Юноша тихо отступил, стараясь не потревожить никого, и отошел к небольшому оконцу в коридоре, бездумно глядя сквозь частые решетки рамы.

- Айсен, что же ты?! - широкие ладони ободряюще легли на плечи.

Наверное, именно так обнимают сыновей… Юноша сморгнул неведомо когда и отчего успевшие выступить слезы, и подчинился развернувшим его рукам, подталкивавшим к с любопытством разглядывающим его людям. Он едва не отшатнулся, но чувствовал за спиной надежную поддержку го… метра Филиппа.

- Это Айсен, - просто представил его хозяин дома, - Он будет жить с нами, и я надеюсь, что вы поможете ему освоиться.

Последнее было обращено к детям. Первым - отреагировал Алан в своей основательной манере: представился сам, представил сестер и братишку, пока родители были заняты тихой беседой. Так же уверенно и естественно, как его отец менял жизнь ничем не примечательного в сущности раба, мальчик в несколько слов выразил доверие к воле отца положенным гостеприимством: осведомившись у неожиданного гостя не слишком ли тот устал, не голоден ли, и предложив показать дом… Пока не привыкший не то что к светским любезностям, но даже к свободному разговору на равных, Айсен беспомощно молчал, что наконец привлекло внимание госпожи.

Если Мадлена ле Кер и была удивлена возвращению мужа в обществе незнакомого парня, то уж во всяком случае, вида она не подала: в конце концов, не молоденькую же красотку приволок метр Кер! Конечно, волне могло оказаться, что сей Айсен - плод какого-нибудь синеокого увлечения молодости, однако: Филипп не такой человек, чтобы, не моргнув глазом, приводить прижитого на стороне пащенка-ублюдка под опеку законной жены, и если уж - не приведи Господь - было что-то подобное, без самой крайней нужды не позволил бы себе!

…Да, мадам Мадлена была очень и очень ревнива! Хотя и обходилась без скандалов и ругани, считая это несолидным.

- Айсен? - она окинула растерянного юношу придирчивым взглядом, в первую очередь, пытаясь оценить сходство, полное отсутствие которого настроило ее на практически благодушный лад.

Внезапно, цепкий женский глаз вычленил небольшую, но очень значительную деталь в облике паренька, в корне менявшую ситуацию - недвусмысленно видневшийся в вороте край ошейника… Мадлена величаво выпрямилась.

Сомнительно, что юноша носит его ради удовольствия!

На что направлено внимание хозяйки, Айсен понял мгновенно и сжался от неосознанного страха, прокатившегося вдоль неоднократно поротой спины липким холодком. Ладошка метнулась верх: толи прикрыть, толи уцепиться, как за единственный пока незыблемый ориентир, - узкую полоску металла, непроницаемым барьером отгораживающую его от мира обычных людей… Свободных!

И замерла на полпути…

Оказывается, в тесном мирке корабельной команды, под ненавязчивой, но от этого не менее крепкой опекой всеобщего приятеля Луи, он на самом деле расслабился, умудрился забыть о своем положении вещи… Что ж, к хорошему привыкаешь быстро!

И возвращение к реальности было далеко не самым приятным чувством!

Господин это одно, госпожа - совсем другое! Как солнцу и луне - свое время, так и каждому из них - так же свое место, и нельзя сказать, что кто-то важнее! Господин - правит миром, госпожа - правит домом господина…

И для таких, как он, - лучше не попадаться лишний раз на глаза!

Речь даже не о каких-то издевках, - хотя и такое бывало, уж если хозяин заиграется наложниками и выкажет пренебрежение… Просто: госпожа иногда говорит с рабами - озвучивая свою волю либо расположение. Иногда из няньки делая наперсницу и поверенную, а из любимой служанки, зачесывавшую волосы как нравится, кладезь сердечных тайн и салфетку для слез… Но ему-то расположения госпожи ждать не от чего!

И каким бы добрым не был хозяин, - на его госпожу, в случае чего, не жалуются!!

Губы беззвучно дрогнули в приветствии, но вовремя прозвучала подсказка:

- Мадам.

- Мадам… - покорно пролепетал Айсен.

Очевидная растерянность и страх в синих глазах юноши неприятно царапнули женщину по сердцу и заставили ее нахмуриться.

Растерянность немедленно переросла в панику. Парнишку разве что не затрясло: у него на лице было выражение кролика, которого уже начал заглатывать и переваривать удав!

Извечная женская жалостливость, многократно усиленная мощным материнским инстинктом, моментально взяла верх над всеми иными соображениями, да и муж представил юного раба совсем не как домашнюю утварь.

- Айсен, да? - она подошла ближе, доброжелательно улыбаясь и отложив разъяснение обстоятельств до более удобного случая: не грудью же вставать, прямо на пороге требуя объяснений что да как и почему, выясняя отношения на глазах прислуги и детей!

- Ты знаешь наш язык? Это хорошо, тогда тебе будет совсем нетрудно… Меня можешь звать мадам Мадлена, ну а с Фей и Аланом вы уж сами как-нибудь разберетесь.

Мадлена не удержалась и все-таки обняла оцепеневшего паренька, не отводившего от нее завороженного жалкого взгляда, сразу же ощутив, насколько он напряжен: плечи под ее ладонями слегка подрагивали, как перетянутая струна, которая готова вот-вот лопнуть.

- Ты наверняка устал с дороги и проголодался, - мягкие теплые руки успокаивающе поглаживали, в то время как юношу уже уверенно увлекали в сторону кухни, не обращая внимания на робкий лепет, что язык он знает немножко еще, ничуть не устал и совсем-совсем не голоден.

- Идем, Берта найдет тебе что-нибудь вкусненькое, а то ведь ужин еще нескоро! Потом я покажу тебе, где ты будешь жить, - устроишься как тебе нравится…

Прежде чем выйти, Мадлена обернулась на мужа, сумев коротким взглядом выразить множество возникших у нее вопросов, требующих подробных ответов, и получив в ответ столь же краткий кивок, одновременно выражающий согласие вместе с одобрением ее действий в отношении Айсена.

Молчаливый диалог родителей не прошел мимо Алана, очень его обрадовав: ошейник он не заметил, а новый знакомый ему понравился сам по себе, будучи к тому же иноземцем, а значит, давая возможность повыспрашивать о заморских диковинах в свое удовольствие. Мать же могла стать серьезным препятствием для всего этого. Алан не помнил, чтобы она открыто и яростно шла против воли отца, но Мадлена Кер, несмотря на внешнюю мягкость, на самом деле обладала характером железным, и игнорировать ее мнение не рисковал никто, в том числе и супруг. Она была из тех людей, которые обладают способностью единственным словом ли взглядом расставить все по надлежащим местам, определяя, что «годится», а что «не годится». К последнему могло быть отнесено что угодно: от недостаточно свежей выпечки и чересчур костлявой рыбы на обед, выреза платья и необоснованно переплаченного за него портному денье, до недобросовестности кого-либо из мужниных приказчиков и жирной рожи отца Конана, вместо службы шарившего поблескивающими глазками по всему, что двигалось и носило юбку. Имевший несчастье утратить ее расположение очень скоро начинал об этом жалеть, ибо вернуть ее доверие было потруднее, чем попасть на прием к Папе Римскому, а поставить на место Мадлена тоже могла не утруждая себя. Айсен само собой подобных подробностей не знал, но неожиданная доброжелательность хозяйки ошеломила его и без того.

Еще одним человеком, кто взирал на происходящее с глубочайшим недоумением, оставалась Фей - с братом-то все ясно, но с чего бы такое внимание старших к непонятному приблуде?! Ясно, что первое ее мнение о «госте» оказалось отнюдь невысоким, если не сказать пренебрежительным: моль в обмороке… хотя смазлив, конечно, не отнимешь!

В шестнадцать лет (почти семнадцать!) - простительно путать характер с апломбом и напускной самоуверенностью.

***

Айсен проснулся резко и сразу, как от удара, вскинувшись на постели, хотя прикосновение ко лбу было очень легким, почти невесомым.

- Тише-тише! Не пугайся… - Мадлена придержала его, присаживаясь рядом на краешек высокой узкой постели так близко, что юноша невольно едва не шарахнулся в сторону. - Ты так долго и крепко спал, что я подумала: не заболел ли…