— Вы нездоровы, Анатоль Михайлович, случаем? — встревожилась Марина. — Сегодня был такой ветреный день…

Она не успела договорить, как Анатоль быстро вырвал упавшее письмо из руки лакея, что тот спешно поднял с пола. Словно не желая, чтобы кто-то иной касался этого послания, подумалось Марине, и она помертвела. А что если это так и есть? Что, если это любовное письмо от некоей дамы, что заменила ее в сердце ее супруга?

Острая словно игла боль кольнула Марину прямо в сердце. Ей было обидно, сразу захотелось плакать. Сидеть рядом с супругой в карете и при этом держать при себе это послание, видимо сгорая от нетерпения прочитать его! Как это низко!

— Не буду более вас задерживать, — Марина, еле сдерживая слезы, присела насколько это возможно в ее положении, в реверансе и пошла прочь в свои комнаты. Там она, еле сдерживая себя, переоделась в домашнее платье и села за работу, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.

Как это подло! Как это низко! Прямо при ней! Видимо, записка была получена на поминальном обеде, раз он прятал ее в перчатке. Где еще он мог получить этот письмо, больше негде!

Она стала вспоминать, кто из дам был на обеде, и не смогла толком вспомнить, ведь ей было вовсе не до гостей там. Это привело ее еще в большую ярость. Видимо, почувствовав ее состояние, ребенок заволновался, начал стучать ей в живот. Пришлось звать Дуняшу и приказать принести капель да ромашкового чая с мятой.

Ах, как же ей не хватает сейчас мудрой верной Агнешки, подумалось Марине, когда она, выпив успокаивающего чаю, решила лечь спать, благо за окном уже стояла кромешная тьма. Сейчас бы она что-нибудь да посоветовала ей. Но Агнешка была далеко, в Завидово, и Марине ничего другого не оставалось, как смириться с произошедшим и попытаться уснуть.

Пробудилась она спустя некоторое время. Дико хотелось пить, словно она бродила по пустыне целую вечность. Она еле поднялась с постели и налила себе стакан воды. Затем заметила узкую, еле заметную полосочку света, пробивающуюся через щелку в двери, соединяющей половины супругов.

Значит, Анатоль еще не ложился. Марина пригляделась к часам в свете полной луны. Ого, половина второго ночи. И что ему не спится в этот час?

Марина вспомнила про свое решение поговорить с Анатолем и подумала, что раз уж они оба бодрствуют в час, когда слуг, этих невольных слушателей, нет в хозяйских половинах, то самое время все выяснить. Она на ощупь прошла к стулу и сняла с его спинки капот, небрежно брошенный давеча Дуняшей. Затем тихонько приоткрыла дверь в коридор, чтобы не разбудить Дуняшу, спавшую на сундуке в гардеробной. Раз меж половинами заперто, то она пойдет по нему. Лишь уже выйдя из своей спальни, она подумала, что надо было бы, конечно, взять огня, а не идти вот так, в полутьме по ручейку лунного света из дальнего окна коридора. Но вернуться она так и не вернулась. Испугалась, что ее решимость сойдет на нет, и она более не покинет своей комнаты.

Марина аккуратно по стеночке пошла по коридору, не отрывая взгляда от щелей под дверью. В диванной, соединявшей их половины, было темно, поэтому она прошла дальше, к двери в спальню супруга. Аккуратно повернула ручку и как можно тише ступила в комнату.

Спальня была пуста, даже постель не смята, заметила Марина в свете, падавшем через распахнутую дверь из соседнего кабинета. Лишь мундир висел на вешале, перепугав Марину до полусмерти — ей привиделось, что там кто-то стоит. Она перевела дыхание и, тихо ступая босыми ногами по ковру, пошла на приглушенный свет в кабинет Анатоля, как она впоследствии увидела, свет от камина.

Он был там. Сидел в кресле перед ярко пылающим камином, развалясь, спиной к ней. Его рубашка была почти расстегнута, волосы взлохмачены, словно его рука не раз их ерошила. В одной руке он держал стакан, из которого пил жидкость янтарного цвета, в другой, свободно свисающей с подлокотника кресла было зажато письмо.

Марина прошла в комнату, с каждой секундой ожидая, что сейчас Анатоль обернется и заметит ее присутствие, но он не обернулся. Когда она почти подошла к камину, Анатоль вдруг переменил свою позу: он бросил пустой стакан на пол и сел, слегка наклонившись вперед, опершись лбом на свои скрещенные впереди руки. Вся его поза выражала такое отчаянье, что у Марины замерло сердце. Она быстро прошла к креслу и опустилась рядом с ним на колени.

— Что случилось? — спросила она тихо, едва коснувшись пальцами его напряженного предплечья. Анатоль поднял голову и посмотрел на нее. Его взгляд был слегка замутнен, от него пахло алкоголем, и Марина поняла, что он пьян. Последний раз пьяным она видела его в их брачную ночь, и это воспоминание наполнило ее сердце страхом и каким-то тревожным ожиданием.

Анатоль же смотрел на нее, не отрывая взгляд, вовсе не удивляясь тому, что Марина пришла к нему сюда среди ночи. Он лишь вздохнул горестно, а потом перевел взгляд на письмо, по-прежнему зажатое в его пальцах. Марина машинально посмотрела туда же, вдруг заметив в неясном свете огня камина, что почерк ей вроде бы знаком. Но прежде чем она успела собраться с мыслями и вспомнить, Анатоль вдруг резко одним движением руки скомкал письмо.

— Что вам не спится в такой поздний час? — хрипло спросил он, и Марина снова взглянула на него, отводя глаза от бумаги в его руке.

— Я пришла к вам поговорить, — решительно сказала она, с трудом перебарывая в себе желание подняться с колен и убежать отсюда прочь, под защиту своей спальни. — Не считаете ли вы, что настало время нам разрешить все наши разногласия и недопонимания?

— А вы думаете, что сейчас как раз такое время? — усмехнулся он, явно намекая на свое состояние.

— В иной раз я могу и не собраться с духом для откровенностей, — Марина отвела глаза от его пристального взгляда и стала смотреть на огонь в камине. Она не могла смотреть на него, рассказывая свою историю, только не в глаза. — Я понимаю, что вам будет неприятна моя исповедь, но прошу вас, выслушайте меня.

Он промолчал, давая понять своим молчанием, что сегодня ночью он расположен выслушать ее. Марина вздохнула, собираясь с духом, и принялась за свой рассказ, который начала с того самого момента, когда впервые столкнулась с Загорским в саду Смольного. Она рассказала, что произошло далее, вплоть до ее отъезда в Ольховку, и только после поняла, что видимо, Анатолю уже известна эта история.

Она немного помолчала, теперь опустив глаза в пол и теребя полу капота, а затем продолжила рассказывать свою историю. Теперь те моменты, что не были известны никому, кроме нее и Сергея: о его письмах к ней, своих сомнениях и страхах, о его признании в любви и ее неверии, злости и тщеславии, которые толкнули ее принять предложение Анатоля. Краем глаза она следила за выражением лица своего супруга и заметила, как тот поморщился, услышав, как они с Загорским встречались за его спиной, одно упоминание об этом причиняло ему боль.

Марина понимала его чувства, но не могла не продолжить. Слова так и лились с ее языка, словно все то тайное, что она скрывала от всех, кроме своего духовника, теперь более не желало скрываться в укромных уголках ее души. Теперь она рассказала о венчании в небольшой уездной деревушке, кратко, без каких-либо подробностей, затем упомянула о том, что они провели несколько дней во флигеле в Киреевке. Тогда-то по ее словам и было зачато это дитя.

— Поверьте, Анатоль Михайлович, — говорила Марина. — У меня и в мыслях не было совершить то, о чем я сейчас так раскаиваюсь. Если бы все было иначе, я обратилась бы к его сиятельству с просьбой о помощи, как вдове его внука и матери его наследника. Но я, увы, вовсе не была супругой Сергею Кирилловичу. Мне бы обратить внимание еще тогда, что в дружках солдат, и счесть это подозрительным, но я была так счастлива…

Марина заметила, что Анатоль при этих словах вдруг выпрямился в кресле и смотрит теперь на нее недоумевающим взглядом. Он несильно сжал ее ладонь, привлекая к себе внимание.

— О чем вы толкуете, Марина Александровна? — едва слышно спросил он.