Они молчали с некоторое время, не обменявшись ни словом, ни взглядом. Былые любовники, проведшие столько жарких страстных ночей в объятиях друг друга и не решающиеся сейчас нарушить тишину, стоявшую между ними.

Наконец Загорский проговорил, не отводя напряженного взгляда от своего бокала:

— Рад видеть, что ваше путешествие закончилось благополучно, но огорчен, узнав, что твои головные боли мучают тебя. Как нынче твое здоровье?

Натали так резко повернулась к нему, что ее волосы взметнулись за спиной.

— Тебя интересует мое здоровье? Неужели? Было бы лучше, если бы ты потрудился навестить меня раньше. Из чьей постели ты ко мне сейчас, милый? — проговорила она едко.

— Ах, прошу тебя, оставь этот тон кухарки, — устало ответил ей Загорский. — Я сотни раз повторял тебе, что он не к лицу тебе.

— А что мне к лицу? Слепая покорность? Готовность к всепрощению и принятию тебя обратно, натешившегося досыта у какой-нибудь шлюхи?

— Я никогда не просил принимать меня обратно, — резко сказал Загорский и поднялся. Он видел, что Натали раздражена до крайности и заранее же предвидел ее истерику. А значит, разговора не получится нынче, и ему следует уйти.

— Нет! — Натали метнулась к нему через всю комнату и взяла его за руку. — Прости меня, я не понимаю, что говорю. Я не буду злиться, обещаю.

Она поднесла его руку к своим губам прежде, чем он сумел остановить ее. Раздраженный своим настоящим положением, чувствуя себя последним подлецом, он отстранился от нее и, выпростав руку из ее ладони, схватился за бокал с вином, словно утопающий за бревно.

— Натали, нам надо поговорить, — начал он, но она быстро перебила его.

— О чем? Нам не о чем говорить. Милый, милый, я все готова простить и забыть. Что с того, что ты опять поволочился за какой-то юбкой? Мужскую натуру не изменить. В душе они всегда охотники, я всегда это понимала. И потом — какой же ты гвардейский офицер без волокитства? Даже подумать смешно. Гвардейцы, они ведь вечно влюблены в кого-то, n'est-ce-pas [21]? Просто обними меня, как прежде, и все забудется.

Загорский во время ее торопливой речи допил вино до последней капли, потом медленно поставил бокал на столик и повернулся к ней.

— Нет, Натали. В этот раз — нет.

— В этот раз?! — ее голос сорвался на визг. — Только не говори, что ты серьезно увлекся этой рыжей бестией!

— Что? О какой рыжей бестии речь?

— О Софи! Об этой змее! Приживалке в моем доме! Разве ты не встречался с ней? Не лги мне, я знаю прекрасно, что встречался. Она мне во всех подробностях описывала, как вы пересекаетесь то в театре, то на прогулках.

Загорский как мог напряг свою память и еле вспомнил хорошенькую молодую вдовушку, что была представлена ему в салоне у Вяземских. Но у нее светился в глазах такой нескрываемый интерес к его особе, что ему даже стало не по себе, и он поспешил откланяться. Другой встречи с ней, видит Бог, он не помнил, о чем честно и сообщил Натали.

— Тогда… тогда… — она перевела на него взгляд и пристально уставилась в его глаза. — Это та девчонка… Ольховская! О! Ты смутился! Значит, она. Она! Зачем она тебе? Что она может тебе дать? Разве ее губы слаще моих? Разве ее прелести сравнимы с моими? Разве может она доставить тебе такое удовольствие, какое доставляю тебе я? Или ты просто решил наставить рога перед свадьбой своему лучшему другу? Подарить ему своего un bâstard [22]в качестве подарка к венчанию?

Загорский резко шатнулся к ней, и Натали по выражению его глаз поняла, что зашла слишком далеко, испытывая его чувства. В последний миг он вдруг отошел к окну и стал дергать бахрому у гардин, словно срывая на них ту ярость, в которую привели его слова Натали.

— Ты готов был ударить меня, — тихо прошептала она. — Готов был ударить, — повторила она, словно не веря своим словам.

— Ты действительно влюблен в нее, — сказала Натали с грустью после недолгого молчания. — Не знаю, надолго ли это, но ты увлечен ею столь сильно, что готов ударить меня за эти слова. Раньше ты бы отшутился, и мы посмеялись бы с тобой над нелепыми влюбленностями юных курочек, как ты их называл, а теперь…

— Нам надо расстаться, Натали, — глухо проговорил Загорский от окна, словно не слыша ее слов. — Мы больше не можем продолжать нашу связь. Я считаю, что это нечестно.

— Нечестно? По отношению к кому? К моему супругу? Ты знаешь, мне плевать на него!

Загорский поморщился от ее грубых слов, но, тем не менее, продолжил:

— Нечестно по отношению к тем, какими мы были. Нечестно по отношению к тем нежным чувствам, что мы так опошлили теперь.

— Мне все едино. Думай, что желаешь. Люби, кого желаешь. Но только не оставляй меня! — вновь попыталась вразумить его Натали.

— Так надо, милая, — мягко сказал Сергей, обернувшись к ней. — Это не может продолжаться, ты должна понимать это.

— Нет! — выкрикнула Натали. — Я не хочу ничего понимать! Почему ты не можешь остаться? Почему хочешь оставить меня? Разве кто-то сможет любить столь сильно, как я? Разве кто-то будет готов отдать за тебя жизнь? Принять тебя любого — сирого и убогого — сможет ли кто-то, кроме меня? Если хочешь любить кого-то, люби — я не встану у тебя на пути. Но только, заклинаю, не бросай меня, — Натали опустилась перед ним медленно на колени и обхватила его ноги, мешая ему двинуться с места. — Я перед тобой на коленях, Сереженька, я забыла гордость, потому что ты — моя гордость, совесть и честь. Я всегда любила только тебя. Ты — вся моя жизнь, я не смогу без тебя жить. Я пропаду без тебя. Можешь ездить еще к кому угодно, если пожелаешь, я ни слова не скажу. Я приму любое твое решение, любое, кроме этого. Не оставляй меня, не оставляй меня, заклинаю тебя. Пусть разлюбил, пусть! Из жалости, из памяти былого — не оставляй меня!

Загорский с усилием поднял с колен сопротивляющуюся и безудержно рыдающую Натали и нежно обнял, словно ребенка, баюкая в своих руках.

— Ma bonne, ma bonne [23], — приговаривал он, гладя ее по спине. — Мне очень и очень трудно говорить тебе это. Но мы не можем продолжать долее. Так сложилось… Так надобно.

— Так надобно тебе, — вдруг отстранилась от него Натали. Она вытерла слезы рукавом капота, и этот жест выглядел столь по-детски, что у Сергея сжалось сердце при виде этого. — Что ж, если ты того желаешь, так тому и быть. Я слишком люблю тебя, чтобы противиться твоему страстному желанию покинуть меня. Если это составит твое счастие, то воля твоя, я отпущу тебя. Только не оставь меня своим расположением. Я не хочу утратить его, как утратила твою любовь.

— Я готов в этом поклясться… — начал было Сергей, но она прервала его, положив палец на его губы.

— Ты уже клялся мне, mоn bonn amie [24], и вот каков финал. Не надо клятв, я не хочу их. Побудь со мной еще пару часов, доставь мне наслаждение в последний раз побыть рядом с тобой. Я хочу запомнить эти минуты, ведь мне только их и предстоит вспоминать в той постылой жизни, что ждет меня без тебя.

— Прошу тебя, Натали, — поморщился недовольно Сергей.

— Все, не будем об этом, — она подошла к столику и наполнила их бокалы. Потом подала один из них Загорскому. — Выпьем? Только вот за что? Давай выпьем за будущее, которое ожидает нас. По крайней мере, хотя бы ты ждешь его с нетерпением.

Натали отпила вина, потом поболтала его в бокале, словно размешивая, и отставила бокал в сторону. Она опустилась на кровать и, устроившись поудобнее в положении полусидя-полулежа на многочисленных подушках, посмотрела на Загорского, по-прежнему стоявшего у окна с бокалом в руке.

— Позволь мне говорить с тобой сейчас, как с другом (признайся, довольно пикантно для тебя — друг-женщина). Иногда мужчины не видят очевидных вещей, доступных только женскому взгляду. Дозволишь говорить с тобой откровенно?