— Напомни о валторне. Чтобы я не позабыл задать ей настоящую работу».

Первые симфонии Моцарта написаны без инструмента. В соседней комнате лежал тяжко захворавший отец, чтобы не тревожить его, мальчик работал не за клавесином, а за столом. Феноменальный «внутренний слух» помогал ребенку слышать каждую ноту сочиняемой музыки так явственно, словно она была извлечена из инструмента. Клавесин молчал под покрывшейся пылью крышкой, в комнате было тихо, лишь изредка из-за стены доносились глухие стоны больного, а маленькому Вольферлу казалось, будто комната наполнена сладкозвучной мелодией.

Бесспорно, что путешествия очень много дали мальчику. Но бесспорно и другое — они не меньше, а, пожалуй, куда больше отняли у него. Они лишили его необходимого — спокойной, тихой домашней обстановки. Как ни старались отец и мать окружить сына заботливым вниманием, неустроенная, кочевая жизнь, беспрерывная смена жилищ, общение со множеством случайных людей — все это усиливало угрозу инфекций, которым так подвержен неокрепший детский организм. Недаром путевые письма отца буквально пестрят сообщениями о болезнях Вольфганга. Леопольд горько сетует на то, что он устал описывать заболевания. И большинство из них — не легкие недомогания, а тяжелые, продолжительные болезни. После отъезда из Англии, в Нидерландах «плохо себя почувствовал Вольфгангерл. Четыре недели он находился в таком тяжелом состоянии, что стал совсем неузнаваем. От него остались только кожа да косточки. В течение пяти дней мы ежедневно переносили его из кровати в кресло, а вчера и сегодня несколько раз водили по комнате, чтобы постепенно снова научить передвигать ноги и самостоятельно стоять… его состояние было очень опасным, но 1 декабря ему стало лучше, а потом он пролежал восемь дней, ни слова не произнося», — печально уведомляет Леопольд в конце 1765 года Хагенауэра.

Но и во время болезни мозг мальчика почти не отдыхал, а продолжал без устали, напряженно работать. В разгоряченной жаром голове беспорядочно теснились образы, мальчик в бреду напевал обрывки мелодий, музыкальных фраз. А как только становилось хоть немного легче, он тут же принимался сочинять музыку. Поперек кровати клалась доска, и больной, сидя в постели, писал.

Список сочинений Вольфганга рос. К тому, что было создано в Париже и Лондоне, прибавилось шесть сонат для клавира и скрипки, изданных в Гааге. Сам же Вольфганг физически почти не вырос. Он оставался маленьким, худеньким, тщедушным. Ненормальное физическое развитие ребенка бросилось в глаза даже невнимательному ко всем, кроме самого себя, Гримму, когда Моцарты весной 1766 года вторично посетили Париж.

На сей раз они задержались в столице Франции ненадолго. Пора было домой. Срок отпуска Леопольда давным-давно истек.

После триумфального шествия по Европе Зальцбург ничего заманчивого не сулил. С тревогой думал Леопольд о будущем, грядущее смутно маячило где-то вдали. Сокрытое за туманной дымкой неопределенности, оно пугало: «Кто знает, что нас ожидает в Зальцбурге? Возможно, нас встретят так, что придется взвалить на спину путевую суму».

Но делать было нечего: служба есть служба. Совершив поездку по Швейцарии, Моцарты в конце ноября 1766 года возвратились в Зальцбург.

ПЕРВЫЕ ОПЕРЫ

Опасения Леопольда оказались напрасными. Князь-архиепископ встретил вернувшихся путешественников милостиво. Сигизмунд Шраттенбах наслышался об успехах своего маленького подданного и был чрезвычайно доволен ими. Завистливые зальцбуржцы, которые до этого при всяком удобном случае хулили Леопольда, теперь рассыпались в лести и медоточивых уверениях в любви и уважении. Они наперебой старались засвидетельствовать Вольфгангу свое почтение и порядком докучали пустыми разговорами и глупыми расспросами.

Среди этих «почитателей» было немало и таких, которые, излив свои восторги Вольфгангу и Леопольду, тут же отправлялись во дворец и нашептывали архиепископу, что, мол, слава маленького композитора дутая: за него все пишет отец. Все эти разговоры привели к тому, что архиепископ решил учинить Вольфгангу проверку. Он приказал запереть его на неделю в одной из комнат дворца, запретил с кем-либо общаться и повелел написать музыку на заданный текст. И это было проделано Сигизмундом Шраттенбахом — далеко не худшим из зальцбургских архиепископов, слывшим гуманным властелином, благоволившим к маленькому музыканту и более чем доброжелательно относившимся к его отцу.

Одиннадцатилетний Вольфганг пробыл неделю в дворцовом заточении. То, что он сочинил — первую часть оратории «Долг первой заповеди», — явилось лучшим ответом его врагам. Вторая часть оратории была написана Михаэлем Гайдном, третья — Каэтаном Адельгассером. Как видим, уже тогда Моцарта признавали достойным лучших зальцбургских композиторов, хотя сравнение его работы с работами взрослых коллег и обнаруживает техническую незрелость мальчика. Впрочем, отец и Михаэль Гайдн произвели в партитуре необходимые коррективы, и 12 марта 1767 года оратория «Долг первой заповеди» была с успехом исполнена при дворе.

Однако как ни был упоен Леопольд успехами сына, он ни на минуту не забывал о том, что Вольфгангу необходимо неустанно совершенствоваться. Потому зима, весна и лето 1767 года проходят в упорных занятиях. Отец настойчиво обучает сына сложному искусству полифонии — важнейшего средства многоголосой музыкальной композиции, когда в гармоническом сочетании и развитии одновременно, в хитроумном, точно рассчитанном сплетении звучит несколько самостоятельных мелодий-тем. Маленький Моцарт углубленно изучает также контрапункт. В этих занятиях мальчика ярко проявилась его могучая творческая натура. Он не просто овладевает трудной техникой контрапунктического письма, не только правильно решает сложные технические задачи, а выполняет все задания творчески: в большинстве упражнений видна мысль художника, ощущается трепетное дыхание мелодии.

Чем больше были успехи Вольфганга, тем неугомонней становился Леопольд. Не прошло и года, как его вновь потянуло из Зальцбурга. Он узнал, что в Вене состоится бракосочетание одной из принцесс с королем неаполитанским. Свадебные празднества всегда сопровождались зрелищами, музыкой, а значит, сулили немалые заработки. В том, что знаменитых Моцартов Вена встретит с радостью, Леопольд не сомневался.

Архиепископ легко согласился предоставить отпуск. И вот маленькая квартирка на Гетрейдегассе стала еще тесней от чемоданов, баулов, тюков, узлов и предотъездной суеты. 11 сентября 1767 года Моцарты выехали в Вену.

На этот раз город нельзя было узнать. Широкий Грабен — одна из самых бурливых улиц Вены — поражал унылым запустением. Лишь время от времени навстречу путникам попадались одинокие похоронные дроги. В Вене свирепствовала оспа.

Леопольд слишком поздно убедился в том, что привез детей в город, охваченный эпидемией. Она безжалостно косила людей. Принцесса — невеста, как выражались в те времена, «стала невестой небесного жениха» — умерла от оспы. Газеты пестрили извещениями о смертях. Особенно страдали дети. В довершение всех бед у знакомого ювелира, на квартире которого остановились Моцарты, старший сын захворал оспой.

Но Леопольд был из тех людей, которые, столкнувшись с опасностью, не опускают рук, а действуют. И он действует — быстро, решительно. Вывозит семью в Моравию, в Брно. Однако и здесь было небезопасно оставаться. Леопольд мчится дальше — в Оломоуц. Ему удается раздобыть комнату в гостинице «Черного орла». В скверной, сырой комнатенке было так зябко и неуютно, что пришлось растопить печь. И комната наполнилась густым, въедливым дымом. К ночи у Вольфганга разболелись глаза. Леопольд думал, это от дыма. Но мать, притронувшись губами ко лбу мальчика, поняла, что положение очень серьезно. Вольфганг был словно в огне, а руки холодны как льдышка. Пульс бился учащенно.