— Господа, я к вашим услугам, — сказал он без тени волнения, застегивая пуговицы на тужурке.

— Руки! — воскликнул Карл Диль.

Дубровский вытянул руки. Вальтер Митке вновь защелкнул наручники.

— Выходите! — Карл Диль вытащил маленький «вальтер» из своей кобуры.

— Господин фельдфебель, я уверен, что это недоразумение скоро выяснится.

— Очень скоро. Не далее как сегодня.

Вальтер Митке вышел из комнаты первым, за ним Леонид Дубровский, шествие замыкал Карл Диль с пистолетом в руке. На лестнице их перехватил адъютант Майснера.

— Господин фельдфебель, — обратился он к Дилю, — полицайкомиссар приказал доставить Дубровского к нему в кабинет.

— Хорошо! Мы идем туда.

Не поднимая глаз на вошедших, Майснер вытер платком запотевшую шею, засунул платок в карман брюк и лишь потом со злорадством посмотрел на Леонида Дубровского.

— Надеюсь, Дубровский, вы понимаете, что проиграли? А по счету надо платить.

— Я не улавливаю, о чем идет речь, господин полицайкомиссар.

— Господин Дубровский, ваша карта бита. Не буду вам рассказывать, что вас ждет. Вы все прекрасно знаете сами. Но вы еще можете спасти свою молодую жизнь...

— Простите, господин полицайкомиссар! Меня, видимо, оклеветали. Не знаю, в чем я виновен. А этот Алекс...

— Бросьте, Дубровский! Мы не маленькие дети. Ваша Ольга Чистюхина призналась во всем. Мария Левина тоже дала показания. Повторяю, отпираться бессмысленно. У вас остался последний шанс уберечь свою жизнь. Вы понимаете, о чем я говорю? Вы раскроете нам все карты. В этой игре ваша ставка повысится...

Дубровский почти не слышал Майснера. Он понял: это конец. Выкручиваться глупо и бесполезно. Единственное, что еще можно сделать, — молчать. Не покупать же себе жизнь ценой предательства!..

На столе затрезвонил телефон. Майснер снял трубку. По тому, как он поднялся с кресла, по тому, как изогнулся в подобострастной позе, Дубровский понял, что на другом конце провода находится высокое начальство.

— Да, мы готовимся. Но я не думал, что это так срочно. Я рассчитывал перебраться туда дня через три-четыре, — сказал Майснер в трубку и тут же осекся: — Что-о? Прорвали фронт? Я понял вас, господин генерал. Передовая команда отправится немедленно. Все остальные двинутся завтра. — Он аккуратно положил трубку на рычаг и распорядился: — Фельдфебель Диль, срочно высылайте передовую команду в Днепропетровск! Этого, — кивнул он на Дубровского, — под особой охраной отправите вместе с ними. Пусть его посадят в одиночку в Днепропетровской тюрьме. Господин Дубровский, у вас там будет достаточно времени для размышлений. Подумайте! Речь идет о вашей жизни. В вашем распоряжении еще целых сорок восемь часов. Послезавтра утром вас доставят в мой кабинет в Днепропетровске.

— Не тешьте себя надеждой, господин полицайкомиссар. Я все обдумал заранее.

Солнце уже поднялось над крышами Сталино, когда Дубровского, закованного в наручники, подвели к задернутому брезентом грузовику. Среди толпившихся возле подъезда сотрудников ГФП-721 он увидел и Макса Борога. Дубровскому показалось, что на глазах у Макса блеснули слезы. Но в следующий момент Леонида грубо толкнули в кузов.

А на востоке все отчетливее и громче грохотала артиллерийская канонада. Леонид Дубровский улыбнулся своим мыслям. Он сделал все, что мог. Совесть его была чиста.

6 сентября вместе с передовыми частями Советской Армии капитан Потапов был в Сталино. Поздно вечером его разыскала Валентина Безрукова.

— Что вам угодно? — спросил Потапов, когда подчиненные привели девушку в его комнату.

— Вы Сокол? — спросила она смущенно.

— А что вы хотите?

— Я от Леонида Борисова. Он просил передать...

— Родненькая! Миленькая! — Потапов положил руки на плечи девушки. — А где же теперь он сам?

— Уехал в Днепропетровск. Вот письмо.

Валентина показала Потапову письмо, в котором Дубровский сообщал о своем внезапном отъезде.

— А вот его записи. Он очень просил меня передать это вам, когда вы освободите город.

Она отдала капитану несколько скомканных бумажек. Потапов бережно взял их и, подойдя к столу, склонился над керосиновой лампой.

Потапов так увлекся, что забыл о девушке. Но, вспомнив о ней, он оторвал взгляд от листа бумаги, обернулся:

— Простите, миленькая! Вы даже не представляете, что вы принесли. Этим бумажкам цены нет.

— Мне-то за что? Это Леониду спасибо.

— И ему, разумеется. Молодец парень. Как-то он теперь там, в Днепропетровске!

Когда советские воины освободили Днепропетровск, люди капитана Потапова осмотрели тюрьму ГФП-721. На стенах камеры смертников они обнаружили записи содержавшихся в ней людей. На одной из стен было нацарапано: «22 сентября 1943 года, Дубровский Леонид». Надпись была очерчена рамкой. В этот день гестаповцы расстреляли советского разведчика.

Собирая материал для этой документальной повести, я встретился с многими советскими патриотами, знавшими Дубровского в период его пребывания в тылу гитлеровских войск. В Кадиевке состоялось знакомство с Марфой Терехиной, с Михаилом Высочиным, одной из сестер Самарских.

В Сталино, на шахте Петровского, я беседовал с уцелевшими подпольщиками, выполнявшими задания Шведова и Донского. А в Москве, работая с архивными документами, нашел имя неизвестного мне человека, который имел отношение к ГФП-721.

Кандидат наук Игорь Харитонович Аганин проживает в Москве, и потому мне не составило большого труда договориться с ним о встрече. И она состоялась. Этот удивительный человек рассказывал о порядках в тайной полевой полиции, о зверствах, чинимых гестаповцами, о полицайкомиссаре Майснере, о Рунцхаймере, о следователях ГФП-721. Не забыл он упомянуть и о Дубровском.

— В ГФП мы встречались с ним часто, — рассказывал Аганин. — Иногда беседовали, казалось бы, по душам. Оценивая своих сослуживцев по ГФП, я не раз размышлял и о Дубровском. Тогда я не мог понять, что заставило этого молодого, умного и красивого человека предать Родину, пойти в услужение к гитлеровцам. Даже когда его расстреляли немцы, я считал, что его подвело знакомство с подпольщиками. О том, что Леонид Дубровский был советским разведчиком, я узнал только после войны.

— Простите, Игорь Харитонович, — не удержался я от вопроса, — а вы сами кем были в этой пресловутой ГФП-721?

— Я-то? — Коварная улыбка растеклась по лицу Аганина. — Я заведовал канцелярией в ГФП-721. Я был тем самым Георгом Вебером, о котором вы знаете из архивных документов.

Не скрою, я не сразу поверил и теперь сам предвижу ироническую улыбку читателя. Но это не вымысел. Не забывайте, что перед вами документальная повесть. Просто случай свел двух советских людей в одном контрразведывательном и карательном органе гитлеровцев, именуемом тайной полевой полицией. И конечно же ни Игорь Аганин, ни Леонид Дубровский ничего не знали друг о друге. Они в меру сил и возможностей выполняли свой долг перед Родиной.