Он кивком указал на бутылочку.

— Можно мне его покормить?

Глаза Сары потеплели.

— Конечно. Лучше сядь в кресло-качалку — он это любит.

Устроившись в кресле и мерно покачиваясь, Нат во все глаза глядел на Дэнни. И испытывал новое потрясение — его сердце сжималось от невероятной нежности и любви. Подняв взгляд на Сару, он заметил у нее под глазами темные круги. Как же она вымоталась… А ведь он хотел навестить ее много раньше, но предпочел подождать, давая ей время прийти в себя.

Поддерживая головку малыша, Нат спросил:

— Как вы переносите жару?

Сара уселась на софу и поджала ноги.

— Держимся из последних сил.

— И оба не спите?

Сара склонила голову. Длинная прядь упала ей на лицо, и она машинально поправила волосы.

— Ну… в общем…

А мысль Ната уже бешено заработала. Сара не из тех, кто плачется. И вряд ли ей придется по нраву, ежели он предложит ей с малышом перебраться в гостиницу, пока не спадет жара. Надо подыскать выход попроще…

— Тогда позвольте пригласить вас на прогулку. Может, Дэнни удастся поспать, да и ты отдохнешь?

Ее лицо выразило сомнение.

— Н-не знаю… Да, конечно, можно будет надеть на Дэнни что-нибудь легкое и пинетки. Ему действительно нужно поспать.

— Вот-вот. А тебе — передохнуть. Прихвати с собой бутылочки — и вперед!

Сара внимательно посмотрела Нату в глаза.

— Ты хороший человек, Нат Маккендрик.

Он, довольный, улыбнулся в ответ. «Хороший человек» — что ж, для начала недурно…

За окошками автомобиля проплывали деревенские пейзажи — молодая кукуруза вымахала уже по колено, а напоенные щедрыми дождями луга вовсю зеленели.

Нат заметил, что Сара уже в третий раз оглядывается на заднее сиденье, где мирно дремал малыш.

— С ним все в порядке, Сара. Не волнуйся.

Она вздохнула.

— Наверное, теперь я вечно буду беспокоиться. Знаешь, иногда, когда он тихо спит, я пугаюсь — дышит ли? Думаешь, я стану сумасшедшей мамашей? Замучаю его своими заботами?

— Не забивай себе голову чепухой. Ты все делаешь совершенно правильно.

Похоже, у Ната всегда и на все был готов ответ.

— Спасибо за подарки. Дэнни очень понравились погремушки. А ты получил мою записку?

— В ней не было никакой надобности.

— Истинная леди, получив подарок, всегда должна отблагодарить дарителя учтивым письмом.

— Это кто сказал?

— Миссис Пеннингтон.

— А кто она такая — эта миссис Пеннингтон?

— Моя няня.

Нат искоса взглянул на нее.

— Так вот какое было у тебя детство. А я-то думал…

— Что ты думал?

— Ты ведь очень земная, практичная, стремишься все делать сама.

Он угодил в десятку. Похоже, Нат знает ее куда лучше, чем она его.

— Я и была именно такой. Миссис Пеннингтон называла меня своевольной. Я никак не могла взять в толк, хвалит она меня за это или осуждает.

— Разумеется, она тебя хвалила! А долго тебя воспитывала няня?

— До тех пор, пока меня не отдали в интернат.

— Ты сама этого захотела?

— Боже мой, конечно же нет! Просто отчим заявил, что только там можно получить приличное образование.

Она не назвала истинной причины этого решения — просто отчим стремился сбыть ее с рук. Ему требовалась молодая, эффектная жена, чтобы произвести впечатление на своих сослуживцев. Падчерица же ему была без надобности…

— И тебе там нравилось?

Она ненавидела интернат всей душой. Ей хотелось иметь семью — такую, о которой пишут в книжках. Мама, папа, братики, сестрички… Люди, любящие друг друга.

— Образование я получила отменное. Но мне там было очень одиноко.

Нат раскрыл было рот, но так ничего и не сказал. Просто включил сигнал левого поворота и сбавил скорость. Выглянув в окошко, Сара увидела впереди павильон, где торговали мороженым. У входа стояло несколько пластиковых столиков и стульев.

— Небось, хочется мороженого? — совершенно по-мальчишески подмигнул Нат.

— Что, мороженое — одна из твоих слабостей?

— Если я скажу правду, обещаешь потом не использовать ее против меня?

Его шутливый тон настроил Сару соответственно.

— Это недешево тебе обойдется…

Его серые глаза встретились с ее, зелеными и лучистыми.

— Не думал я, что ты на такое способна…

— Ты еще меня не знаешь!

— А хотелось бы познакомиться получше, — вдруг сказал он совершенно серьезно.

Сара на мгновение замерла. У нее бешено заколотилось сердце. Не может быть, это ей просто померещилось… А в ушах у нее зазвучал голос Эмбер: «Мужчина никогда не будет так себя утруждать ни с того ни с сего». Что, если Нат испытывает к ней не просто дружеские чувства? Готова ли она к этому?

Нат, похоже, прочитал ее мысли. Он нежно дотронулся до ее руки.

— Разве друзьям не полагается знать друг о друге все?

Его прикосновение все в ней перевернуло. Сара почувствовала, как заливается краской.

— У меня в интернате была подруга. Самая задушевная. Я сомневаюсь, что ты захотел бы узнать все, что знала обо мне она.

Нат убрал руку.

— Ну, например?

Теперь Сара немного успокоилась.

— Ну, например, я прикидывалась, что запустила испанский — и все ради того, чтобы мальчик из соседней школы, на которого я глаз положила, согласился меня подтянуть…

— И это все?

— Еще я как-то послала подарок на день рождения одному из «Макак».

— Каких еще макак?

— Ну, поп-группа такая.

Нат засмеялся.

— И как, подарок дошел до адресата?

— Не знаю, — созналась Сара. — Но мне хотелось верить, что да.

— Если это все твои сокровенные тайны, то немного же их у тебя.

В его серых глазах плясали веселые чертики.

— Ладно, скажу кое-что еще. Но, учти, ты сам напросился. Сейчас навеки утратишь уважение к моей персоне.

— Посмотрим!

В притворном ужасе она огляделась — не подслушивает ли кто — и шепнула:

— Я подкладывала вату в лифчик!

Нат откинулся на спинку сиденья и от души расхохотался. Глядя на него, Сара тоже начала смеяться.

— Прекрати! Мне стыдно!

Он замолчал, но широкая ухмылка долго не сходила с его лица.

— Ну почему все девчонки считают, что у них непременно должны быть…

— Скажи еще, что когда ты был пацаном, то не глазел на девичьи груди!

— Еще как глазел! Но уже тогда считал, что кроме грудей, должна быть еще и голова на плечах. Кстати, я и сейчас того же мнения.

Как ласково звучит его голос! Сара неожиданно вздрогнула. У нее явно разыгралось воображение. Поделом тебе, укорила она себя, позволила втянуть себя в этот разговор — теперь выкручивайся как знаешь!

— О'кей. Я тебе кое-что рассказала — теперь настал твой черед. Откровенность за откровенность.

Густые брови Ната поползли вверх, глаза заискрились. Вид у него был самый что ни на есть залихватский.

— Больше всего на свете люблю шоколадное мороженое. А еще обожаю леденцы, ириски и шоколадки — любые: черные, молочные, серо-буро-малиновые… Когда дома у меня кончаются запасы, еду сюда. Мне необходимо полакомиться вволю раза два-три в неделю, иначе делаюсь раздражительным занудой.

Неужели Нат может быть брюзгливым и раздражительным? Сара отказывалась этому верить.

— А сослуживцы в курсе, что твои душевные недуги можно исцелить с помощью шоколадки? — поддразнила его она.

— Увы, это средство не всегда помогает. Порой мне нужно нечто большее, чем конфетка, — задушевная беседа, дружеское объятие.

И снова она подумала, что ему нужна не просто ее дружба. Но окончательной уверенности все же не было.

— Объятия необходимы, может быть, даже больше, чем пища. Лично я собираюсь все время обнимать Дэнни — ему это даже надоест.

Нат остановил машину, потом через плечо взглянул на заднее сиденье, где сладко посапывал Дэнни, и отстегнул привязной ремень.

— Похоже, он не проснется до утра.

— В последние два дня он порядком намучился. Жара его измотала.

— И тебя тоже.

Нат вышел из машины и тихонько открыл боковую дверцу. Осторожно, стараясь не потревожить спящего малыша, он взял его на руки, и они все вместе направились к столику, стоявшему в густой тени раскидистого дерева.