— Все, что угодно. Что ты хочешь?

Но еще до того, как она успела ответить, он понял по ее глазам, что она мечтает о его поцелуе. Адам сжал ее в объятиях и стал целовать с таким страстным самозабвением, что Дженис чуть не задохнулась.

— Ты этого хотела? Я не ошибся? — спросил он чуть слышно. Она кивнула в ответ, чувствуя, как у нее кружится голова от восторга. — Это только аванс, пока мы не разобрались, что к чему.

Держа Дженис за руку, Адам провел ее к диванчику, помог поудобнее устроиться, после чего опустился рядом, вглядываясь в ее глаза.

— Так скажи мне, когда ты впервые поняла, что любишь меня? Ты сказала «всегда», но не значит же это, что ты…

Он осекся, когда Дженис кивнула в ответ.

— Я была по уши влюблена в тебя, Адам, с того момента, когда ты пришел мне на помощь после того, как я попала под мотоцикл. С тех пор моя любовь становилась лишь крепче. Я пыталась сказать тебе об этом, но ты лишь смеялся!

— В день твоего восемнадцатилетия? — тяжело вздохнул Адам. — Право, я и не представлял тогда, как мне реагировать на твои признания…

— Похоже на то! — нервно засмеялась Дженис, чувствуя, что лед наконец-то тронулся.

— Это была не вспышка эмоций, скорее наоборот. Я накричал на тебя, чтобы удержать тебя от рассуждений на тему, в которой ты ничего, на мой взгляд, не понимала, и, кажется, еще больнее ранил тебя. Потом, я и представить не мог, что ты говоришь всерьез. Я подумал, что это всего лишь действие впервые выпитого тобою вина…

— Возможно, и это оказало свое действие. Думаю, мое чувство к тебе было в тот момент подростковым увлечением, которому надо было созреть…

— Ты тогда так вспылила!

— Потому что не знала твоих истинных чувств и от страха прямо-таки цепенела.

— Тебе самой прекрасно удавалось прятать свои чувства в течение многих лет!

— Ты тоже не был образцом любви и чуткости, — запротестовала Дженис. — «Я готов жениться на тебе, потому что иначе буду чувствовать себя подлецом…» Так ты говорил?..

Поцелуй Адама прервал поток ее обвинений.

— Да, знаю, знаю, — прошептал он, оторвавшись наконец от ее губ. — Но я не видел другого пути удержать тебя. Я так желал тебя тогда и уже понимал, что не смогу жить без тебя. Твоя беременность была как дар небес… Что случилось?

Дженис вздрогнула. На лице ее выступил румянец, глаза заблестели.

— Ты меня желал, — повторила она. — Понимал, что не сможешь жить без меня? Почему же ты этого не сказал тогда же?

— Стала бы ты слушать! Черт возьми, Джен, ты бы хоть знак какой подала, а то никакой помощи, одна пикировка! А потом, я же знал, какого ужасного мнения ты обо мне была.

— Я? О боже, ты про тот разговор в школе!

— Именно, — угрюмо кивнул Адам. — Мне не оставили ни малейшего повода для сомнения в том, как низко я стою на шкале твоих оценок, и самое главное, что все это было совершенной истиной. Я и в самом деле много дров наломал и обзавелся репутацией, которой не позавидуешь. Меня и в самом деле нельзя было назвать однолюбом. Но, оглядываясь назад, я могу сказать, что в отношении тебя речь с самого начала шла о чем-то большем. Думаю, я всегда был в полушаге от любви к тебе, просто не понимал этого.

— Да ладно тебе, Адам! — не сдержалась Дженис. — Тебя не было в Гринфилде столько лет! Мы с тобой почти и не виделись… Ты… Ты просил Оливию выйти за тебя замуж.

— Знаю! — Адам мягко сжал в руке ее пальцы. — И все же дай мне возможность до конца объясниться. Все эти годы ты оставалась для меня запретной территорией — на тебя впору было вешать таблички «Руками не трогать» и «Не прикасаться»! Я с головой ушел в работу и, казалось, сумел от всего этого отрешиться. Я вовсю разыгрывал из себя самостоятельного и свободного мужчину. Вот тогда-то я и познакомился с Оливией. — Он еще раз вздохнул, погрузившись в воспоминания. — Да, я хотел жениться на Оливии, это правда. Но я никогда не любил ее по-настоящему. У нас все шло как по маслу, и она казалась мне подходящей парой, но с того момента, когда Оливия ответила на мое предложение согласием, мне вдруг стало неуютно и тревожно, сам не знаю почему; тогда я все списал на усталость. Но потом Оливия бросила меня, и я решил вернуться в Гринфилд — зализывать раны. Уже по дороге сюда я думал лишь об одном — о том, что здесь живешь ты. Мне захотелось побыть с тобой, поговорить, и я гнал машину как проклятый. Но как только я добрался до Гринфилда, от моей уверенности не осталось и следа. Поэтому я остановился в придорожном кафе и выпил — для храбрости.

— Ты напился из-за меня? — с веселым изумлением спросила Дженис. Ей показалось невероятным, чтобы Адам — уверенный в себе, несгибаемый Адам Лоусон — мог до такой степени бояться встречи с ней.

— Напротив, я рассчитывал тем самым отвлечься от мыслей о тебе. После всего, что произошло между нами в прошлом, я не был уверен, что ты захочешь общаться со мной. Я боялся, что ты захлопнешь дверь перед самым моим носом. Но превозмочь себя мне не удалось, и, как только я увидел тебя, мне сразу же стало легче. Вдруг все перестало иметь значение, осталось одно — умиротворение.

— Но ты раздражался на каждый мой шаг!

— Я? — Адам расплылся в улыбке. — Я наслаждался твоим обществом и все яснее осознавал, что наш разрыв с Оливией — счастье. Господь не позволил мне жениться на нелюбимой. Когда ты призналась, что твой принцип «Все или ничего», я вдруг понял, какими жалкими и беспомощными были мотивы, по которым я собирался жениться на Оливии. Но с таким подходом все оказывалось куда более сложным.

— Сложным? — спросила Дженис, нахмурившись.

— Чем больше я смотрел на тебя, тем больше ты мне нравилась. Мне захотелось остаться с тобой, и я… я желал тебя, Джен.

— Но ты был решительно настроен на то, чтобы уйти, — тут же возразила она, и Адам кивнул в ответ.

— Разумеется! Я знал, что произойдет, если я останусь, и оказался прав, хотя, разумеется, не предполагал, сколь драматичным все это окажется. Но я ни секунды ни о чем не пожалел впоследствии. Лаская тебя той ночью, я убедился в том, о чем догадывался всегда, — ты единственная из женщин, которую я по-настоящему желаю, а все, что было у меня с другими, — лекарство от скуки в ожидании момента, пока ты станешь взрослой. Я проснулся утром, полный решимости сказать тебе…

— И нашел эту ужасную записку! — содрогнулась Дженис. — Адам, я просто пыталась…

— Знаю, знаю, — мягко остановил ее он. — Точнее, теперь знаю. А тогда я был вне себя от досады и злости. К тому же я испугался, поняв, что тебе ничего этого не нужно. Тем не менее я решил попытаться поговорить с тобой, поэтому и пришел в школу. Я не искал никакого Пола, я хотел поговорить с тобой, Джен.

И вместо этого он услышал из ее уст свою собственную убийственную характеристику с обвинениями в непостоянстве по отношению к женщинам!

— Мне показалось, что я для тебя — очередная подруга на одну ночь, Адам.

— Нет, никогда! Вернувшись домой после стычки с тобой, я остыл и поклялся во что бы то ни стало добиться тебя… Как вдруг этот чертов конфликт с контрактом — я звонил тебе из Штатов каждую ночь, сердце мое!

— Знаю! — Ни тени сомнения не прозвучало в ее голосе. — Просто я отключала телефон.

— Я вернулся сразу, как только смог. Когда же я обнаружил, что ты беременна, я подумал, что это настоящий подарок судьбы, дающей мне возможность заставить тебя выйти за меня замуж.

— Но почему ты просто не сказал?

— А ты мне поверила бы? Вспомни, ты сама говорила подруге, что я не могу быть верен женщине более месяца. К тому же ты, видимо, считала, что я провел с тобой ночь назло Оливии. Как бы я смог убедить тебя, что именно ты — женщина, которую я по-настоящему люблю? И потом, ты с такой явной неохотой пошла за меня замуж и даже после свадьбы не называла наш брак иначе как фикцией, уверяя, что, если бы не ребенок, ты не приняла бы мое предложение…

— Я полагала, что тебя интересует лишь ребенок, но не я.

— Какая ты все же дурочка, Джен!