Тут меня охватили рациональные сомнения, и вместо того, чтобы продолжать слушать рассказ дона Хуана, я захотел узнать, как Нагваль Элиас смог построить хижину на чужой земле. Я знал страсть сельских жителей к земле и сопутствующее ей чувство к своей земельной собственности.

Дон Хуан заметил, что и его в свое время это очень заинтересовало. И Нагваль Элиас объяснил, что возможным сделал это сам дух. Так бывает со всем, что предпринимает Нагваль, при условии, что он следует предначертаниям духа.

Первое, что сделал Нагваль Элиас, когда актер снова начал дышать - это побежал следом за молодой женщиной. Она была важной частью проявления духа. Он настиг ее не очень далеко от места, где лежал еле живой актер. Вместо того, чтобы говорить ей о бедственном положении мужчины и пытаться убедить ее помочь ему, он снова принял на себя полную ответственность за свои действия и прыгнул на нее, как лев, нанеся ей мощный удар по точке сборки. Они оба, и она и актер, были способны устоять перед ударами жизни или смерти. Ее точка сборки сместилась, но, сдвинувшись с места, начала беспорядочно перемещаться.

Нагваль, отнес девушку туда, где лежал молодой актер. Затем он потратил целый день, пытаясь спасти ее от потери рассудка, а мужчину - от потери жизни.

Когда он вполне удостоверился в некоторой степени контроля над событиями, то пошел к отцу девушки и сказал, что в его дочь, попала молния, в результате чего она на время сошла с ума. Он привел отца к месту, где она лежала, и сказал, что неизвестный молодой человек принял полный заряд молнии на свое тело и спас девушку от неминуемой смерти, но сам пострадал до такой степени, что его нельзя сдвигать с места.

Благодарный отец помог Нагвалю построить хижину для человека, который спас его дочь. И за три месяца Нагваль совершил невозможное. Он исцелил молодого человека.

Когда пришло время уходить, чувство ответственности Нагваля и его долг потребовали предупредить молодую женщину о ее чрезмерной энергии и о вредных последствиях этого для ее жизни и благополучия. Он предложил ей присоединиться к миру магов, так как только это может стать защитой против ее саморазрушающей силы.

Женщина не отвечала, и Нагваль вынужден был сказать ей то, что каждый Нагваль говорит своим будущим ученикам во все времена: маги говорят о магии как о волшебной таинственной птице, которая на мгновение останавливает свой полет, чтобы дать человеку надежду и цель; что маги живут под крылом этой птицы, которую они называют птицей мудрости, птицей свободы; что они питают ее своей преданностью и безупречностью. Он рассказал ей, что маги знают: полет птицы свободы - это всегда прямая линия, у нее нет возможности сделать круг, нет возможности поворачивать назад и возвращаться; и что птица свободы может сделать только две вещи: взять магов с собой или оставить их позади.

Поговорить об этом и с молодым актером Нагваль Элиас не смог: тот все еще был очень болен. У молодого человека не было большого выбора. Нагваль только сказал ему, что если он хочет вылечиться, то должен безоговорочно следовать за ним. Актер принял условия немедленно.

В день, когда Нагваль Элиас и актер собирались отправиться домой, молодая женщина молча ждала на окраине городка. Казалось, она просто вышла проводить их. Нагваль прошел, не глядя на нее, но актер, которого несли на носилках, сделал попытку попрощаться. Она засмеялась и, не говоря ни слова, присоединилась к партии Нагваля. У нее не было ни сомнений, ни проблем насчет того, что она все оставляет позади. Она превосходно понимала, что у нее не будет другого шанса, что птица свободы или уносит магов с собой, или оставляет их позади.

Дон Хуан заметил, что в этом не было ничего удивительного. Сила личности Нагваля была столь сокрушающей, что он был практически неотразим. Нагваль Элиас имел глубокое влияние на этих двух людей. На протяжении трех месяцев он ежедневно взаимодействовал с ними и приучил их к своей последовательности, беспристрастности, объективности. Они были очарованы его спокойствием и, превыше всего, его полной самоотдачей. Посредством своих действий и своего примера Нагваль Элиас дал им устойчивый взгляд на мир магов как на защищающий и поддерживающий, хотя и крайне требовательный. Это был мир, в котором допускалось очень немного ошибок.

Затем дон Хуан напомнил мне о том, что я слышал от него уже много раз, но о чем постоянно ухитрялся не думать. Он сказал, что я не должен забывать даже на мгновение, что птица свободы не особенно жалует нерешительность, и если она улетает, то не возвращается никогда.

Вызвавший озноб резонанс его голоса немедленно взорвал царившую лишь мгновение назад вокруг нас мирную темноту.

Но дон Хуан восстановил эту мирную темноту так же быстро, как и вызвал чувство тревоги. Он легонько ткнул меня кулаком в плечо.

- Та женщина была так могущественна, что могла заставить танцевать под свою дудку кого угодно, - сказал он. - Ее звали Талиа.

Глава 2. Толчок духа

Абстрактное

Ранним утром мы вернулись в дом дона Хуана. Нам пришлось долго спускаться с горы, потому что я боялся в темноте оступиться в пропасть, и дон Хуан должен был то и дело останавливаться, чтобы восстановить сбитое от смеха надо мной дыхание.

Я смертельно устал, но уснуть не мог. Перед полуднем начался дождь. Звуки сильного ливня, барабанившего по черепичной крыше, вместо того, чтобы заставить меня почувствовать сонливость, окончательно прогнали даже следы сна.

Я встал и вышел поискать дона Хуана. Он дремал, сидя в кресле. Когда я подошел, он полностью проснулся. Я поздоровался.

- Похоже, у тебя нет проблем с бессонницей, - отметил я.

- Когда ты испуган или расстроен, не пытайся уснуть лежа, - сказал он, не глядя на меня. - Спи сидя в мягком кресле, как это делаю я.

Однажды он посоветовал, чтобы я, если хочу дать своему телу здоровый отдых, долго дремал, лежа на животе, повернув лицо влево и подняв ноги на спинку кровати. Чтобы не замерзнуть, по его совету, нужно было положить мягкую подушку на плечи, но не на шею, а также надеть, теплые носки или просто не снимать» туфли.

Впервые услышав этот совет я подумал, что он шутит, но позже понял, что это не так. Сон в таком положении помогал мне отдохнуть исключительно хорошо. Когда я поделился с ним удивительными результатами, он посоветовал, чтобы я всегда точно следовал его указаниям, не заботясь о том, верю я ему или нет.

Я сказал дону Хуану, что он мог бы еще прошлой ночью сказать мне о сне в сидячем положении. Я объяснил, что кроме крайней усталости причиной моей бессонницы была странная озабоченность по поводу того, что он рассказал мне в пещере магов.

- Ты это брось! - воскликнул он. - Ты видел и слышал бесконечно более беспокоящие вещи, не лишаясь при этом сна. Тебя беспокоит что-то другое.

Вначале я подумал, что он имеет в виду мою неискренность при рассказе о своей озабоченности. Я хотел было объясниться, но он продолжал говорить, пропустив мимо ушей мои слова.

- Ты безапелляционно заявил прошлой ночью, что в пещере ты чувствуешь себя хорошо. Но это явно не так. Прошлой ночью я не стал больше говорить о пещере, чтобы понаблюдать за твоей реакцией.

Дон Хуан объяснил, что пещера была сделана магами древности, чтобы служить катализатором. Ее форма была тщательно продумана так, чтобы вместить двух людей как два энергетических поля. Согласно теории магов, природа скалы и способ, которым была высечена пещера, позволяли двум телам, двум светящимся шарам, переплетать свои энергии.

- Я специально взял тебя в эту пещеру, - продолжал он, - не потому, что мне нравится это место, - нет, оно мне не нравится, - но потому, что она создана как инструмент, чтобы толкнуть ученика глубоко в повышенное осознание. Маги древности не предавались размышлениям. Они склонялись к действию.

- Ты всегда говорил, что твой бенефактор был такого же типа, - сказал я.

- Я преувеличивал, - ответил он. - Это примерно то же самое, как когда я говорю тебе, что ты - дурак. Мой бенефактор был современным Нагвалем, занятым поисками свободы, но он всегда предпочитал действия вместо размышлений. Ты - современный Нагваль, занятый таким же поиском, но ты сильно тяготеешь к заблуждениям разума.