И только после этого проговорил:

— Ловкость рук — и никакого мошенства!

Виктор недоверчиво посмотрел в его карие, с лукавинкой, глаза, улыбнулся и спросил:

— А еще раз можете?

— Добре. Только сперва пятак отдай.

— Он же у вас в руке! — удивленно проговорил паренек.

— Где? — лейтенант разжал руку. На его шершавой ладони ничего не было. — Ты, хлопец, на меня не кивай. Пятачок у тебя в кармане лежит. — С этими словами он полез к Виктору в карман куртки и вытащил все тот же пятак.

— А как это? — только и сумел от удивления проговорить Виктор.

— Очень просто. Будешь со мной дружить, я тебя еще и не таким фокусам научу.

Виктор последовал за лейтенантом Пархоменко в парк. Назвавшись разведчиком, лейтенант рассказал Виктору, как не раз брал в плен «языка». Причем все немцы, которых приходилось ему доставлять в свой штаб из-за линии фронта, были почему-то тяжелыми и толстыми, и у каждого почему-то подкашивались ноги от страха. По словам лейтенанта Пархоменко, выходило, что взять «языка» — дело плевое, а вот дотащить его на себе до расположения наших войск — самая трудная задача.

Рисуя мельчайшие детали своих походов за «языком», лейтенант Пархоменко красочно жестикулировал, на лице его появлялась гримаса страха, закатывались глаза, когда он копировал захваченных им немцев. Причем раньше чем начать какую-либо новую историю, лейтенант Пархоменко расспрашивал Виктора о его боевых делах. Поначалу паренек отмалчивался. Но однажды лейтенант сказал:

— Ты небось и немца-то живого не видел.

Виктор насупился и проговорил:

— Видел. И не одного.

— Небось пленных?

— И вовсе не пленных.

— Где ж ты их видел?

— На той стороне.

— Ишь ты! Партизанил, что ли?

— И вовсе не партизанил, а был связным у секретаря подпольного обкома.

— Вона куда махнул. Кто же тебе такое дело доверил?

— Моя школьная учительница. Она его задания выполняла. А я эти задания ей передавал и опять же ему докладывал.

— Молодец, и на том спасибо. Только я думал, раз тут находишься, значит, в бою побывал.

Виктору очень хотелось рассказать лейтенанту, как он ходил с Дубровским за линию фронта, как выполнял ответственное задание командования, как, наконец, доставил сведения о противнике. Но, помня, что никому не имеет права говорить об этом, он сдержался и робко ответил:

— Не. Я в бою не был. А сюда меня отдохнуть привезли на несколько дней.

Чувствуя, что паренька не так легко вызвать на откровенность, лейтенант Пархоменко решил схитрить.

— А я прошлой осенью в такой переплет попал, что еле ноги унес. Немцы нас в селе Малоивановка окружили...

— Где, где? — перебил Виктор.

— В Малоивановке. Это неподалеку от Алчевска, раньше он Ворошиловском назывался.

Виктор насторожился.

— Так вот, — продолжал Пархоменко, — окружили нас немцы в этом селе. Жаркий бой разгорелся. Нас всего рота, а их не меньше двух батальонов. И решили мы биться до последнего, в плен не сдаваться. А у них минометы, садят по селу из всех калибров. Половина хат горит, а мы все отстреливаемся, немцев не подпускаем.

— Неправда это, — спокойно проговорил Виктор.

— Почему неправда? Думаешь, я вру?

Впервые за весь разговор лейтенант Пархоменко перестал улыбаться.

— Может, и не врете, а неправда это.

— Ну, почему же ты мне не веришь?

— А потому, что я был в Малоивановке. Там ни одной хаты погоревшей нет.

— Так, может, ты до войны там был?

— Нет. Недавно. Еще и месяца не прошло.

— Интересно, что же ты там делал, в Малоивановке?

— Так, по делам заходил.

— Ну, расскажи, расскажи, как она выглядит, твоя Малоивановка? Может, это совсем и не то село. Где там ночевал?

— Я не останавливался, я мимо проходил. Там все хаты целы, будто и войны не было.

Лейтенант Пархоменко больше ни слова не мог вытянуть у Виктора.

Уже несколько минут они сидели молча на скамейке парка, когда неподалеку от них прошла Таня с пожилой женщиной в форме военного врача. Вот тут-то, чтобы вновь завязать разговор, лейтенант Пархоменко и рассказал Виктору о Тане. Но разговора не получилось. Молча выслушав Танину историю, Виктор поднялся со скамейки и пошел к зданию санатория.

— Постой! Через двадцать минут обед! Пойдем вместе в столовую! — крикнул ему вдогонку лейтенант Пархоменко.

Виктор остановился, подождал, пока лейтенант подошел к нему, и в упор спросил:

— Дядя Григорий! А зачем вы мне про Малоивановку врали?

— Вот чудак! Да разве их мало, Малоивановок? Ты в одной, видно, был, а я про другую рассказывал, — без тени смущения проговорил Пархоменко. — Я было хотел тебе показать, как фокус делается, а ты вдруг ни с того ни с сего обиделся.

— Да нет, я не обиделся. Просто сидеть надоело, — отговорился Виктор.

До самого вечера лейтенанту Пархоменко так и не удалось вызвать парнишку на откровенный разговор. Всякий раз, когда лейтенант подходил к Виктору и заговаривал с ним, тот односложно отвечал на вопросы и под различными предлогами отходил к другим отдыхающим.

Теперь все внимание паренька было уделено Тане. Нет, он еще не познакомился с ней, но, куда бы она ни шла, он неотступно следил за ней взглядом, старался держаться поближе. Ему нравилась ее походка, прямые, зачесанные назад волосы цвета соломы, большие голубые глаза, смуглое обветренное лицо с маленькой родинкой на левой щеке и даже облупившийся нос, придававший ей вид озорного мальчишки.

Виктор не мог понять, почему его словно магнитом тянет к этой девчонке. Ему казалось, что она хвастается своим пистолетом. И в глубине души он проклинал ее за это. «Подумаешь, фасонит!» — думал он. И тем не менее Таня овладела его мыслями. Он начал фантазировать, как было бы славно, если бы они вместе оказались в тылу врага. Они могли бы выслеживать и убивать фашистов, нарушать связь, добывать ценные сведения о противнике. Но каждый раз, когда Таня посматривала на него, Виктор, будто провинившийся, опускал глаза.

Наконец вечером, перед началом кинофильма, он решился и подошел к девочке.

— Ты чего с пистолетом ходишь иль боишься кого? — сурово спросил он.

— Кого мне бояться? Просто деть некуда, вот и ношу.

— А почему не сдала? У меня-то еще в госпитале отобрали.

— A у партизан не отбирают, потому как получать потом не у кого. Этот я сама добыла. Трофейный. «Вальтер», немецкий.

— Я и сам вижу, что «вальтер». У меня точно такой был. Только я его не в кобуре носил, а в кармане.

— Прятал, что ли?

— Ага.

— От кого?

— От немцев.

Девочка рассмеялась.

— Ты чего? — обиженно спросил Виктор.

— Так просто. Забавно у тебя получилось. От немцев спрятал, а свои отобрали.

Закипавшая было злость неожиданно улетучилась, и Виктор от души засмеялся.

— На войне всякое случается, — повторил он слышанную от кого-то фразу. И тут же спросил: — А ты из него хоть стреляла?

— Нет. Не пришлось.

— Давай постреляем?

— А где?

— Там, в парке, пруд есть. Лягушек полно. Айда туда, пока не стемнело!

— А кино?

— Хорошо! Сегодня фильм посмотрим, а завтра утром постреляем.

— Ладно! — кивнула Таня. — А тебя как зовут?

— Меня? Виктор!

— А меня — Таня!

— Это я уже знаю.

— Откуда?

— Так, один человек сказал.

Словно из-под земли перед ними вырос лейтенант Пархоменко.

— Отчего молодежь носы повесила? — улыбчиво спросил он. — Пойдемте, я вам необыкновенный фокус покажу.

— Не, мы в кино собрались, — ответил и за себя, и за Таню Виктор.

— И в кино успеете, и фокус посмотрите, — настаивал Пархоменко. — Там, в столовой, еще только экран развешивают.

— А почему ты не хочешь? Пойдем, — предложила Таня.

— Не, я тут побуду. Уже насмотрелся этих фокусов.

Девочка стояла в нерешительности.

— Раз Виктор Пятеркин сказал, значит, так и будет. У него слово твердое, — спрятав улыбку, проговорил лейтенант Пархоменко.