Генри еще раз ободряюще улыбнулся мне и без слов нас покинул.

— Быстро давай сюда, — негромко, но властно потребовал Павел и протянул руку к моему пакету.

Я молча передала ношу. Жестом приказав идти вперед, Павел закрыл дверь и последовал за мной.

Пока мы пересекали холл и шли по длинному коридору в мой кабинет, он продолжал отчитывать меня. Я никогда не видела его таким раздраженным, слушала, молчала и чувствовала, как к глазам медленно подкатывают слезы.

Только у самой двери в кабинет Павел вдруг резко замолчал, словно опомнившись.

— Извини, Марина, прости меня...

«Черт, черт, черт», — твердила я про себя, чтобы сдержать слезы. Я не хотела, чтобы Павел их увидел, и, не дожидаясь продолжения, резко рванув дверь, шагнула в кабинет. Павел вошел следом, поставил пакет на стол и, ничего не сказав и даже не взглянув на меня, вышел вон. Когда человеку сказать больше нечего, он говорит: «Прости...»

В душе образовалась гнетущая пустота. Но с этим надо было как-то жить дальше и следовало придумать как...

Прошла неделя. Павла я видела часто, мы здоровались и говорили только по делу. Я запретила себе думать, вспоминать и чувствовать. Вела себя словно робот, запрограммированный на одну-единственную программу.

Погода установилась под стать моему настроению: днем парило, а вечером шел дождь.

В пятницу вечером я никак не могла решить, что мы с Катей станем делать в выходные: останемся дома или поедем на дачу. Я колебалась, отлично понимая, почему не хочу ехать на дачу. Я просто боялась встретить там Павла. В субботу утром позвонила Даша и пригласила нас поехать с ними на рыбалку.

— С детьми? — удивилась я.

— Ну да, что тут такого? Там лес, прекрасное озеро и никогда никого не бывает, представляешь? Честное слово, это замечательное место! — Чувствовалось, что Даше очень хочется, чтобы мы поехали с ними.

— А дождь? — неуверенно спросила я.

— И пусть себе льет, — возразила Даша. — Мы поедем на микроавтобусе. На улице же тепло, и ночи нехолодные, а дождь в лесу тоже имеет свои прелести. Представляешь, как там дышится, — продолжала уговаривать она. — Нам с Аней без вас будет скучно.

— Едете только вы? — осторожно спросила я.

— Только мы, только мы, не волнуйся. — Даша безусловно догадалась, о ком я подумала.

— Ну хорошо, поехали.

— Ничего не бери, только одежду. Ты не представляешь, какую уху готовит мой муж! — не удержавшись, добавила Даша.

— Хорошо, хорошо, — засмеялась я. — Можешь больше не уговаривать, я уже и так согласилась.

Катя запрыгала от радости, когда я сообщила, куда мы поедем и с кем. Пока она собирала свои игрушки, я быстро приготовила кое-что из еды.

Поездка, и в самом деле, оказалась замечательной. Даже с погодой нам повезло. Весь день наши дети резвились, словно опьянев от свежего воздуха и свободы. Мы много купались — вода в озере была прозрачной и очень теплой, играли в мяч, загорали. Потом бродили по лесу, наелись малины, увидели ежика и целое семейство ужей. А вечером Коля накормил нас своей фирменной ухой — все уплетали ее за обе щеки. Перед сном мы посидели у костра и заснули мгновенно, едва коснувшись головой подушки.

А вот на следующий день мне не повезло, в самом конце, когда мы уже собирались отправляться домой.

Пока Коля и Даша собирали вещи, мы с девочками затеяли игру в мяч. Неловкий удар, и мяч улетел в заросли орешника. Пришлось за ним бежать, а я — растяпа и есть растяпа — растянулась, зацепившись ногой за корягу, притаившуюся в густой траве. И ладно бы просто упала, так нет, умудрилась и ногу подвернуть, даже хруст, мне показалось, послышался. Было очень больно, но я старалась не показывать виду, чтобы никого не пугать. Коля побежал за водой, но та была теплой и особого облегчения не принесла. Нога распухла на глазах, и тогда мне ее туго перебинтовали и усадили в машину.

Даша, боясь перелома, настаивала на больнице, но я не согласилась. Это был не первый случай, когда я подворачивала ногу. Тогда она предложила нам с Катей переночевать у них, но и на это я ответила отказом.

На следующее утро я позвонила на работу и предупредила, что меня не будет. Мама отвела Катю в садик, а потом свозила меня в поликлинику. Мне сделали снимок и оказалось, что ничего страшного с моей ногой не случилось — только растяжение. Врач дал мне свои рекомендации и выписал на неделю больничный лист.

Вечером мама, прихватив Катю из садика, занесла мне продукты и уехала. Оставшись одна, я решила порисовать. Это занятие всегда помогало мне успокоиться и привести в порядок мысли. А для меня это было не лишним.

Но я успела только достать краски и разложить на столе несколько эскизов, как в дверь позвонили. Я допрыгала до двери и открыла ее, не подумав даже поинтересоваться, кто там.

За порогом стоял Павел. Сердце, сделав резкий скачок вверх, на мгновение замерло и с высоты ухнуло куда-то вниз. Кровь прилила к голове, забившись в висках болезненными толчками.

Я стояла на одной ноге, вцепившись в косяк побелевшими от напряжения пальцами, и в растерянности смотрела на Павла. В голове не было ни одной мысли.

Павел тоже молчал, держа руки в карманах брюк, словно не надеясь на них. Выражение его лица было довольно суровым — губы сжаты, взгляд напряжен. Он быстро пробежался по мне глазами и спросил:

— Что с тобой?

Я тупо смотрела на него.

— Что случилось? — повторил Павел.

— Ничего, подвернула ногу.

— Мне можно войти? — поинтересовался он.

Секунду поколебавшись, я молча посторонилась и запрыгала вслед за ним.

Пройдя в комнату, Павел повернулся ко мне и приказал:

— Присядь.

Я плюхнулась в кресло, а он подхватил с пола низенький пуфик, опустил его прямо передо мной и преспокойно уселся так близко, что наши колени соприкоснулись.

— Я же люблю тебя, — мягко, словно заклиная поверить, произнес он, и в тот же миг я оказалась в его объятиях, таких родных и желанных. — Я был уверен, ты знаешь. Давно и безумно люблю, — прошептал он, и его губы накрыли мой рот.

Я задохнулась от счастья и, вдруг осознав, как отчаянно истосковалась по нему, по его рукам, губам, по его ласкам, дрожа всем телом, приникла к нему, забыв обо всем на свете.

Павел подхватил меня на руки, перенес на диван и стал нетерпеливо раздевать, благо одежды на мне было немного. Я тоже принялась расстегивать пуговицы на его рубашке, но, кажется, только мешала — пальцы дрожали и не слушались...

Мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, на голом неразложенном диване, еще не успев полностью прийти в себя после страстного порыва, подхватившего нас, закружившего и вернувшего назад, но уже совсем другими...

На этот раз наша близость показалась мне еще прекрасней. Обессиленная и счастливая, я лежала в кольце его рук, жадно вдыхая запах наших разгоряченных тел, прислушиваясь к частым ударам сердец и чувствуя сбившееся дыхание Павла на своей щеке.

Где-то на улице просигналила машина. «Странно, неужели там, за этими стенами, есть еще какая-то жизнь, чья-то другая... со своими радостями и горестями... Нет, невероятно! Неужели вообще человек может быть так счастлив», — думала я.

Я лежала тихо, боясь приоткрыть глаза и обнаружить, что это всего лишь сон. Я пошевелила пальцами и легко провела рукой по груди Павла. Нет это не сон, он здесь, рядом со мной...

— Не спи, пожалуйста, — попросила я, все еще боясь поверить своему счастью.

— Спать я не собираюсь, — откликнулся Павел тихо, не нарушая окружавшей нас гармонии. — Я буду любить тебя всю ночь, — прошептал он мне на ухо и, убрав с лица влажную прядь, заглянул в глаза. — И не только ночь, всю жизнь, — пообещал он и улыбнулся. Сердце сладко затрепетало в груди.

— Поговори со мной, мне страшно, — попросила я.

— Страшно? Почему?

— Я боюсь проснуться.

— Ты не спишь. — Павел крепче прижал меня к себе.

— Тогда скажи еще раз, что ты меня любишь.

Павел нежно поцеловал меня в кончик носа.