На следующее утро нашу пациентку миссис Лавлок, поступившую в клинику с переломом голени, нужно было отвезти на рентген, и мне поручили сопровождать ее.
Миссис Лавлок была симпатичной, приятной в обращении женщиной, постоянно беспокоившейся о своих детях и стремившейся поскорее вернуться домой. Я всеми силами старалась ее ободрить. Том Арджайл, который принял нас, тоже высказался оптимистично. Занимаясь своим делом, он то и дело поглядывал на меня и в результате дважды перепутал номера требуемых снимков. Удивленная его рассеянностью, я обратила его внимание на инструкции, написанные старшей сестрой.
— О, простите, сестра, я забыл… Сюда, миссис Лавлок… Так, вздохнули поглубже! Задержите дыхание!.. Достаточно. Сестра поможет вам добраться до коляски.
Он открыл нам дверь, помогая выехать. Я улыбнулась ему в знак благодарности, и его взгляд встретился с моим, выражая несомненное восхищение. И тут я поняла, что, кажется, Эврил не занимает больше его мысли — ее место заняла я.
Миссис Лавлок посмотрела на меня и улыбнулась.
— Он очень симпатичный мальчик, сестра. Похоже, вы ему тоже нравитесь.
— Да уж, не родись красивой, а родись счастливой! — сказала я, смеясь. Это была любимая присказка моей мамы.
Линда помогла мне завезти коляску в палату.
— Везучка! — сказала она мне свистящим шепотом. — Как ты ухитрилась его охмурить?
— Что, хочешь воспользоваться моим опытом? — спросила я, подтрунивая над ней.
Помня о том, что у нее давний и серьезный роман, я не воспринимала ее зависть всерьез, хотя и чувствовала, что она испытывала не меньшее любопытство, чем остальные.
Вскоре после ленча мне нужно было приготовить пациентку к операции. Миссис Марш была приписана к гинекологической палате, но переведена к нам. В диагнозе записали развитый случай фиброзной опухоли.
Пациентка была расстроена приближающейся операцией. Она представляла собой худое, нервное создание лет около сорока двух, детей у нее не было. Ее муж приходил к ней каждый день, и между ними, похоже, существовала глубокая привязанность. Хотя ей было уже введено успокоительное, я заметила слезы у нее на глазах.
— Ну что вы, миссис Марш, — сказала я ей. — Вы же почувствуете себя другой женщиной, когда все будет позади. Вы больше не будете ощущать боли и неудобства. Вы почувствуете себя на десять лет моложе, я вам обещаю.
Похоже, я выбрала правильную тактику, потому что к ней частично вернулось ее обычное спокойствие.
— Но я не могу не волноваться, — сказала она. — Они говорят, что это не повлияет на нашу с мужем интимную жизнь, но одна женщина, которой уже сделали подобное, говорит, что это не так.
— А вы не слушайте, что вам говорят другие, — сказала я, сообразив, что ей, вероятно, мало или же вообще ничего не рассказали о предстоящей операции.
Некоторые хирурги очень неохотно рассказывают об этом своим пациентам, и я знала, что доктор Нельсон, специалист по гинекологии, был как раз из их числа.
— Послушайте, — сказала я ей. — Я знаю, что вам будут делать только частичное удаление, то есть отрежут только пораженную часть ткани. Это вам не может принести ничего, кроме пользы. Так что перестаньте волноваться и попытайтесь отдохнуть.
В ее глазах я прочла облегчение. Через пару минут успокоительное подействовало, и она заснула.
Только ее увезли в операционную, как в палате появился Дэвид Коллендер. Он искал старшую сестру. Я слышала, как он спросил ее:
— Скажите, сестра, пришли уже снимки миссис Лавлок?
Сестра, должно быть, отправилась с ним в свой кабинет. Вскоре она позвала меня:
— Сестра Kapp, передали ли вы мои инструкции в рентгеновское отделение?
— Да, сестра… Мистеру Арджайлу.
Я почувствовала, что доктор Коллендер смотрит на меня. Он стоял, оперевшись руками о стол, полы его незастегнутого халата свободно свисали. Услышав мои слова, он сердито вздохнул:
— Так… Значит, это ошибка Арджайла. Я хотел посмотреть снимки с разных ракурсов… Ну, хорошо. Я подожду до завтрашнего утра, это не срочно.
Его голос звучал резко. Сестра отпустила меня, но в коридоре я услышала за собой его шаги.
— Сестра Kapp! — Его безапелляционный тон заставил меня остановиться.
— Да, доктор?
— В следующий раз позвольте сестре Дашфорд отвозить пациенток в рентгеновское отделение, — сказал он язвительно. — Ваши амурные дела отрицательно сказываются на работе этого блока!
Я залилась краской.
— Это вовсе… — начала я, но была слишком смущена, чтобы продолжить свой протест.
Он недослушал и стремительно прошел мимо меня, скрывшись за дверью.
Медленным шагом я вернулась в палату и занялась мытьем клеенчатых простыней.
Его слова не только глубоко ранили меня, но и разозлили. «Амурные дела»… Он явно решил, что я увлеклась первым же встретившимся мне смазливым красавцем…
Весь день его слова не давали мне покоя, снова и снова возникая в памяти, и к вечеру я решила, что больше никогда не увижусь с Томом Арджайлом. Как только это решение было принято, меня позвали к телефону. Взяв трубку, я услышала бархатный голос с шотландским акцентом:
— Это ты, Дженни? Пожалуйста, давай встретимся снова.
— Не думаешь ли ты…— начала я.
— Дженни, пожалуйста… не отказывай мне! Это важно.
— Ну, хорошо, — согласилась я, уверив себя, что это будет в последний раз.
По крайней мере у меня будет возможность сказать ему, что мне не нравятся его ухаживания.
Мы договорились о времени, и я отправилась в свою комнату. На лестнице я встретила Пиннок, одетую в красивую светло-зеленую двойку, которая удивительным образом шла к ее волосам и глазам. Она была действительно красивой девушкой, и я ощутила приступ бешеной ревности. Было очевидно, что она собирается на встречу с Дэвидом Коллендером.
— Привет, Kapp, — коротко сказала она. — Что, никаких встреч сегодня?
— Нет, я как раз собираюсь на встречу с Томом Арджайлом.
— А, значит, он все еще у тебя в фаворе? — Ее рот изогнулся в кошачьей улыбке. — Он очень мил, не правда ли… ну, если тебе, конечно, нравятся такие мальчики.
Том ждал меня в машине у ворот. Уже сгущались сумерки, но он все же предложил мне проехаться по окрестностям. Перспектива подышать свежим воздухом и посмотреть на далекие пейзажи понравилась мне, и вскоре мы уже были на шоссе за городом. Вскоре он припарковал машину на какой-то пустынной стоянке, мы вышли и отправились прогуляться. Заходить далеко мы не стали, а расположились у старых ворот и смотрели на догоравший закат.
— Сигарету, Дженни? — предложил он. — Как хорошо уехать вот так от всех дел и забот, правда?
— Да, восхитительно! — согласилась я. — Интересно, что расположено за теми холмами?
— Холмами? Неужели ты называешь холмами эти бугры? — шутливо поддел он меня.
— Да нет, это настоящие Грампианские горы! — засмеялась я.
Некоторое время мы курили и беспечно болтали. Затем он вдруг бросил сигарету и заключил меня в объятия. Прежде чем я сообразила, что происходит, он уже уверенно целовал меня.
Когда наконец я вырвалась из его рук, то почувствовала себя обманутой и была зла до такой степени, что не могла найти слов.
— Значит, вот как! — задохнулась я. — Знай же, что я согласилась поехать с тобой только для того, чтобы сказать тебе, что все это бесполезно… Я вовсе не собираюсь заменять тебе твою драгоценную Эврил, и чем раньше ты это поймешь, тем лучше!
Он отступил и сник.
— Прости меня, Дженни! Честно, я не знаю, что на меня нашло… в общем я хотел только…
Он вынул письмо из бумажника:
— Вот, ты лучше прочитай это, если у тебя получится при таком свете. Я получил его сегодня утром.
Несколько поостыв, я прочитала адрес на конверте и поняла, что письмо было от Эврил, которая давала ему знать, что она снова свободна и надеется, что они смогут еще раз начать все сначала.
Я отдала письмо Тому, и мы вместе пошли назад к машине.
— Я не знаю, что мне делать, — признался он, когда мы сели в машину. — Я не могу решить, начинать ли все снова или нет. Именно поэтому мне нужно было тебя увидеть. Я думал, что это поможет мне принять решение. Но, видишь, все произошло иначе. Мне вдруг захотелось поцеловать тебя, потому что ты — это ты, а не потому, что ты похожа на Эврил… Сказать по правде, я запутался.