Однако молодой человек все равно сопротивлялся предложению со стойкостью, достойной первохристианского мученика, поэтому чересчур долгий день закончился тем, что Кантор за спонтанным ужином едва ли не насильно напоил юношу вином - высшего сорта, чтобы бедняга хотя бы эту в ночь смог заснуть и не мучить себя.

Как он не возмущался про себя, что никогда не мечтал о роли няньки, сгрузив отключившегося после второго же стакана измученного Айсена на спешно раздобытую для него постель, трубадур присел рядом и в приступе непривычной нежности взъерошил и без того растрепанные пряди спящего ученика:

- Сссука… - в отличие от жеста, в голосе тепла не было ни грана. - Убить эту гниду что ли!

Возможность представилась гораздо быстрее, чем он мог предположить. Не трудно было догадаться, что за мрачный тип остановил его на следующее утро.

- Мон сир Кантор ле Флев? - вежливо осведомился мужчина.

И кажется именно его менестрель приметил предыдущим вечером, подпирающим стены, когда волок Айсена домой… Кантор ухмыльнулся про себя: О! Явление праведника! По всему, парнишка господинчику тоже не безразличен, но это вовсе не означает, что он, Кантор, приветливо распахнет двери и сломя голову бросится соединять руки и сердца. Староват уже для амурчика, да и проучить кое-кого не мешало бы!

- Он самый. Чем обязан? - трубадур изобразил самую обаятельную из своих улыбок.

- Мое имя Тристан ле Кер. Я знаю, что Айсен у вас, - прямо назвал свою цель Фейран. - Мне необходимо встретиться с ним.

- Никак не возможно! Юноша сейчас умирает от разбитого сердца, а сие процесс тонкий, хлопотный… Посторонних не терпит.

- Вы издеваетесь?!

Как он и предполагал, терпением и выдержкой горе-возлюбленный не отличался.

- Что вы! Издеваться это ваша прерогатива, а я всего лишь немного играю на нервах! - Кантор небрежно оперся на стену над плечом «гостя».

- Прекратите паясничать! - Фейран снова отступил, понимая, что его не стесняясь провоцируют на конфликт.

Однако ему и так понадобилось все его самообладание, чтобы придти сюда снова. Ведь не привиделось же, в конце концов! Отчаянная надежда в синих глазах и прерывистый от затаенной боли вздох, умиротворенно опустившаяся на плечо головка… Неужели все это смогла перечеркнуть небрежная оговорка?! Да так, что мальчишка вдруг пустился во все тяжкие…

О да, тебе куда приятнее было бы увидеть, что Айсен за эти сутки выплакал все глаза, сгрыз ногти до локтей и пробил голову о стену!

- Что за насмешки! - процедил Фейран.

- Упаси меня боже! - Кантор сделал круглые глаза, которые вначале наполнились безмерной печалью, чтобы затем полыхнуть злым огнем. - Смеяться? Какой кошмар, какая бестактность!

Он уже практически загнал собеседника в угол своим напором и даже приобнял его за плечи, отчего Фейрана передернуло.

- А хотя вы правы, я смеюсь, - резко сменил тон трубадур и внезапно, не выпуская жертву из цепких объятий, выдал звучным баритоном. - Смейся, паяц! Над разбитой любовью… Гениальная строчка, вы не согласны? Надо подсказать кому-нибудь!

- Прекратите! По какому праву вы смеете обращаться в подобном тоне! - тоже разозленный до предела Фейран буквально стряхнул его с себя, - Я вообще пришел не к вам!

- Ах вы пришли! Простите, что никто не рыдает от счастья! - в голосе Кантора уже не осталось ни следа насмешки. - Чтобы окунуть тебя в канаву за все твои подвиги, мне никаких особых прав не требуется!

Он наклонился вплотную, не давая возможности противнику вставить свое слово.

- Любишь хорошеньких мальчиков? Иди в бордель! Там тебе за отдельную плату на блюдечке подадут хоть девочку, хоть мальчика, хоть жареную рыбу. А к Айсену не смей приближаться ближе, чем на полет стрелы, пока он сам не захочет видеть тебя!

Кантор выпрямился с прежней, полной обаяния улыбкой.

- Простите, «вас», - и аккуратно расправил смятые его рукой складки, прежде чем в удовлетворении удалиться.

Фейран не стал ни догонять, ни возражать, - в противном случае дело точно окончилось бы дракой, а он и без того уже унизил себя дальше некуда.

- Айсен! - чего больше в голосе: раздражения или страха, постепенно перерастающего в нечто, очень напоминающее панику?

Все просто: Айсен не хочет его видеть, как без обиняков сообщил его своеобразный наставник, и трудно упрекать юношу в том, что он не желает знать человека, который последовательно, раз за разом унижает его и приносит одну только боль!

Что он вообще сделал для этого мальчика, чтобы требовать хотя бы элементарной привязанности, не говоря уже о взаимности, верности? Что вылечил - так это его обязанность, долг врачевателя, призвание если уж на то пошло… Что не отправил после этого на рынок, равнодушно вышвырнув обратно в мир, где его подкладывали под каждого встречного с этой… грушей в анальном проходе? О да, безусловно, есть чему гордиться! Да и думал-то, вовсе не о том, чтобы защитить ребенка от посягательств.

Что ласкал его в постели? Положим, не всегда, а долгие ласки превосходно помогали справиться с собственной неловкостью от ситуации. И к тому же, ведь самому нравилось, наслаждался зрелищем, как в его руке твердеет член юноши, как учащаются его вздохи и темнеют глаза, как Айсен прикусывает пухлые, выразительные губки, и все равно не может сдержать стон… Как он отзывается на малейшее прикосновение, выгибается следом за движением ладоней, неторопливо скользящих по его коже, и разморенный, сломленный истомой, мечется на простынях, потерявшись в нахлынувшем возбуждении, чтобы потом свернуться клубочком под боком - теплый, мягкий, сонный, - прижимаясь к мужчине всем телом, переплетая ноги, и доверчиво прильнув щекой к груди или плечу…

От подброшенных памятью картин, Фейран едва подавил рвущийся из горла вой. Идиот! Как он мог отказаться от всего этого! Как смог дожить до сегодняшнего дня и не сойти с ума без него?!

Как мог его отдать хоть кому, даже брату! А ведь Айсен действительно ему верил, даже после всего, что с ним делали в жизни. Для него их близость была близостью на самом деле, знаком безоговорочного доверия, единственным знаком любви, которому его научили…

А других знаков он мальчику и не показывал! С каким-то мерзким холодком, пробравшим сердце, Фейран честно признал, что ни разу доброго слова ему не сказал просто так, лишь какие-то глупости, которые все шепчут в постели…

Но даже преданный столько раз, Айсен все равно ждал, любил, верил. Чтобы в конце концов дождаться…

- Айсен! - юноша не смог бы его не заметить, он шел прямо навстречу.

Удрученным, сломленным или убитым событиями молодой человек не выглядел, скорее сосредоточенно задумчивым

Однако пока Фейран заново перебирал сотню и один передуманные способы начать разговор, юношу остановил какой-то молодой мужчина.

- Луи! - Айсен оживился, с искренней радостью улыбнувшись ему. - Ты задержался, метр Кер ждал тебя еще день тому…

- Дожди какие! Там не дороги, а болота! - до отступившего Фейрана долетали обрывки оживленной беседы между знакомыми, которые дальше шли уже вместе.

Фейран отвернулся, чувствуя себя кем-то, вроде навязчивого воздыхателя. В приступе раздражения он решил не искать больше встречи, подождать, хотя сам не понимал чего он хочет дождаться…

Уязвленное самолюбие заткнулось уже к вечеру, еще один день Фейран продержался на силе воли, развлекая племянников, а когда в тишине ночи больше ничто не могло отвлечь, он понял, что эта вредная пакость, причинившая столько зла, издыхает в последних конвульсиях.

Что ж, мир не вертится вокруг него, и можно только порадоваться, что юноша обрел нормальную полноценную жизнь! Вопрос в том, есть ли еще в этой жизни место ему, или он разрушил все безвозвратно… Наверное, это было бы даже в чем-то справедливо, после того, как он с усилиями, достойными лучшего применения, выпихивал влюбленного в него мальчика из своей!

Самолюбие в последний раз щелкнуло клыками и испустило дух. На утро мужчина снова ждал, когда Айсен выйдет из дома и им представится возможность объясниться, не откладывая это еще на два года.