— Послушай то, что скажу сейчас, и запомни. Помоги барину унять свою гордыню и злобную память. Только его нрав — виновник всех его бед. Смягчи его сердце, ты сможешь, я знаю, и быть может, сможешь переменить судьбу. Хотя пожелаешь ли? Но все едино — не хочу я, чтобы сбылось, что видела. А теперь езжай, ты и так уже заставила ждать своих гостей.

С этими словами шептунья легко похлопала лошадь Марины по крупу, и та неспешным шагом, понукаемая хозяйкой двинулась прочь со двора. Гости, думала графиня над последними словами Зорчихи. Какие еще гости? Она никого не ждала, записок о визите не получала. Анатоль же только пару дней назад уехал в Петербург. Быть может, Зорчиха ошиблась в этот раз.

Но шептунья не ошиблась, Марину действительно кто-то ждал в доме. Подъезжая к дому, она заметила, что во дворе стоит чья-то коляска, чей кучер сейчас сидел на подножке и что-то рассказывал собравшимся вкруг него конюшенным. Но заметив барыню, дворовые тотчас разбежались кто куда, а кучер поднялся со своего места, комкая в руке картуз, отвешивая ей поклон. Марина даже не обратила внимания на подбежавшего мальчика, который ждал от нее поводья, такая внезапная радость охватила ее. Ведь кучер, что ей кланялся сейчас, был человеком Арсеньевых, она сразу же узнала его — именно он возил их на прогулки в Павловск прошлым летом. Это могло означать только одно…

Марина быстро спрыгнула с лошади, не дожидаясь помощи стремянного, и направилась в дом. Уже на крыльце ее встретил Игнат с докладом о прибывших.

— Приехали-с точно, как вы выехали на прогулку, — делал ей доклад дворецкий в то время, как она шла уже по передней, на ходу сдергивая перчатки. — Я взял на себя смелость проводить их сиятельства в голубую гостиную-с. Оттуда отличный вид на реку-с. Я уже распорядился по поводу закусок и прохладительных-с.

Марина рассеянно кивала головой, уже не слушая его. По всем правилам ей следовало бы уйти к себе и переменить платье, но переполнявшие ее чувства гнали ее прямо в гостиную, где она наконец-то сможет увидеть свою близкую подругу после столь долгой разлуки. Марина даже дверь распахнула сама, опередив не успевшего подойти вперед нее лакея.

Арсеньевы были там. Юленька в маленькой аккуратненькой шляпке, украшенной цветами, сидела в кресле у распахнутого окна, а ее супруг, склонившись к ее ушку, что-то говорил ей вполголоса, заставляя радостно улыбаться. Они разом обернулись к вошедшей Марине, и та замерла в момент, заметив, как мигом холодеют глаза Арсеньева, обращенные к ней, а лицо Юленьки вдруг грустнеет. Поэтому Марина погасила в себе свой бурный порыв броситься навстречу к подруге, приблизилась к ним и степенно присела в реверансе. Затем она приняла холодное прикосновение губ к своей руке от Арсеньева и неловкий, но ласковый троекратный поцелуй в щеки от подруги. Значит, он ненавидит ее теперь, а Юленька пока решила повременить с выводами и все же выслушать ее.

Марина вздернула подбородок, показывая своим видом, что ее ничуть не задело прохладное отношение к своей особе, и принялась расспрашивать их о путешествии, их возвращении и об их впечатлениях о поездке. Арсеньев предпочел молчать, отойдя от них подальше, к камину, где стал рассеянно перебирать в руках фарфоровые безделушки, стоявшие на каминной полке. Юленька же принялась за рассказ: сначала неловко и тихо, потом, уже забыв о своей обиде на подругу, все более эмоционально, буквально захлебываясь от восторга, словно малый ребенок.

— Извини, ma cherie, вынуждена оставить вас на время, — Марина положила ладонь на руку Жюли и с радостью ощутила ее нежное ответное пожатие. — Я только с верховой прогулки, еще даже не успела сходить к себе. Так соскучилась по тебе, спешила увидеть. Сейчас в диванной подадут чай, ах, нет, наверное, лучше в террасе. У нас такой замечательный вид на реку!

Юленька восторженно согласилась с подругой — она уже мельком видела, насколько хороша округа усадьбы, а вот Арсеньев прищурил глаза при этих словах. Его слух резануло «у нас», так легко слетевшее с губ той, что буквально год назад клялась одному его другу, а сейчас сидит хозяйкой поместья другого.

— Надолго ли к нам? — перед уходом спросила подругу Марина. — Быть может, погостите несколько дней?

— С удовольствием, дорогая, ведь нам надо столько всего обсудить, — ответила той Юленька, не успев даже рта открыть своему супругу, который не преминул выразить свое недовольство, едва Марина переступила порог.

— Остаться погостить? Ты совсем не то говорила, когда мы ехали сюда!

— Ах, милый, я даже и не предполагала, что все совсем не так, как ты доказывал все эти дни. Я не вижу довольства в ее глазах. Да, Марина выглядит очень неплохо, но в ее глазах на мгновение отразилась такая тоска, что я поняла — ей просто необходимо, чтобы я была рядом.

— Ты просто слишком великодушна. Готова простить любой обман и предательство, — возразил Жюли супруг уже мягче. — Я же не таков.

— Прежде чем судить человека, всегда надо дать ему шанс оправдаться в том, в чем ты его обвиняешь, — заметила мужу Юленька. — И потом — разве Господь не велел нам прощать?

Спустя некоторое время вернулась Марина, сменившая платье для верховой езды на более легкое с цветочным рисунком, и хозяйка с гостями прошли на террасу, где уже ждали закуски и прохладительные напитки. Юленьку восхитил вид, раскинувшийся перед их взорами, о чем она не преминула сообщить Марине.

— Понимаю тебя, — улыбнулась та. — Когда я впервые увидела это великолепие, тоже была поражена этой красотой.

— Представляю, как вы были обрадованы получить такое имение в свое полное распоряжение, — заметил прохладно Арсеньев, отпивая из бокала прохладный варенец. Марина повернула к нему голову и, глядя прямо в глаза, проговорила:

— Рада ли я была? Отнюдь. В первое время я вообще с трудом управлялась со всем этим обширным хозяйством.

— Вы знаете, что я имею в виду, — уже более резко сказал Арсеньев, ставя бокал на стол с громким стуком. Юленька взглянула на него укоризненно, но он не обратил на ее взгляд внимания. — Потеряв возможность стать княгиней, вы быстро сменили свой статус, чтобы приобрести титул графини.

— Ах, вот как! — воскликнула пораженная Марина. И тон его голоса, и слова были вне всяких приличий, что явственно судило о том, насколько он зол на нее. Она прекрасно понимала, как случившееся выглядит в глазах тех, кто был в курсе всей истории, и поспешила объясниться даже не ради него самого, а подруги, что сидела рядом. — Я вышла замуж за Анатоля Михайловича вследствие своего положения и положение своей семьи. Софья Александровна была тяжело больна, как вы знаете, а мы не имели малейших средств ни на то, чтобы жить в столице, ни на то, чтобы быть в состоянии вести судебную тяжбу. В случае, если завещание тетушки не включало бы нас, как наследников ее имущества, или было бы опротестовано, мы могли бы вконец разориться. Мне не оставалось ничего иного…

— Ах, как это благородно — положить себя на жертвенный алтарь! — буркнул Арсеньев.

— Вы ничего не понимаете! — вдруг неожиданно для себя самой вспылила Марина. — Ровным счетом ничего! Вы думаете, что я дурная особа, предавшая вашего покойного друга, а на деле все наоборот! — и она рассказала в который раз об обмане, который раскрылся спустя некоторое время после смерти Загорского, умолчав о своей тягости, толкнувшей ее на брак с Анатолем.

Арсеньев долго молчал, выслушав ее рассказ. Юленька же смотрела с участием, сжимая ладонь Марины в ободряющем пожатии.

— О, милая, я тебе так сочувствую… я даже подумать не могла, — прошептала она.

— Вот и не думай! — резко бросил ее супруг, поднимаясь и бросая салфетку на стол. — Это все наглая ложь! Глупое и нелепое оправдание!

— Вы думаете, я смогла бы придумать такое? — возмутилась Марина.

— Не знаю, — честно ответил Арсеньев. — Но зато я знаю Сержа. Пусть он был тот еще гуляка и бретер, но он никогда не поступил бы так бесчеловечно. Не смейте говорить так о нем, слышите? Я запрещаю вам это!