— Почему? Почему? — словно не слышал его Сергей и при каждой реплике тряс Павла.

— Она замужем, — коротко сказал старый князь с явным надрывом в голосе и положил руку на плечо внука, легко и ободряюще сжал его. — Прости.

Всего два слова. Два коротких слова, но они перевернули его душу наизнанку. Потрясенный, Сергей отпустил фрак Арсеньева из своих рук, сделал пару шагов от него и отвернулся к камину, опершись руками на каминную полку. Его спина так сильно напряглась, что казалось, ткань его фрака сейчас лопнет по шву.

— Как это возможно? — глухо произнес он. — Она же моя жена.

— Тебя считали умершим, — ответил старый князь. — Соответственно, на тот момент ее последующий брак был вполне вероятен.

— Бред, это полный бред, — покачал головой Сергей. — Как? Когда?

— После госпожинок, в 1836 году, — ответил Арсеньев прежде, чем его успел остановить старый князь. Сергей замер на месте, а потом резко выпрямился и ударил со всей силы по каминной полке, сбивая при этом многочисленные безделушки, стоявшие на ней. Его кулак тут же начал кровоточить, но он не обратил на это никакого внимания. Потом еще раз ударил по мрамору каминной полки, разбивая костяшки пальцев, приводя в ужас своего деда и Арсеньева. Обернулся к ним со странным огнем в глазах.

— Кто? — спросил он тихо. Старый князь покачал головой.

— Я не думаю, что…

— Кто? — повторил Сергей. Его спокойного и безмятежного на первый взгляд вида кровь стыла в жилах. Лишь маленькая венка на виске билась в бешеном ритме. Сергей перевел взгляд на Арсеньева и прочитал ответ в его глазах.

— О Боже!

Он снова отвернулся к камину и уперся в него ладонями, ничуть не чувствуя жара от огня, что бил ему прямо в лицо. Арсеньев хотел было подойти к нему и что-то сказать, но старый князь остановил его предупреждающим жестом.

— Как это могло случиться? — глухо спросил Сергей, не повернув к ним головы. — Почему?

— Мы не знаем этого точно. Ты же знаешь, меня здесь не было, когда… когда все это произошло.

Старый князь вдруг перебил Арсеньева, резко поднимаясь с софы, на которой давал отдых своим больным ногам.

— Может, нам следует обсудить все это после? Ты, должно быть, устал, Сережа. Только прибыл же.

От этого мягкого «Сережа» у Сергея вдруг навернулись слезы на глаза. Он понял, что более не может сохранять хладнокровие и, изо всех сил сохраняя лицо, повернулся к своим собеседникам.

— Вы правы, grand-père, — он подошел к деду и поклонился ему. Дед быстро перекрестил его и поцеловал в лоб.

— Ступай с Богом, отдохни с дороги.

Затем Сергей подошел к Арсеньеву. Тот смотрел на него с явной виной и состраданием в глазах.

— Мне очень жаль, — тихо прошептал он после того, как мужчины обнялись. Сергей ничего не ответил ему в ответ. Лишь на пороге комнаты, задержавшись в дверях, он коротко спросил, не поворачивая головы:

— Она знает, что я жив?

— Я тут же поехал к ней в Завидово, как получил от тебя вести, — быстро сказал Арсеньев. Старый князь отвел глаза, заметив, как вздрогнул внук при упоминании имения Воронина.

— И что она? Как отреагировала? Что сказала? — Сергей едва сдерживал свое волнение, бьющееся сейчас в его сердце.

— Она сказала, direz à prince Zagorsky ses quatre vérités, — после минутного молчания произнес слово в слово Арсеньев, и Сергей тут же прикрыл глаза, словно яркий солнечный свет, наполнявший комнату, резал ему глаза. Как жестоко! Как больно, Господи …

Сергей не выходил из своей комнаты до ужина. Ни его друг, ни старый князь не находили себе места до этого времени, то и дело посылая лакея подслушать за дверью, что делает барин в тиши своей комнаты в сумраке плотно задернутых гардин. Но комнатный возвращался и сообщал, что у барина тихо, ничего не слышно, видать, почивает. Матвей Сергеевич приказал лакею безотлучно дежурить у комнаты Сергея, и если что пойдет не так, то сразу сообщить ему. Сам он, извинившись перед гостем, удалился к себе, где долго молился перед иконами. На сердце у него была тяжесть оттого, что он знал причину поспешного брака Марины, но не имел ни малейшей возможности поведать о ней Сергею.

— Помоги ему, Господи, помоги ему, — шептал старый князь, едва слышно. Если бы он мог, он с готовностью взял бы на себя те душевные муки, что сейчас испытывал его внук. — Господи, как все запуталось…

Незадолго до ужина лакей передал от Сергея записку, в которой он просил прощения за то, что не может присутствовать на трапезе, ссылаясь на свою усталость с дороги, peut-être demain [263]. Старый князь и Арсеньев ужинали вдвоем, обсуждая какие угодно темы, только не те, что сейчас действительно волновали их. Они явно тяготились сложившейся атмосферой за столом и с облегчением в душе разошлись после по своим комнатам.

Перед тем, как идти к себе, старый князь зашел к внуку. Тот лежал на постели полностью одетый, в кромешной тьме, и сначала Матвей Сергеевич даже не заметил его.

— Пошто свечей на зажгли тебе? — спросил он, с трудом отпускаясь на кровать. От всех переживаний за последние дни у него снова разболелась спина. Надо будет просить Никодима, чтобы подогрели ему кирпичи перед сном.

— Я не захотел, — ответил Сергей. — Привык уже за эти годы без света.

Матвей Сергеевич протянул руку и коснулся плеча внука. Легонько сжал его.

— Если хочешь поговорить о том, что пришлось пережить, не молчи, говори. Сердце твоего деда сильное, многое еще перенесет. Поверь, в своей жизни я сталкивался со многим.

— Нет пока, — Сергей покачал головой. — Благодарю, быть может, после как-нибудь, когда пройдет поболее времени. Лучше расскажи мне, что произошло тут, пока меня не было. Кто умер, кто женился, et ainsi de suite [264].

И Матвей Сергеевич рассказал ему все то, что сам знал, иногда вставляя такие саркастические и едкие замечания на тот или иной счет, что Сергей не мог невольно сдержать улыбки, восхищаясь в душе, как дед ловко угадывал всю подноготную того или иного человека. Лишь один единственный раз молодой Загорский болезненно поморщился — когда старый князь рассказал ему о смерти Натали.

— Ужасно, просто ужасно, — покачал головой Матвей Сергеевич. — Такая молодая и красивая женщина, такая ужасная смерть. Ее похоронили все же на кладбище, граф-таки добился разрешения Синода. Но пережитое все же отразилось на нем — не прошло и года, как он скончался от удара. Теперь в имении за хозяина какой-то дальний родственник. Принял наследство. Титул же отмер… Правда, тяжба только недавно закончилась. Ты же знаешь, после смерти богатого человека на его могилу слетается всякое воронье…

Сергей кивнул, погруженный в свои мысли. Столько потерь за этот день! Да, он не любил Натали так, как она того заслуживала, но она была ему близким и родным человеком, маленькая нить из его прошлого, в котором он был так счастлив.

На следующее утро, едва рассвело, Сергей приказал оседлать ему его вороного, который все эти годы ждал своего хозяина в конюшнях имения Загорских и тотчас узнал князя, приветственно ткнувшись мордой ему в плечо. Сергей ласково погладил его лоб, провел рукой по мощной шее.

— Мой милый коняка, здравствуй, — прошептал он, сглатывая комок, заставший в горле от такой нежной встречи. — Соскучился, Быстрый? Я тоже, коняка, тоже

Даже лошади вернее иных особей женского пола, с горечью подумал Сергей и легко вскочил в седло, словно и не было прошедших лет долгого перерыва.

Спустя полтора часа он уже был в имении, принадлежавшем ранее графу Ланскому. Он не стал заезжать в усадьбу и представляться новым хозяевам, оставив это напоследок, а сразу же повернул к церкви, стоявшей на расстоянии полверсты от усадебного дома. Там, за церковной оградой, хоронили представителей семьи Ланских, прямая ветвь которой оборвалась с уходом старого графа. Именно там лежала сейчас Натали.

Сергей сразу же нашел ее могилу. Мраморный ангел на коленях, со сложенными крыльями, в горе простирающий ладони к небу. Четверостишие на итальянском языке.