Ходили даже в кино. Тогда я впервые увидел на экране Де Ниро. С интересом высматривали проституток на Пляс Пигаль. Володя подошел к одной из них. Но вскоре вернулся. «Нахалка. Совести совсем нет. Ей красная цена — три пары обуви. У, фулюганка». И погрозил в ее сторону пальцем. До сих пор не могу догадаться, на каком языке они объяснялись…
После публикации этого интервью в «Экспресс газете» небо на землю не обрушилось. Но и выше не стало.
Валерий Нисанов
«ВРАЧ ФЕДОТОВ МОГ УБИТЬ ВЫСОЦКОГО ПО ЗАКАЗУ МОЕЙ ЛЮБИМОЙ РОДИНЫ! НО ДОКАЗАТЕЛЬСТВ НЕТ!»
С Валерием Нисановым мне хотелось встретиться очень давно. Я понимал, что разговор с ним может быть совсем непростым: поговаривали, что Нисанов человек с крутым характером. Что в итоге и произошло. Я знал, что он жил в доме Высоцкого на Малой Грузинской. Но все, кого ни спрашивал, в один голос твердили: Нисанов давно избрал своим местожительством далекую Америку. Так и оказалось: с 1989 года Нисанов живет в Нью-Йорке, выпускает там литературно-художественный журнал-газету какого-то загадочного американского Пушкинского фонда. Я видел это издание, выходящее в лучшем случае раз в полгода тиражом чуть ли не в 20 экземпляров. И производит впечатление местечковой «районки».
Известно, что профессиональный фотограф, Валерий Нисанов был якобы близок к Владимиру Высоцкому в последние годы его жизни. Накануне роковой ночи с 24-го на 25 июля 1980 года, когда сердце великого человека перестало биться, вместе с друзьями он выпивал на кухне у Нисанова. Мне всегда почему-то казалось, что Высоцкий умер при довольно странных обстоятельствах. Свидетелей тому в живых уже не осталось. Может быть, кроме одного человека — Оксаны Афанасьевой (Ярмольник). Валерий Яковлевич Нисанов стал единственным человеком с фотоаппаратом, сделавшим снимки умершего Высоцкого почти сразу после его смерти. Эти снимки он, кстати, великодушно дал для публикации, за что я ему очень признателен.
«Стол, за которым мы сидим, помнит Володины руки. Здесь всегда стояли благородные напитки и всяческая закусь», — внимательно заглянув в мои честные глаза, почти доверчиво произнес Валерий. Вот так запросто начался наш разговор. А мурашки по телу побежали…
— Свою первую встречу с Высоцким помните?
— Это было в конце шестидесятых годов у Эдика Володарского дома. Сидели на кухне большой компанией, выпивали. Пришел Володя. Нас познакомили. А с 1975 года стали жить с ним в одном доме. Первое время, проходя мимо, просто здоровались друг с другом и все. Как многие жильцы дома, Володя ставил свой «мерс» у подъезда. Поэтому выехать со двора было непросто. Иногда я помогал ему точнее выруливать.
— Кто живет сейчас в квартире Владимира Семеновича после смерти его матери?
— Пока никто. Думаю, будет жить сын Никита. Квартира, в которой сейчас находимся, моя третья по счету в этом доме. При жизни Володи я жил в первом подъезде на десятом этаже, он на восьмом. Потом я переехал на четвертый этаж, в трехкомнатную квартиру, в которой раньше жил Никита Михалков. После отъезда в Штаты решил прикупить эту, поменьше.
— Вы знаете, сколько у Владимира было машин?
— Первая — синий «рено». Позже коричневый «мерседес» 280-й модели. Потом был еще большой голубой «мерседес» и коричневый двухместный.
— Дружба ваша началась позже?
— Однажды ко мне в гости пришел Валерий Павлович Янклович, (бывший главный администратор Театра на Таганке. — Авт.),вместе с Володей. В этот театр я ходил тогда, как к себе домой, смотрел все спектакли с участием Высоцкого.
На стенах моей квартиры всегда висело много разных фотографий. Володя подошел к одной, на которой его друг Лева Кочарян снят примерно за полгода до его смерти. Рядом с ним — художник Гусейн Ахундов и я. Володя стоял перед снимком довольно долго. Не помню на его лице слез, но нервный напряг чувствовался. Потом Высоцкий сразу резко ушел. С тех пор стал приходить в мою квартиру почти каждый день. Дверь никогда не закрывалась, я знал, в любой момент он может зайти.
— Как вы проводили время?
— Однажды Высоцкий попросил: «Поедем вместе в Министерство культуры». Я сел за руль. Довез его до здания министерства и стал ждать в машине. Вернулся Володя очень расстроенный. Выругался матом: «.Сволочи! Не дают, поганцы, жить спокойно!» Высоцкого обвиняли, будто его концерты проходили в нью-йоркских синагогах. Это было совершенно не так. Прекрасно помню, где он выступал в поездке по Америке.
Володя очень трогательно рассказывал, как, случайно встретившись на улице со знаменитым актером Джоном Ланкастером, подскочил к нему в порыве искренних чувств. Тот даже руки не подал. Марина успокоила мужа, сказав, что для Америки это абсолютно нормальное явление.
Володя был очаровательным человеком. За всю жизнь ни одного грубого слова я от него не услышал. Лишь однажды, подходя к нашему подъезду, встречаю разгоряченного друга: «Еду в аэропорт за Мариной! Умоляю, убери отсюда эту гадину!» Оказалось, у подъезда уже несколько дней сидела странная молоденькая девочка. Когда дежурные спрашивали, чего она хочет, та отвечала: «Я Володина невеста. Он обещал на мне жениться». Ну, просто психически ненормальная.
— Поклонницы его одолевали?
— К дому ходило безумное количество разного народа: какие-то бабки из мест заключений, даже пионерский отряд с горном и флагом однажды поутру появился. Весь дом на ушах стоял.
— Высоцкого и вас все-таки можно назвать друзьями?
— Думаю, да. Мы были очень близки, в последние год-два просто не разлучались. Два месяца перед его смертью не расставались круглыми сутками.
Володю я очень сильно любил. При этом мне не важна была его творческая величина и значимость. Он никогда и ни с кем не лукавил. Был очень цельным человеком. Иногда заходил ко мне с просьбой: «Пойдем поснимаемся». Так было несколько раз. Сам я такой попытки никогда не делал. У меня около трех тысяч негативов с Высоцким. Один из снимков Володе очень нравился: «Здесь я такой, какой есть на самом деле». Потом из этой фотографии сделали открытку с его факсимиле. Помню, на похоронах Иосиф Кобзон стоял у могилы и раздавал их людям.
— Вы знали, что Владимир сидел «на игле»?
— Узнал об этом месяца за два до его кончины. Положение становилось уже безнадежным. Однажды собрались вот за этим столом вместе с друзьями — Вадимом Тумановым, Володей Шехманом, Валерием Янкловичем, Севой Абдуловым и стали думать, как помочь Володе. Шехман обращался к своему отцу-медику, и тот ответил: «Ваш друг на финишной прямой». Это известие нас очень взбудоражило. К сожалению, шел уже необратимый процесс. Правда, по поведению Высоцкого невозможно было определить, принимает он наркотики или нет: Володя всегда был улыбчив, безумно добр. При своем относительно маленьком росте казался великаном, просто глыбой какой-то. Шел по улице, как Геркулес. Но иногда ни с того ни с сего начинал вдруг как-то странно, протяжно кричать: «А-а-а!» Получалось это фантастически красиво. Даже когда он так кричал, глаза его смотрели абсолютно нормально. В самые последние дни перед смертью Володя говорил: «Ох, как мне плохо, Нисанов!» «Скажи, как помочь, все сделаю», — суетился я. Ответа не было.
Видя тяжелое состояние Высоцкого, друзья, видимо, боялись доставать ампулы с наркотическими препаратами, найти которые в то время было очень трудно. Ко мне с подобными просьбами Володя не обращался ни разу. На эту тему мы даже никогда не говорили. Может быть, Янклович об этом знал? Ведь он был его душеприказчиком.
— Откуда у Владимира могла появиться наркотическая зависимость?
— Думаю, «на иглу» его посадили. Не умышленно, конечно, а желая помочь. Так и погубили. В свое время у него была сильнейшая алкогольная интоксикация. Он попал тогда в институт Склифосовского. Медики перегнали его кровь через уголь. Кровь моментально очистилась, стала чуть ли не девственной. Но Володе это не помогло. И из чистой любви ребята, похоже, вкололи ему морфий. Видимо, это понравилось. Стал просить еще. Разве Высоцкому могли отказать? Вот такая форма любви в смерть.