Продемонстрировав таким образом свою «рассудительность», ученый монах уже в следующей главе сам попадает в капкан «невежественной доверчивости», заявляя, что колдуны могут исцелять болезни с помощью дьявола. Но сколь бы эффективным ни было это лечение, все их примитивные снадобья нелепы и смешны. Магические числа и знаки — орудия ведьмовства; колдун может также исцелять наложением рук. И все же, — продолжает капуцин, мысленно склоняясь перед королевским престолом, — милостью Божией французские монархи тоже могут творить подобные чудеса, ибо всем известно, что их прикосновение исцеляет от золотухи.

Ублажив королевский двор, Шеван поспешно возвращается к Церкви и провозглашает, что дьявол метит ведьм. Это вовсе не сказка. Но, — продолжает он, искоса бросая злобный взгляд через Ла-Манш, — ведьм не следует подвергать испытанию водой. Это — варварский обычай. Некоторое время капуцину приходится пробираться наощупь среди скользких материй, но в конце концов он снова обретает почву под ногами, дойдя до Агриппы — скончавшемуся лет сто сорок тому назад. Агриппа и Парацельс оба были демонами! — восклицает Шеван. Агриппа и вовсе претендовал на то, что воспринял свое дьявольское искусство от Святого Духа! Шеван понимал, что, нападая на этих великих магов, он заодно наносит удар и тайным обществам, которые не уставали стремиться к своему магическому идеалу и в это беспокойное время. Книга Шевана переиздавалась несколько раз и пользовалась значительным спросом в эпоху, когда, согласно современным учебникам по истории французской литературы, «Буало одержал решительную победу над врагами Истины и Разума».

Восемнадцатый век

1. Бунт против разума

Во Франции быстро набирало силу новое религиозное течение — янсенизм. Его основателем был Корнелий Янсений (1585 — 1638), епископ Ипернский. В своем трактате, посвященном Августину, этот миролюбивый и скромный священник высказал мысль, которая была далеко не нова и выражалась не им одним. Человек, — заявил он, — не способен на чистую любовь к Богу, ибо он постоянно пребывает под властью греховных желаний. Освободиться от пороков и достичь чистоты и блаженства можно лишь милостью Божией. Человек, на которого Господь изольет Свою милость, будет спасен; тот же, кто лишен этой милости, навсегда останется рабом первородного греха. Так еще раз был поставлен извечный вопрос о том, свободна ли воля человека или подчинена высшей силе. Смятение, в которое этот вопрос привел христианский мир, не утихло до второй половины XVIII века. И виной всему оказались слишком рьяные защитники свободы воли: если бы не их отпор смиренному епископу, то едва ли у трактата Янсения нашлось бы много читателей.

В результате Франция разделилась на два враждующих лагеря: иезуитов, опиравшихся на поддержку властей, и янсенистов. Мы не стали бы упоминать об этом ожесточенном противостоянии, если бы не чудесные события, происшедшие в лагере янсенистов, но признанные за чудеса далеко не всеми. В первой четверти XVIII века проживал в столице Франции молодой янсенист, дьякон Франсуа де Пари (1690 — 1727), проводивший свои дни в уединении и смиренных молитвах. Затем он умер. И на его могиле на кладбище Сен-Медар стали твориться странные вещи. Больные, приходившие туда помолиться, избавлялись от своих недугов. Вскоре на кладбище стали собираться целые толпы. Они возносили молитвы и бились в конвульсиях. Многие впадали в транс. К могиле де Пари приносили паралитиков; безумцы, слепые, больные раком и водянкой терлись о надгробный камень дьякона и исцелялись. Богачи и бедняки устремлялись в паломничество на чудесную могилу — и многие возвращались здоровыми.

Действо, развернувшееся на кладбище Сен-Медар, стало походить на ведьмовской шабаш. Возбужденная толпа, демонстрация чудовищных уродств и болячек, завывания молящихся и мрачная кладбищенская обстановка не имели ничего общего с теми элегантностью и утонченностью, с которыми ассоциируется у нас восемнадцатый век. Однако аура чуда притягивала сюда все новых и новых паломников. Могила де Пари исцелила от глазной болезни десятилетнюю племянницу великого Паскаля (1623 — 1662), и под влиянием этого чуда Паскаль стал янсенистом. Точно так же излечилась от полного паралича маленькая дочка живописца Филиппа де Шампаня (1602 — 1674), и благодарный отец написал портреты нескольких святых женщин в Пор-Рояле. Разумеется, и Филипп обратился в янсенизм.

В эпоху, когда медицинская наука находилась еще в зачаточном состоянии, эти чудесные исцеления не могли не вызвать в обществе бурного ажиотажа; более того, отказ от строгого, классического аполлонийского идеала и обращение к дионисийскому буйству весьма знаменательно для периода, последовавшего за смертью Людовика XIV, который говорил «Государство — это я!» и называл себя «Королем-Солнцем» (Аполлоном). Вольтер не разрешил проблемы янсенизма, заявив: «Не вижу выгоды верить в то, во что верил Янсений, а именно, что Бог требует от человека невозможного. Это и не утешительно, и не философично. Впрочем, надо принять во внимание тайное удовольствие, которое доставляет принадлежность к какой-либо партии, ненависть к иезуитам, желание выделиться из толпы и общее духовное беспокойство. Все это ведет к быстрому образованию секты».

Когда наконец вышел указ о закрытии Сен-Медар, некий остроумный парижанин вывесил на воротах кладбища куплет следующего содержания: «Именем короля Богу запрещается попускать чудеса на этом месте». Праведники и упрямцы не пожелали смириться с поражением. Советник Парижского суда, бывший очевидцем этих чудес, Карре де Монжерон (1686 — 1754), опубликовал подборку доказанных фактов из числа происшествий на кладбище Сен-Медар. Эта компиляция под заглавием «Достоверность чудес», опубликованная в Голландии, была украшена множеством изящных гравюр. Спустя всего час после появления этой книги в витринах книжных лавок, в 1737 году Монжерон был арестован и заключен в Бастилию. Он умер в тюрьме в Валенсе, проведя в заточении семнадцать лет. Но его дело продолжили другие влиятельные особы, в том числе шевалье Фолар и королевский секретарь Фонтен. Более того, массовая истерия охватила еще несколько городов — факт, редко упоминавшийся в исследованиях. Особенного размаха «чудеса» достигли в Валенсе, где содержался в заточении Монжерон.

Кладбище Сен-Медар закрыли и строго охраняли. Сектанты пытались устраивать чудесные исцеления в других местах. Но Людовик XV не терпел приватных сборищ такого рода. Полиция его не сидела сложа руки ни минуты; были арестованы сотни янсенистов. Но несмотря на все гонения, движение ширилось. Впрочем, чудеса теперь случались нечасто. Зато распространились явления массовых самоистязаний. Некто Кондамен описал один из таких сеансов, очевидцем которого стал в 1759 году на квартире сестры Франсуазы, старшей из группы сектантов. Сестра Франсуаза была жертвой религиозной истерии на протяжении двадцати семи лет. Ее дважды распинали, как сообщает Кондамен. Двойное распятие должно было состояться и в тот день, когда он посетил сестру Франсуазу. Двадцатилетняя сестра Мария стояла на коленях посреди комнаты, дожидаясь, пока наступит агония. При этом присутствовали еще около двадцати сектантов, среди которых были советник Парижского суда де Меренвиль, бригадир королевской армии де Лятур-Дюпен, офицер мушкетеров Янсен и другие особы не столь высокого положения.

Сначала Франсуаза лежала на полу, и ее били цепями. В семь часов она легла на большой крест, к которому начальник церемонии пригвоздил ее ладони и ступни. В четверть восьмого крест подняли. Увидев это, сестра Мария начала биться в конвульсиях. Франсуаза оставалась на кресте до половины одиннадцатого. Тем временем Марию прибили ко второму кресту, но через три четверти часа она воскликнула: «Снимите меня скорее, я умираю». Испуганные ассистенты повиновались. Сестру Марию отвели в соседнюю комнату и умыли «чудотворной водой блаженного Пари». Вскоре Мария вернулась, чтобы посмотреть, как будут снимать с креста Франсуазу. «Обе женщины, — добавляет Кондамен, — труженицы, и зарабатывают себе на жизнь руками. На следующий день им предстояло работать израненными членами».