— Забудь про вырез — сейчас так носят, — ответил Анатоль, отводя ее руки от тонкого белого кружева, которое она расправляла то так, то эдак в попытке прикрыть себя. — А что касается прически…

Он отошел от нее к комоду, на который он при входе в комнату положил несколько футляров. Взял в руки один из них, обитый алым бархатом, и подошел ближе.

— Я сказал, чтобы тебе сделали такой куфур [247], потому что у меня кое-что есть для тебя, — он открыл футляр, и Марина заметила в гнезде из черного бархата изумительной красоты диадему из жемчуга с небольшими вкраплениями бриллиантов.

— Фамильная диадема Ворониных, — проговорил Анатоль с улыбкой, польщенный ее восхищенной реакцией. — Теперь она твоя, моя милая графиня.

Он легко достал диадему из футляра и надел ее на голову жены, аккуратно, чтобы не испортить прическу. Она превосходно села на Марину, словно и была сделана для того, чтобы украшать ее сегодня.

— Надо будет сказать Дуняше, чтобы закрепила получше, — неловко улыбнулась Марина в ответ на взгляд мужа. Диадема была тяжела, Марина сразу же ощутила это. Эта тяжесть заставляла ее высоко держать голову, и теперь она могла понять, почему у высокотитулованных дам света такая превосходная осанка — по-иному и быть не может.

— У меня еще есть кое-что, — Анатоль снова подошел к ней с небольшими футлярами. — Здесь, — он приподнял длинный синий футляр. — Подарок для тебя от Императорской семьи.

Он протянул футляр Марине, и та, открыв его, восхищенно ахнула. В нем лежал веер из белых страусовых перьев. Костяная ручка веера была украшена золотым вензелем — корона с девятью украшенными маленькими бриллиантами шишечками. Символ графского титула Марины.

— О Боже, какая красота! — не смогла удержаться от реплики Марина, когда она раскрыла этот роскошный веер и несколько раз легко взмахнула им.

— Отлично подойдет к твоему бальному платью, — заметил Анатоль и протянул ей другой футляр, поменьше размерами. В нем Марина обнаружила бриллиантовую брошь в форме переплетенных меж собой букв М и В. Холодный блеск камней буквально ослеплял при свете свечей.

Марина Воронина. Словно знак, показывающий всем, кому она принадлежит.

— Тебе не нравится? — обеспокоенно спросил Анатоль, заметив маленькую морщинку, пересекшую лоб Марины.

— Нет, отчего же, брошь прекрасна. Благодарю вас, — ответила ему Марина. Ее муж взял из футляра брошь и приколол ее на корсаж Марининого платья туда, где начинался буф рукава.

— Это ты прекрасна, а не она. Это так, дополнение, — улыбнулся ей Анатоль и, взяв ее лицо в ладони, поцеловал сначала в лоб, затем нежно коснулся губами ее губ. — Поспешим же, il n'est que temps [248].

Марина кликнула Дуняшу, чтобы та подала ей перчатки и шаль, а также закрепила покрепче диадему на голове, чтобы та не упала ненароком во время бравой мазурки. Затем, когда была готова к выходу, подала руку мужу, и они направились к входу в бальную залу, где были намерены встречать многочисленных гостей и принимать поздравления с именинами Марины.

— Не беспокойся же насчет платья, — прошептал ей быстро Анатоль, заметив, как она в очередной раз взглянула на свой глубокий вырез, почти прямо перед тем, как повернуться к первой паре, приближающейся к ним из парадной гостиной. — Неужели ты думаешь, я утвердил бы эскиз платья, если бы оно не было по моде и не отвечало бы общепринятым правилам?

Марина, услышав эту реплику, даже забыла о своем беспокойстве о вырезе. Она вспомнила, как яростно отстаивала цвет ткани m-m Monique, и тут же поняла, что та прибыла в Завидово, уже имея на руках одобренное графом эскиз бального платья, и мнение Марины при этом отнюдь не планировалось принять во внимание. Анатоль даже драгоценности ей сегодня подобрал. Она чувствовала себя сейчас словно куклой, которую выставляют напоказ для собственного тщеславия.

Марина стиснула зубы и постаралась забыть о том, что только что узнала, приветствуя гостей, но не смогла. И хотя по ней не было заметно окружающим, насколько ей больно и обидно, Жюли все же разглядела, что что-то с ней не так.

— Qu'arrive-t-il, ma cherie [249]? — прошептала она Марине в ухо, делая вид, что целует ее в щеку.

— Plus tard [250], — ответила та подруге тихо, чтобы чужие уши не расслышали ее ответа.

О, как же теперь понимала Марина, почему некоторые персоны из света столь редко дают званые вечера! И дело было не только в умопомрачительных расходах на проведение бала. Марине казалось, что она отстояла целую вечность, улыбаясь, делая реверансы более знатным гостям и просто кивая менее именитым, пока, наконец, Анатоль не дал знак, что можно начинать.

В полонезе у Марины парой был князь Долгоруков, у Анатоля соответственно — княгиня. За ними следовали остальные гости, разбившиеся по парам. После полонеза играли вальс, затем кадриль, и снова танцевали вальс, но уже круглый, по всей зале.

Этот вальс Марина танцевала с Арсеньевым. Она немного удивилась, когда обнаружила его имя в своей книжке, но ничем не показала своего удивления, когда он подошел к ней в начале танца. После их отъезда из Завидово они не виделись, попрощаясь перед расставанием слишком холодно. Арсеньев не мог и не хотел понять чересчур поспешное, по его мнению, замужество Марины, а та была обижена на него за холодность. Жюли в своих письмах всячески обходила тему их разлада, но Марина знала, что той неприятно, что ее супруг и подруга, некогда бывшие чуть ли не хорошими приятелями, теперь отдалились друг от друга.

— Благодарю вас, — вдруг сказал Арсеньев, и Марина, столь резко вырванная из своих мыслей, чуть не сбилась с такта, что было бы весьма опасно в круглом вальсе — нарушило бы мерный ход танца не только их, но и окружающих. Тем временем, Павел повторил. — Благодарю вас. Моя жена светится изнутри, и я знаю, что тому причиной. А также знаю, что вы приложили к этому свою руку.

— Вы знаете? — удивилась Марина. Павел кивнул ей, и она поспешила сказать. — Только умоляю вас, сделайте удивленное лицо, когда она скажет. Она думает, что это только ее тайна сейчас.

Арсеньев кивнул снова и улыбнулся, соглашаясь с ней. На это мгновение меж ними словно снова установились прежние легкие дружественные отношения, что были прежде, но этот миг закончился вместе с музыкой вальса. Танец был окончен, и опять перед Мариной стоял холодный и слегка отстраненный человек, все еще не простивший ей измены своему другу. Марине даже стало несколько грустно от осознания того, как безвозвратно изменились их отношения. Ведь это не могло не повлечь за собой некоторое охлаждение и между Арсеньевым и ее супругом, который негласно словно принял ее сторону в их прохладном мире с первым. И это огорчало Марину, она винила только себя за то, что друзья, бывшие близкими столько лет, теперь стали далеки друг от друга, это было видно невооруженным глазом.

Спустя некоторое время Марина сделала знак Жюли, стоявшей от нее немного в стороне, что она намеревается оставить бальную залу и удалиться, чтобы немного освежиться. Несмотря на распахнутые настежь французские окна залы, тепло от свечей и большое количество приглашенных способствовали тому, что в помещении стояла невероятная духота, и многие то и дело утирали пот со лба, стараясь сделать это как можно незаметнее для окружающих. Хвала небесам, дамы могли хоть как-то спасться от духоты, обмахиваясь веерами, а вот мужчинам пришлось тяжелее, особенно офицерам в их мундирах. Может, именно поэтому менее половины из них удалились в игорную, чтобы развлечься биллиардом или картами. Пара молоденьких девушек даже потеряли сознание этим вечером, и их пришлось приводить в чувство в дамской комнате при помощи нюхательной соли.

— Уф, ну и духота сегодня, — обмахиваясь веером, догнала подругу Жюли. Марина взяла ее под руку и увлекла в сторону от дамской комнаты, откуда доносились девичьи восторженные голоса, на хозяйскую половину дома.