Брат Рон проглядел коротенькое письмецо и… улыбнулся:
- Хм… В Алат? А Надзирающие в отряде есть?
Глава 26. Кром Меченый.
Второй день третьей десятины третьего лиственя.
… Здесь, в предгорьях Шаргайльского хребта, Серебрянка оставалась холодной, как лед, даже летом. А сейчас, в середине третьего лиственя, она просто дышала морозом.
Потрогав воду пальчиком, леди Мэйнария зябко поежилась и затравленно посмотрела на меня:
- Она же ледяная!!!
Я кивнул и бросил на землю собранный по дороге сушняк:
- Да. Но больше помыться негде…
Баронесса брезгливо потрогала свои волосы, сморщила носик и неуверенно потянулась к шнуровке колета.
Мысленно усмехнувшись, я снял с плеча котомку, присел на корточки и вытащил из нее сверток с мыльным корнем, пучком мочала и чистой нижней рубашкой:
- Вот. Пригодится…
- Спасибо… - обрадованно воскликнула леди Мэйнария, выхватила его у меня из рук и, непонятно почему покраснев, унеслась к здоровенной иве, растущей у самой воды в паре десятков шагов вверх по течению.
Проводив ее взглядом, я занялся костром - сложил мелкие ветки домиком, обложил их деревяшками покрупнее, потом подтащил к ним пару бревен, валяющихся на берегу, и взялся за кресало…
… Мылась баронесса недолго - от силы минут десять. Но за это время успела замерзнуть до такого состояния, что, выбравшись из воды, не смогла ни толком одеться, ни просушить волосы.
- Х-х-холод-д-дно… - стуча зубами, подбегая к костру, пролепетала она, присела на корточки и протянула руки к огню. - У-у-у, как хорошо!!!
У меня перехватило дух и остановилось сердце: я тут же уставился на нее и… увидел Ларку: рыжие волосы, разбросанные по плечам, синие трясущиеся губы и покрасневшие, негнущиеся пальцы.
- З-з-заканчиваю… - не переставая полоскать в проруби какую-то тряпку, непослушными губами пробормотала сестричка. - Осталось д-две прост-т-тыни…
- Вечер… Никто не видит… Дай, помогу! - с ненавистью покосившись на окна верхнего этажа донжона замка Тьюварр, предложил я.
- Нос в к-к-карауле… - вздохнула Ларка. - Если з-з-заметит - обязательно д-д-доложит Гус-с-сыне. И т-т-тогда я опять получу плет-т-тей…
- Червяк! Слизень!! Мокрица!!! - сжав кулаки, зашипел я. - Вырасту - переломаю ему все кости!!!
- Нос уже с-с-сломали. Не помогло… - фыркнула Ларка. - К-к-каким был, т-т-таким и остался…
- Тогда… Тогда…
- Иди к-к-ко мне, защитник! - улыбнулась она, бросила простынь в корзину, обняла меня и запустила руки за пазуху: - У-у-у, как хорошо!
- Что-то не так? - увидев, как изменился мой взгляд, испуганно спросила баронесса. Потом оглядела свою рубашку, заметила, как топорщится мокрая ткань на сжавшихся от холода сосках, зарделась и, прикрыв рукой грудь, вскочила на ноги: - Ты… Ты…
Пожав плечами, я уткнулся взглядом в огонь, а через пару мгновений снова уставился на баронессу. На этот раз - с удивлением: вместо того, чтобы продолжить возмущенную тираду и обозвать меня похотливым животным или еще чем-нибудь в этом роде, леди Мэйнария вдруг вздохнула и примирительно пробормотала:
- Прости… Мне показалось, что… Ну… Просто у тебя был такой взгляд, как будто…
Я не поверил своим ушам: передо мной извинялась целая баронесса! Причем извинялась не просто так, а искренне!
В общем, промолчать у меня не получилось:
- Ничего…
… Всю дорогу до охотничьего домика леди Мэйнария молчала. И во время ужина - тоже. А после него, забравшись на свое ложе и дождавшись, пока я потушу лучину, неожиданно заговорила:
- Кром?
- Да, ваша милость?
- Тогда, в Атерне… Я слышала звуки боя… Это были люди графа Варлана?
Я перевернулся на бок, вгляделся в темноту и зачем-то кивнул:
- Угу…
- Значит, замок они захватили?
- Угу…
- Их было много?
- Угу…
Баронесса помолчала несколько минут, а потом еле слышно прошептала:
- Как ты думаешь, что с моей мамой и братом?
Я вспомнил разговор, услышанный на лестнице, потом словно воочию увидел окровавленное детское тело, лежащее поперек кровати в покоях барона Волода, и угрюмо вздохнул.
Услышав вздох, леди Мэйнария тихонько всхлипнула, помолчала минуты две и… все-таки уточнила:
- Ты так думаешь или… знаешь?
Я зажмурился… и услышал, как скрипнуло ее ложе. А потом - и шорох босых ног по полу.
Девушка остановилась рядом с моей лавкой и умоляюще выдохнула:
- Кром! Ну, пожалуйста… Я должна знать!
Странно, но в ее мольбе мне вдруг почудились стальные нотки!
'Белая кровь…' - подумал я. И, немного подумав, решил, что она действительно имеет право знать, что стало с ее родными: - Ваш брат погиб… Точно… Я видел тело в его покоях…
- А мама?
- На четвертый этаж я не поднимался, но слышал… разговоры…
Через некоторое время баронесса догадалась:
- Ссильничали?
Я еле слышно вздохнул, услышав, как скрипят зубы ее милости. И поему-то почувствовал себя виноватым.
Ее милость молчала целую вечность. А потом горячечно зашептала:
- Кром! Скажи, ты убил хоть одного из них?
- Угу…
- Слава Вседержи… - начала, было, она и прервалась на полуслове. Потом мою руку обожгло ее прикосновение:
- Кром?
- Да, ваша милость?
- Ты спас мне жизнь… Но… почему мне?
- Кро-о-ом? - в голосе Элларии звучала самая настоящая вина, и я мгновенно проснулся.
- Да, Ларка?
- Почему мне?
Я приподнялся на локте и непонимающе вытаращил глаза:
- Что 'мне'?
Сестричка подняла руку и продемонстрировала мне мой вчерашний подарок:
- Варежки…
- А кому? - удивился я.
- Маме… Сатии… Кому-нибудь еще…
Я понизил голос:
- Мама уже давно не встает… Сатия мне просто нравится… А тебя я люблю! Больше всего на свете…
- Я тебя тоже люблю… - выдохнула сестричка и улыбнулась. Так ласково, что у меня на глаза навернулись слезы…
- Кро-о-ом? Почему мне?
Что я должен был ей сказать? Что она - тень Элларии? Ожившее воспоминание? Или подарок Двуликого к концу моего Пути?
- Ваша милость, давайте спать: утром мы идем в Аверон…
… Запалив лучину, я закрепил ее в держателе, повернулся к ложу леди Мэйнарии и мысленно вздохнул: судя по еще не подсохшим пятнам от слез на плаще, она проплакала всю ночь. И забылась сном перед самым рассветом.
Решив дать ей поспать еще немного, я сходил до ветру, потом оделся, разжег огонь в очаге, поджарил остатки мяса и принялся разбираться с боевыми трофеями. Пытаясь понять, что из награбленного лесовиками может пригодиться в дороге, а что надо будет оставить в домике в подарок тем, кто посетит его после нас.
Отложил в сторону деньги, десяток колец с драгоценными камнями и без гербов и пяток ожерелий. Потом посмотрел на камзол баронессы и, подумав, добавил к куче пару массивных золотых кубков и кинжал с огромным рубином вместо навершия: появляться в столице в таком виде, да еще и пешком, ее милости явно не стоило. А кони и наряды для белых стоили бешеных денег.
Потом мне на глаза попался массивный серебряный гребень с рукоятью в виде танцующего журавля, и я тоже отложил его в сторону: выходя из домика, леди Мэйнарии стоило причесаться…
… Когда я закончил разбираться с трофеями и начал забрасывать все ненужное обратно в мешки, ее милость, наконец, открыла глаза и, наткнувшись взглядом на меня, почему-то покраснела! Густо-густо. Так, как будто я застал ее во время переодевания.
Причины ее смущения я не понял. Но сделал вид, что не заметил. И склонил голову в приветствии.
- Доброе утро… - ответила она, откинула в сторону плащ, посмотрела на щелочку над дверью, в которую пробивался солнечный луч, и вопросительно приподняла бровь: - Ты ж говорил, что надо выйти на рассвете?
Говорить о том, что я решил дать ей поспать, и, тем самым, напоминать о судьбе матери и брата, было бы жестоко. Поэтому я предпочел солгать: