ее прервать самоистязание.

Она в два приема отнесла в сарай законченные корзинки, рамки и инструменты. Солнце высушило лужицу под краном, и ее собственные следы, затоптавшие отпечаток ботинка Джека Смита, превратились в застывшие комья глины.

Денни разложила инструменты по местам, поставила отдельно готовые корзинки и проволочные каркасы и обреченно поплелась на веранду. Оттуда — на кухню. Она слишком устала, чтобы трястись от страха. Если ее судьба — быть застреленной, не в ее силах помешать этому.

В кухне ничего не изменилось. Да, Джек Смит приходил пить, но за продуктами он не полез. Конечно. Так и должно быть. Вряд ли он станет слишком часто выходить на открытое место. Он сам следил, но и за ним могли следить. Он не так уж и туп для мальчишки, который постоянно находился на самом дне школьного сообщества. Ошибок он почти не допускал.

Впервые с того момента, как увидела отпечаток ботинка на мокрой земле, Денни начала мыслить логически. Днем ей удрать не удастся. Теперь она прекрасно понимала это. Он следил за ней, следил за каждым ее шагом. Она в ловушке, попала в сети, которые расставили Джек Смит и ее собственный страх.

Девушка повесила шляпу на крючок и набрала из коробки дров. «Могла бы и не гасить тебя, — обратилась она к огню в печи. — И чего я добилась? Зажарилась вся, вымоталась, а теперь в два раза дольше чаю дожидаться».

Попив чаю, Денни села на прислоненный к стене стул и заснула. Время от времени голова ее свисала на грудь, и девушка вздрагивала, а через минуту снова погружалась в тяжелый спасительный сон.

Она была совершенно измотана. Вчера у нее выдался трудный долгий день, поспать удалось лишь несколько часов, а сегодня она полдня провела на солнце. И никакой надежды выбраться из того лабиринта, в который нежданно-негаданно превратилась ее жизнь.

Разбудил девушку шум мотора. Звук доносился с нижней дороги, от которой отходила ветка к ее дому. Денни подскочила, словно ошпаренная, — она весь день со страхом и надеждой ждала этого, — бросилась в гостиную и через занавешенное тюлем окно уставилась на бегущую от ворот дорогу.

— Только не Бен… и не девочки… — услышала она свой голос, как рефрен, повторявший эту молитву. Она вспомнила про владельца магазина с Крыжовенного холма и газетчика из Каламунды. Иногда они заглядывали к ней. — И не они, только не они… — взмолилась Денни. — Не хочу, чтобы их убили…

Что ей делать, если машина свернет в ее сторону? Гость должен притормозить у ворот. Выбежать и предупредить его? Поступок может оказаться роковым — вдруг Джек Смит решит, что она побежала рассказывать о нем. Или дать машине доехать до самого дома… если водитель не остановится у ворот и не затормозит у загона для коров?

К счастью, обошлось — гул двигателя постепенно стих, и Денни расслабилась. Через некоторое время ферму снова окутала тишина, и только облачко пыли напоминало о несостоявшемся госте.

Могла ли она рассчитывать на помощь? Денни не знала. Интересно, как быстро человек может сойти с ума? Надежда умерла, но ее место заняло невероятное облегчение.

Выстрелов пока не будет. Момент истины отложен. Она и водитель машины могут немного пожить.

В тот вечер Денни приготовила баранью лопатку, которая давно уже дожидалась своего часа в морозильнике. К мясу полагались запеченный картофель, пастернак и фасоль.

«Он наверняка проголодается, — подумала она. — Я так точно да. Если спартанцы перед Фермопилами находили возможность причесаться, почему бы мне хорошенько не подкрепиться перед Филиппами?» Она помнить не помнила, когда случились события под Фермопилами или Филиппами, а может, никогда и не знала. Просто фраза звучала весьма эффектно. Денни даже пожалела, что у нее нет слушателей.

Когда на месте дров появились хорошие угли, а ужин отправился в печь, Денни снова пошла во двор. Ей предстояло выполнить все те же дела, и она отвлеклась от мрачных мыслей, перечисляя их по списку: «Полить цветы, полить помидоры и овощи. Накормить и подоить Рону, накормить лошадей… выпустить их в ночной загон. Господи, они весь день во внутреннем загоне просидели! О чем я только думаю? Накормить кур, собрать яйца, сорвать созревшие помидоры. Включить ветряную мельницу, не забыть выключить ее, когда цистерны наполнятся. Не смотреть на землю, не искать следы. Не смотреть, не думать. Просто делать свое дело. Да, жизнь без Макмулленза — не сахар. Помидоров уже полно, надо бы отвезти их завтра на рынок. Если, конечно, утром созреет достаточно абрикосов. Надо встать пораньше. Я редко когда езжу на рынок в среду, Бен вряд ли будет ждать меня…».

Рынок!

Вот выход! Но если Джек Смит не разрешит ей покидать ферму, как она попадет на рынок? Да еще с фургоном? Она предложит подвезти его. Только куда?

«Да я совсем спятила!»

И все же Денни проштамповала яйца и уложила их в поддоны, стоявшие в охладителе. Тщательно отобрала помидоры и упаковала их. Обежала с корзинкой абрикосовые деревья и собрала созревшие плоды. Проверила, сколько можно будет набрать завтра утром. И все это время она чувствовала, как черное дуло ружья преследует ее.

В дом она вернулась уже поздно. Солнце село, и наступили серые сумерки. Буш, как обычно летними вечерами, безмолвствовал. И ждал.